16. Куда идти безнадежно влюбленному?

Запретный плод вам подавай.

А. С. Пушкин.

Переворот удался. Опасный карнавал закончился фейерверком наград. Потемкин получил четыреста душ крестьян, десять тысяч червонцев и чины, офицерские и придворные, последовавшие один за другим – в короткий срок он, перепрыгивая через ступеньки служебной лестницы, стал поручиком гвардии и камергером, достиг четвертого класса Табели о рангах.

То, что его отец и дед выслужили веками, он получил за несколько дней, а за несколько лет поднялся на немыслимую, недоступную для них высоту.

Но разве ради этого он бросился в водоворот переворота? Нет, он добивался совсем другого.

«Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце и вместе с цветами заковывает его цепями. О Боже! Какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать! Ту, которая не может стать моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее такой прекрасной?! Зачем ты создало ее такой великой?! Зачем, о небо, ты создало меня, обреченного ее любить! Одну ее, навеки! Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст! Ее прелестный образ никогда не исчезнет из моего сердца!»

Получив чины и звания, Потемкин не обрел утерянной головы, не излечил разбитого сердца. Оказавшись в ближнем кругу императрицы, он не нашел сил взять себя в руки. Ловил ее взгляды, улучив момент остаться наедине, падал на колени, целовал руки, путаясь в словах, объяснял свои чувства – Екатерина, казалось, с удовольствием принимала эти знаки безумной любви сумасшедшего влюбленного.

Но кроме игривой улыбки, не отвечала ничем. Весело смеялась, когда он подражал ее голосу, подолгу беседовала о церковных делах – она назначила его заместителем обер-прокурора Синода, ничуть не смутилась, когда он пытался вызвать ревность рассказами о планах свататься к влюбившейся в него фрейлине, графине Елизавете Разумовской, отец ее благоволил этому браку, мало того, императрица сама предлагала помочь свататься.

Когда, отчаявшись, он который раз собирался уйти в монастырь и надолго исчезал, Екатерина вспоминала о нем и возвращала ко двору… Но, обнадеженный вниманием, он опять оставался ни с чем. Конечно, он вел себя глупо, как это всегда происходит с влюбленными. Но что делать, любовь властвовала над его помыслами и сердцем сильнее разума и здравого расчета. Все это длилось почти семь лет. Семь лет – достаточное время, чтобы отрезветь даже от безумной любви.

Все эти годы он прожил как во сне. Как будто не замечая рядом со своей возлюбленной Григория Орлова. Как будто его и не существовало в этом мире рядом с ней. Как будто он не добивался венчания с императрицей. Как будто она не принадлежала ему все эти годы. Как будто он не жил все эти годы вместе с ней, в Зимнем дворце, в комнатах рядом с ее покоями.

Как будто он не приходил к ней каждую ночь в спальню и не делал с нею на широкой постели под балдахином то, что делает с женщиной мужчина, охваченный безумным стремлением проникнуть в ее плоть, сладостно терзая и ее и себя. Кто-кто, а Гришка Орлов умел это делать. Бабы млели от одного его взгляда. И она, императрица, как будто не такая баба, как все, и не так вожделеет ее плоть. И как будто она не рожала от него несколько раз.

Бывший канцлер Бестужев-Рюмин, возвращенный из ссылки, стараясь вернуть себе прежнюю роль при дворе, предлагал выдать Екатерину замуж за сидевшего в каземате Шлиссельбургской крепости, когда-то объявленного императором, Иоанна VI Антоновича. А потом все же за Григория Орлова. Но сторонники Панина, державшего в руках наследника престола, великого князя Павла Петровича, оказались сильнее, и императрица осталась Екатериной II, так и не став госпожою Орловой.

Потемкин не вникал в борьбу партий, не участвовал в интригах, не выстраивал карьеру. Он не мог совладать с собою, он мгновенно терял голову и способность здраво размышлять, потому что:

«Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце и вместе с цветами заковывает его цепями. О Боже! Какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать! Ту, которая не может стать моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее такой прекрасной?! Зачем ты создало ее такой великой?! Зачем, о небо, ты создало меня, обреченного ее любить! Одну ее, навеки! Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст! Ее прелестный образ никогда не исчезнет из моего сердца!»

Ему оставалось только уйти в монастырь, но он знал, что и в монастыре ему долго не выдержать. И тут вдруг началась война.

Куда идти безнадежно влюбленному как не на войну? Туда, где льется кровь, где можно пасть, сраженным пулей иль булатом, и умереть с именем любимой на устах.

17. Кровь свою пролить

Жил на свете рыцарь бедный.

А. С. Пушкин.

Если возлюбленная столь жестокосердна, что не замечает страданий и мучений его бедного сердца, он пойдет навстречу смерти и сложит голову в бою, прославляя ее имя или… Или, если судьба благосклонно сохранит его среди огня картечных залпов и сабельных ударов, он вернется блистательным героем и положит к ее ногам славу своих подвигов, добытую пролитой кровью на полях сражений, и, может быть, тогда владычица его помыслов обратит внимание на того, кто рисковал жизнью ради одного ее взгляда.

