Возвращение домой

Сиам вернулся поздним вечером. Я услышала, как он зовет меня: «Мам! Мам!» – не успев даже взойти на крыльцо. В его голосе мне послышалось опасение. А когда я ответила ему, он уже сидел передо мной и засыпал меня нескончаемыми тревожными вопросами.

– Как ты? У тебя все в порядке? Я рад, что у тебя все хорошо. Я так о тебе беспокоился!

Я была рада его видеть и внимательно осматривала его с головы до пят своими подслеповатыми старческими глазами. Вы бы его видели! Он покинул дом тщедушным подростком, а вернулся мужчиной средних лет. Его веснушчатая кожа обветрилась и загрубела с возрастом, но он все еще считал себя моим малышом. И я знала, что мой малыш рядом со мной, и он все такой же, и обитает в том же теле, которое, правда, изменилось по прошествии времени.

Я спросила, как у него дела. И он сказал мне, что по пути домой его все время тревожило одно чувство: внезапный страх потери любимых. Ему не хотелось представлять себе всякие ужасные вещи, сказал он, но его не покидала тревога меня потерять. Я рассмеялась и постаралась его успокоить, говоря, что когда придет мой час, это будет своевременно, потому как я жила слишком долго – достаточно долго, чтобы увидеть, как он стареет. А через десять лет он станет выглядеть в точности как я сейчас, и мне будет больно видеть, что он стал старше меня. И что уж было совсем невыносимо, так это наблюдать, как мой сын умирает на моих глазах. Я бы не смогла смириться с настолько противоестественным событием.

Сиам положил голову мне на колени, поднял на меня невинный взгляд, словно все еще был моим малюткой сыном.

– Я знаю, ты будешь жить вечно, мам, – сказал он. – Ты же бессмертная. Так ты мне сама говорила.

Эта его попытка мне польстить заставила меня рассмеяться. Он хорошо знал, от каких слов мне станет приятно.

– Да, – ответила я. – Я еще не скоро умру.

И тогда он задал мне вопрос:

– А Тай ведь не обладает бессмертным духом, правда? Ты ведь только мне его передала, да?

Я сказала ему, что Тай взял лучшее от их отца.

– Ваш отец хоть и практиковал черную магию, но коли его душа нацеливалась на что-то, то не успокаивался, пока этого не добивался. У Тая такая же сила воли, как и у вашего отца. Он преуспел в жизни. У него есть жена и дети, тебе об этом известно? А что ты? Что есть у тебя?

И он ответил, снова перейдя на свой родной диалект:

– У меня есть любовь к тебе, мам.

Я усмехнулась.

– Не надо лить мне мед в уши!

А потом я велела ему помыться и что-нибудь поесть.

На следующее утро мы узнали, что настоятель храма, который некогда позаботился о нашей семье, скончался. Мы с Сиамом вышли из моего дома в округе Сонг Кхон и направились к храму в округе Муак Лек, чтобы принять участие в похоронах. Тай с женой тоже приехали в храм из своего дома в округе Тхап Кванг. Похороны были грандиозные, гости съехались со всех концов страны. Внутри павильона, превращенного в святилище, была воздвигнута колоссальная статуя, и посетители могли воздать почести усопшему. Помощник покойного настоятеля, который после похорон должен был официально стать его преемником, оказался бывшим одноклассником и добрым приятелем Сиама.

Когда Сиам и Тай увидели друг друга в храме, Тай поинтересовался у брата, чем тот зарабатывает на жизнь, и почему он никогда мне не рассказывал, кем собирался стать. Тай аккуратно формулировал свои вопросы, словно знал что-то, чего не знала я, и как бы загоняя брата в угол, вынуждал его объясниться со мной. Сиам ответил, что занимался много чем и что у него все хорошо. У него было несколько разных бизнесов, и он много разъезжал по стране и за границей, где заключал сделки. По его словам, он был уважаемым человеком, знакомым с людьми из разных слоев общества – от занимавших низшие ступени социальной иерархии до тех, кто занимал высшие. Он говорил, что знает многих людей, которые его уважают. Он также заметил, что человек достигает определенного момента в жизни, когда ему недостаточно думать лишь о себе и своей семье, а хочется улучшить жизни своих сограждан. Он сказал, что мечтает заняться политикой, – и мне показалось, что это новая вершина, которую он вознамерился покорить. Сиам заявил брату, что хочет помогать другим, что вызвало у Тая усмешку: тот явно не поверил ни единому слову. У меня создалось впечатление, что оба мои сына даже теперь не могли спокойно взглянуть друг другу в глаза.

Оставшись наедине с Сиамом, я спросила, насколько серьезно его намерение помогать своим согражданам. Не станет ли он тем самым лишать короля его работы? Он засмеялся и ответил, что в наше время король выше политики. Он – столп нации и позволяет своему правительству заниматься повседневным управлением страной – правительству, которое отныне избирается народом. Сиам попытался мне объяснить, что Таиланд теперь являлся конституционной монархией.

