Комната для ночлега была убогой, лежанки – жесткими. Тимша, однако, этого не замечал: в его скромном домике кровать была не лучше. Он с удовольствием вытянулся на твердом, как камень, ложе и наблюдал за действиями охотника. Тимшу распирало желание выяснить подробности услышанного про портрет в галерее у Зеленой башни. Но небольшой опыт последних дней подсказал юноше: не всегда вопрос, заданный напрямик, предполагает такой же прямой ответ. Потому он молча посматривал на Синигира.
Тот вертел в руках тощую подушку и ворчал:
– Что за ткань? А внутри – солома!
Присев на кровать, охотник вновь оказался недовольным:
– О, силы небесные! Да тут доски, прикрытые тряпьем!
– Конечно, это не перина из пуха белых уток, – не выдержал зверолов.
– Каких таких уток? – удивился Синигир.
– Мне кажется, что тебя дома дожидается именно такая: мягкая и белоснежная, как твои рубахи, а как же иначе?
Он чуть не сказал «перина, как в Дювонском замке», но удержался.
Синигир лег, пробормотав почти со стоном:
– Во всяком случае, в моем доме есть теплое одеяло и удобная подушка. А тут такая бедность!
– А как же ты будешь спать, не искупавшись? – скрывая насмешку, поинтересовался юноша у раздосадованного спутника.
– Плохо, – огрызнулся Синигир.
Однако уже через минуту в комнате наступила тишина: утомленные путешественники уснули: Синигир – несмотря на жесткую постель, а Тимша – на желание выспросить у охотника о его предках и портретах в Зеленой башне.
Мур же не смыкал глаз: смотрел в ночное небо, клочок которого с тремя яркими звездами был виден в окно его комнатушки. Память осторожно рисовала картину далекого-далекого прошлого, казалось, забытого навсегда: такое же небо, такие же звезды… Память – коварная штука, так и норовит вытащить откуда-то из своих глубин то, что тревожит и гнетет. Память, которую Мур давно подчинил себе, вдруг вырвалась на свободу, и Мур, уступая, погрузился в воспоминания…
Утром ранняя пташка – Тимша – принялся будить Синигира привычным уже способом: потрясая за плечо и крича: «Вставай! Пора!»
– Опять! – не открывая глаз, простонал охотник, – не удивлюсь, если за окном еще темно.
– Вполне светло. Мур уже проснулся и спустился вниз, наверное, ждет нас. Вставай!
Мур сидел на вчерашнем месте, опять созерцая пламя в камине.
Хозяин бегал по харчевне, подкладывая дрова в камин. Увидев Синигира, радостно замахал руками:
– Господин охотник! Вода готова!
– О силы небесные! – изумился Тимша, – добился же все-таки своего!
Несмотря на ранее утро, жизнь в харчевне кипела: тощий хозяин носился туда-сюда, прикрикивая на жену, похожую на сухую тростинку, и мальчика-слугу: «Пошевеливайтесь!» хотя они и так бегали, то и дело сталкиваясь друг с другом. Двери хлопали, горшки гремели, ноги топали… А виновник переполоха, благосклонно кивнув, удалился.
Пока охотник отсутствовал, хозяин, вчера еще унылый, а сегодня бодрый и веселый, собственной персоной подавал завтрак: пироги, тушеное куриное мясо, печеные овощи, душистый сыр.
– Не удивлюсь, если хозяин ночь не спал, бегал по склонам и покупал для господина охотника продукты, – любуясь снедью, красиво разложенной в белые тарелки, проговорил Тимша, – да и посуду, наверное, из сундуков достал. Вон какая тонкая работа!
– Да, – задумчиво произнес углежог, – давно я не ел в здешних тавернах. Я-то думал: только на Черных болотах нет хорошей еды, а, оказывается, и на холмах мало изобилия. В прежние времена даже в такой отдаленной харчевне путникам могли предложить много чего помимо пирогов и сыра.
– А по мне – богатый завтрак, – возразил Тимша, – ведь вчера ничего не было.