Приняв такое решение, несчастный влюбленный должен проститься со своей дамой сердца, в глубине души еще не утратив тень надежды, что она в последний миг остановит его и не отпустит сложить буйную голову на поле брани. Как числящийся в придворном штате, Потемкин написал прошение отпустить его на войну. Этот официальный документ больше походил на пылкое объяснение в любви, последний крик отчаявшейся души.

«Всемилостивейшая Государыня!

Определив жизнь мою только для службы Вашей, не щадил ее нимало, где был бы случай к прославлению Высочайшего Вашего имени. Нет для меня ничего драгоценнее жизни – и она Вашему Величеству не лицемерно посвящена велением души моей. Конец только оной окончит мою службу. Поставя сию службу себе прямым долгом, не мыслю ни о какой другой награде, кроме благосклонности Вашей, которую единственно себе наградою за усердие почитаю.

Но Высочайшая милость, которой я особенно взыскан, наполняет меня отменным к персоне Вашего Величества чувством признательности. По воле всевышнего обязан я служить Государыне и моей благодетельнице. И благодарность моя тогда только изъявится в полной мере, когда мне для славы Вашего Величества удастся кровь свою пролить.

Сей случай представляется в настоящей войне, и я не могу остаться праздным. Ибо более всего затвердил в сердце своем правило: ревностная служба своей Государыне и пренебрежение жизнью своей есть лучший способ к получению успехов.

Прошу дозволить мне из придворной службы определиться к действующей армии. Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе Вашей искупит недостатки моих способностей и Вы не будете иметь раскаяния в выборе Вашем».

Если бы императрица питала нежные чувства к подателю такого обращения, она, конечно же, не позволила бы ему отправиться под турецкие пули и объяснила бы, что не только «пренебрежение жизнью своей есть лучший способ к получению успехов», есть ведь и другие способы служить своей государыне, ей хорошо известные…

Но Екатерина не удержала странного поклонника, сгоравшего от страсти. И он, поменяв камергерский чин на генерал-майорский, принял под свое командование кавалерийский отряд.

Вместе с этим отрядом Потемкин участвовал в самых крупных сражениях с турками. Несколько раз под ним убивали лошадей, сам же он не получил ни одной раны. Война не излечила его от любви. Но освободила от сумасшествия любви. «Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной! Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви! Любовь покоряет сердце…» – эти слова по-прежнему звучали в его душе. Но теперь, вдали от Петербурга, он уже мог трезво осмысливать все происходящее в столице.

Как же смешон он был со своей любовью! «Твои прекрасные глаза меня пленили!» До любви ли, когда под тобою шатается трон!

Да, переворот удался! Но не потому, что Екатерина красиво прогарцевала перед пьяной толпой гвардейцев на горячем скакуне и помахала шпагой, на рукоять которой ему случилось привязать свой темляк.

Все это – мишура.

Переворот удался, потому что за этой мишурой стояли люди, обладавшие настоящей силой. От их ходов, движений – верных и неверных – зависел результат. И этот результат есть власть.

Екатерина увела желанный результат у них из-под носа, сама, может быть, не до конца это понимая. Хотя нет, она-то понимала… Это он, бросаясь перед нею в коридоре на колени и целуя руки, ничего не соображал… «Твои прекрасные глаза меня пленили…»

Теперь, вдали от столицы, Потемкин многое увидел другими глазами и многое – ой как много – понял!

18. Борьба партий

Pars, partis.

Партия (часть, группа), группа лиц, собранных с какой-либо целью; роль в драматическом спектакле; полная игра, с начала до конца.

Латинско-русский словарь.

Вот уже почти десять лет Екатерина на престоле. Да, она провозглашена императрицей и даже коронована. Да, ушли в могилу и Петр III (Петр Ульрих), и все, кто могли претендовать на трон – Иоанн VI Антонович, заколотый в своем каземате, и княжна Тараканова, называвшаяся дочерью императрицы Елизаветы и коварным обманом вывезенная из Италии Алеханом Орловым. Но очень многие рассчитывали получить власть в свои руки, заставив Екатерину плясать под свою дудку или вовсе сместив ее с уже насиженного ею трона.

Вошедшие в силу Орловы еще надеялись, что Екатерина все-таки выйдет замуж за Григория Орлова и ему достанется царская корона. Партия Орловых уже почти потеряла поддержку гвардии – графы Орловы жили во дворцах, владели тысячами душ крепостных и давно не пили в кабаках с рядовыми гвардейцами. А среди знати врагов у них куда больше, чем друзей. Орловы держались за счет разудалого Гришки. Пока он занимал спальню Екатерины, никто победить их не мог.

Но время шло. Гришка, по слухам, переспал со всеми фрейлинами и статс-дамами, а все никак не унимался, и все ему казалось мало. Поговаривали, что он не раз колотил ревновавшую его Екатерину.

Бабья доля известная, но все же она императрица… По бабьей участи полагается такое дело смирно потерпеть, но государыне сносить буйство своего подданного не к лицу… Похоже, что Екатерина уже тяготилась Орловыми, забравшими в свои руки больно много власти и возомнившими, что они всесильны…

Другая партия сложилась вокруг Паниных. Никита Панин, ведавший иностранными делами, и воспитатель подраставшего и уже совсем выросшего великого князя, наследника трона, имел достаточно силы, чтобы противостоять Орловым.

Их ненависть была взаимна. Орловы во время переворота под шум и крики ликующей толпы расстроили план Панина возвести великого князя Павла Петровича на престол. Панин преградил Гришке Орлову путь к царскому венцу.

Когда вопрос о браке императрицы с Орловым обсуждался на заседании Государственного Совета (само это обсуждение означало, что Екатерина уже дала согласие и остались пустые формальности), Панин поднялся с места и сказал:

– Императрица вольна делать что хочет, но госпожа Орлова не может быть русской императрицей.

Слова эти произвели впечатление на всех и вернули рассудительность Екатерине. Согласившись на брак с Орловым бабьим умом, тем самым бабьим местом, где он, «бабий ум», запрятан, она отрезвела умом монархини. Слова неумолимой логики, вспыхнувшие афоризмом, оказались сильнее самых, казалось бы, действенных доводов и альковных внушений. Дело отложилось.

Затянулось выяснение, Орловы сослались на пример Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. Разумовский отказался подтвердить брак с императрицей, а бумаги с церковной записью сжег. Женитьба Орлова на Екатерине расстроилась, хотя он продолжал верить, что не все потеряно.

За спиною Панина стояли многие недовольные возвышением Орловых. В первую очередь – немцы, стесненные при императрице Елизавете Петровне и поднявшие голову при кратком царствовании Петра III – как все вполголоса говорили – убитого Орловыми, чтобы занять его место.

А кроме того, Панин опирался на масонов… Потемкин слышал о масонских ложах, но не принимал их всерьез. А масонство, конечно же, не такая уж и безобидная игра; говорят, Панин записал в ложу и наследника престола великого князя Павла Петровича… Игра, потеха царя Петра кончилась потешным войском, победившим стрельцов, им потом, наигравшись, рубили головы совсем не потехи ради…

За Паниным большая сила… Тогда, во время переворота, Екатерина по сути дела обвела его вокруг пальца… Второй раз такое не пройдет…

Турецкая война на руку Орловым. Гришка Орлов, после победы своего брата над турецким флотом в Чесменской бухте, выступил на заседании Государственного Совета с планом «константинопольского похода». Завоевание Стамбула-Константинополя вознесло бы Орловых на недосягаемую высоту – как тогда Екатерине не сочетаться браком с прославленным героем, кто тогда оспорит первенство Орловых в государстве, у трона – и почему бы тогда Григорию Орлову не занять этот трон рядом с великой монархиней?

Но прежде еще нужно взять Стамбул-Константинополь. Путь к нему преграждают полчища турок и десяток крепостей. Возможно, все это и по силам русской армии под командованием Румянцева. Только станет ли Румянцев проливать кровь, свою и своих воинов, чтобы возвести на престол бесшабашного гвардейца Гришку Орлова, пусть себе и украшенного графским титулом, давно ли этот граф шатался по дешевым кабакам…

Таким образом, нужно понимать, есть и третья партия. Партия Румянцева. Румянцев последним из русских подданных принес присягу императрице Екатерине II Алексеевне. И это не случайно. Внебрачный сын царя Петра I, Румянцев, смирял себя и перед императрицей Елизаветой Петровной, и перед императором Петром III – он как-никак прямой внук Петра Великого, его, Румянцева, сводный племянник.

Но служить невесть откуда взявшейся заезжей блудливой бабенке и разгульным «аматерам» ее прелестей, ему, все-таки сыну царя, первому русскому полководцу, не пристало.

Родная сестра Румянцева, графиня Прасковья Брюс, которую он недолюбливал за тот же бабий блуд, ходила в лучших подругах у нынешней императрицы. Графиня Прасковья когда-то первая «освоила» Гришку Орлова, знала все секреты спальни императрицы и давно уже подумывала, что брат ничуть не меньше имеет права на престол, и тогда не нужно заискивать перед Екатериной, такой же бабой, как и она сама, и ничем не лучшей.

Зная тяжелый характер Румянцева, сестра понимала, что тот никогда не пойдет на переворот, а уж его бы поддержала вся доблестная армия, а не только пьяные гвардейцы. Но первое место при троне Румянцев мог бы занять. А это возможно, когда на престоле окажется законный наследник, правнук Петра Великого, великий князь Павел Петрович.

А пока на троне Екатерина, первым при ней будет Гришка Орлов, непобедимый в постельных баталиях.