Он повертел головой по сторонам, потом повернулся к углежогу.
Поскольку тот, по обыкновению, молчал, Тимша вступил в беседу сам с собой:
– Я все никак не приду в себя от твоей вчерашней новости, но ничуть не сомневаюсь – Синигир – точно не простой человек. Я это заметил, когда у него дома оказался. Как же так вышло, что он стал охотником? В Синем лесу ходят слухи, будто и мать его – охотница – погибла от лап медведя, но слухам я не верю. Мало ли, что говорят.
– А чему ты веришь? – неожиданно спросил Мур.
– Своим глазам. А еще, только не удивляйся, я доверяю своим рукам.
– Как так? – в глазах углежога, как это бывало нередко при разговоре с юношей, затеплился ласковый огонек.
– Просто! – с готовностью ответил Тимша, – я делаю ловушки – самые лучшие в Синем лесу.
Тут юноша смутился: слова о самых лучших ловушках, прозвучали, как ему показалось, как-то уж очень в духе Синигира. Но поскольку Мур слушал и смотрел заинтересованно и серьезно, Тимша продолжил:
– Но мне никто не показывал, как их делать: мои руки сами по себе плетут силки и петли, а если нужно сделать приманку – руки сами знают, как. Вот потому я верю своим рукам.
– Скажи, а где ты давно живешь в лесу?
– С рождения. У меня есть дом… домик, недалеко от деревни, стоит среди синих елей. Достался он мне от родителей. Они умерли двенадцать зим назад.
– С тех пор ты один?
– Да… первое время приходила добрая старушка, что жила в хижине на Можжевеловой горе, а потом уж я и сам справлялся. Но меня всегда окружают мои зверушки с тех пор, как я себя помню. Мама зверей любила, знала их повадки, и я помню, как она учила меня обращаться с животными.
– Что же ты с ними делаешь, когда поймаешь?
– Продаю в деревнях.
Тимша принялся оживленно рассказывать о своем ремесле, даже не взглянув на явившегося, наконец, Синигира, потряхивающего мокрой золотистой шевелюрой.
– Главное в моем ремесле – ловить животных, учить их. Я приманиваю зверьков, что служат в хозяйстве. Например, лафы и ежи ловят мышей в домах, а лесные собаки дома охраняют их, но их часто покупают еще и для детей – собаки эти умеют говорить.
– Что? – изумился Мур, слушавший юношу очень внимательно.
– Они понимают человеческую речь, и их можно научить некоторым словам. Но только вот почему-то собачки у других людей не очень-то разговорчивы.
– Не удивительно, – усмехнулся Синигир, – ты-то кого хочешь разговоришь, а уж лесную собаку – очень легко!
– А еще есть тирулы, они умеют находить грибы и съедобные коренья. Тирулов собиратели покупают, только их тоже обучить надо, – не обращая внимания на шутку охотника, с воодушевлением рассказывал Тимша.
– Собирателей поучить не мешало бы, да, тут ты прав. Иной раз не грибы мне приносят, а всякую дрянь, – усмехнулся охотник.
– Я про тирулов говорю.
– А! – Синигир невинно похлопал глазами, – а я подумал…
– Я и не знал, что столько чудесных зверей водится в Синем лесу, – искренне удивился Мур.
– А гика зачем? – принимаясь за еду, поинтересовался Синигир.
– Ну, она красивая, а потом их покупают и из-за яда тоже: он нужен для некоторых снадобий. Но гика – редкое животное, я ее ловил всего пару раз. Она приручается легко и весьма ласкова.
– Да уж! Очень ласковая белочка! Не считая маленького, малюсенького такого недостатка: больно кусается и ядовитая. А так – очень ласковая! – заметил Синигир, впрочем, довольно весело: по всей видимости, он уже почти забыл, как серьезно пострадал от яда гики.
– Ты, видно, любишь свое ремесло? – между тем продолжал расспросы Мур.
– Я всегда жил в лесу, и это только и умею, но ты прав: мое ремесло мне по душе, хоть и не приносит большой прибыли.
– Прибыль, пожалуй, не главное, – улыбнулся Мур.
И как только мелькнула улыбка на лице его, прогнав суровость, оно, утратив жесткие линии, стало замечательно красивым.
Тимше нравился такой Мур: приветливый, улыбающийся, – юноша с удовольствием согласился с ним и принялся рассуждать о том, что, по его мнению, главное в жизни.
– Да, не прибыль! Главное – делать то, что нравится, и делать хорошо, с удовольствием, тогда и другим будет польза и радость.
– По-твоему, всякое ремесло может нравиться тому, кто им занимается? – спросил Синигир, впрочем, продолжая с аппетитом поглощать вкусный завтрак.
– Конечно! Вот Мур – углежог, делает уголь, людям от этого хорошо.
– Людям-то хорошо, но я не могу представить, как может нравиться труд углежога самим углежогам. Да на болотах жить невозможно, не то, что заниматься ремеслом, – заметил Синигир.
– Однако же углежоги живут и работают, – ответил задумчиво Мур, – хотя ты прав: труд их тяжел, да и местность не добавляет удовольствия их существованию.
– Да уж, в Синем лесу гораздо веселее, и зверей ловить – занятие более занимательное, чем уголь жечь, – заметил Синигир, – но каждый выбирает сам, как ему жить и где.
– Каждый живет так, как распоряжается судьба, – вновь мрачнея, проговорил Мур.
– Хочешь сказать: ты не сам выбрал жизнь на болотах? Но ведь, как я понимаю, это вовсе не твоя судьба? Ведь жил ты раньше в Дювоне, разве нет? – спросил Синигир.
– Давно, много-много лет назад. Я был совсем юн, вот как Тимша, – углежог кивнул на зверолова.
Тимша, у которого замечание Мура о своем возрасте не вызвало восторга, хотел спросить, как же углежог оказался на болотах. Но тот добавил, предвосхитив вопрос:
– Я сам, по своей воле, выбрал Черные болота. Но не всегда наш выбор совпадает с желанием. Я не мог оставаться в Дювоне: либо болота, либо гибель.
– То есть ты не совсем углежог, – уточнил Синигир, выразительно посмотрев на зверолова, – это после войны карагаев и витаров ты стал жить на болотах?
Мур взглянул на Синигира, потом на Тимшу и неожиданно поднялся:
– Думаю, моя жизнь не стоит того, чтобы обсуждать ее так долго. Завтрак затянулся, а нам пора в путь. Уже давно рассвело.
Он решительно вышел, не оглядываясь на озадаченных спутников.
– Наш углежог скрывает истину, – Синигир тоже поднялся, – и я даже знаю, какую.
– Ты по-прежнему считаешь его витаром? – спросил Тимша, складывая в мешок еду, оставшуюся от завтрака, – но, кроме догадок, нет ничего, что…
– И наблюдений, – прервал товарищи Синигир, – как и ты, я доверяю своим глазам.
Мур выезжал со двора, когда охотник и зверолов оседлали коней, поэтому они ехали сзади и могли продолжить разговор.
– Путешествовать с Муром становится опасно, – говорил негромко охотник, – вот окажемся мы на Вонючих болотах, где не могут жить люди, и там они вместе, витара и Мур, нашлют на нас столбняк какой или лихорадку.
– Да ведь Мур не сказал бы о ведьме, если бы хотел нам зла. Ведь мы сами вызвались ехать, – не соглашался Тимша, – и зачем ему вредить, мы ведь хотим помочь?
– В чем помочь? Тут ведь чары, – покачал головой охотник, – как бы выпытать хоть что-то! Но Мур хитер, и ни в чем не признается.
– Да, может, Муру не в чем признаваться, – защищал углежога юноша.
– Тихо, – зашипел охотник, – у него такой слух – любой охотник позавидует.
– Мур удивительный, я таких людей не встречал.
– Ха! Не мудрено! Во-первых, ты знаком только с жителями Синего леса, – усмехнулся Синигир.
– А во-вторых? – подозрительно покосился на спутника зверолов.
О проекте
О подписке