– То, что говоришь, кажется мне чересчур сложным и далеким от жизни, – сказала я ему. – Раньше все было гораздо проще. Когда все стало таким запутанным?

– Мир не перестает меняться, – ответил он. – Ничто не вечно. Ты так не считаешь?

Хотя я с ним согласилась, но заметила, что вряд ли такие перемены приведут к чему-то хорошему. На что он ответил, что сомнение всегда приводит к хорошим результатам.

– Ладно, отлично, – сказала я. – Ты умело управляешься со словами.

Я помолчала перед тем, как задать ему следующий вопрос.

– А почему тебе хочется помогать людям, а не другим живым существам? С людьми не так просто иметь дело: они грызутся друг с другом, точно собаки. Слово «кхон», или «человек», означает полукровку, помесь разных пород: мы не знаем, откуда они все взялись. От них одни только неурядицы на Земле, потому что они считают себя лучше прочих живых существ. Они захватывают все, что могут, они проводят воображаемые границы, чтобы заявить свою власть над королевством или страной. Они придумали разные понятия вроде «государства» только для того, чтобы оправдывать вторжение в другие земли. И я видела, как с течением времени все становилось только сложнее. Видела, как люди жаждут все контролировать: страсти, любовь, бестолковое стремление к власти. Я все это видела. И по мере того, как продолжительность их жизни укорачивается, усиливается их стремление к бессмертию. Они готовы пойти на все, лишь бы почувствовать себя так, словно им уготована вечная жизнь. А что хорошего в вечной жизни? Никто никогда меня не спрашивал, каково это. А в ней нет ничего хорошего. Обладая бессмертным духом, ты вынужден бороться за выживание. Истина в том, что долгая жизнь – вовсе не счастливая жизнь, но лишь обретя счастье, ты хочешь жить как можно дольше. Познавшему счастье его становится всегда недостаточно: очень немногие научаются довольствоваться тем, что имеют. Я полагаю, что удовлетворение – вот что позволило моему отшельнику и Будде возвыситься над обычными людьми. Вот я и удивляюсь, почему ты хочешь помогать людям, а не другим живым существам.

– Потому что мы – смесь разных пород, мам. Более того, людям необходимо хорошенько перемешаться. Слово «кхон» происходит от глагола, который означает «смешивать»: чтобы стать по-настоящему людьми, мы должны смешаться с другими. Люди обладают способностью учиться, понимать, исправлять прошлые ошибки. Перемены людям даются нелегко. Это всегда вызов, но также и необходимость. – Он помолчал немного и добавил: – Разве ты не будешь гордиться, если однажды, в будущем, люди станут вспоминать меня? Говорить обо мне? Ценность человека определяется не тем, что он говорит о себе, но тем, что говорят о нем другие!

– У тебя чему угодно находится объяснение, – сказала я. – Но я все равно люблю тебя, несмотря ни на что. Ты же это знаешь, правда? Я родилась из земли, а мать ценна так же, как и страна, в которой ты родился. Надеюсь, ты осознаешь, что тебе не надо ничего делать, чтобы завоевать мою любовь, потому что я всегда тебя любила. – Я продолжала: – Но прошу тебя, не пользуйся моей любовью для оправдания своих поступков. Не утверждай, что ты действуешь из благодарности ко мне, потому что ты ничего не должен моей любви. Моя любовь сродни воде: она бесконечно течет из своего истока. Поэтому не поступай так, как будто моя любовь может в любой момент пересохнуть, как будто ты не можешь дать мне свою любовь в ответ.

И еще я сказала ему, мне нравится, что он живет такой насыщенной жизнью, путешествует по разным странам, видит разные города. Следы его ног отпечатались на этом теле – теле его матери; и я могла ощущать биение его сердца, как бы далеко от меня он ни находился.

Сиам пробыл со мной еще десять дней, а потом как-то утром сказал, что ему надо уезжать. Я сказала, чтобы он обо мне не беспокоился. Он попрощался и пустился в путь.

А вскоре после его отъезда наша земля подверглась сильнейшему наводнению. Вода хлынула со всех сторон: с гор, от разлившихся рек и из отдаленных уголков, куда не добирался ни один человек. Вся земля была затоплена. Поля и поселки были смыты водой и унесены бурными потоками. Местные жители были в смятении. Никогда прежде они не видели, чтобы Ганга^[47] выражала свой гнев. К счастью, мы с Таем выстроили мой дом на сваях, вода поднялась до пола, но до меня не добиралась. Тай приехал в своей лодке проведать мать и стал убеждать меня бросить здесь все и переехать к нему в дом. Но я сказала, что никуда не уеду. Он настаивал, но я продолжала упорствовать. В конце концов он потерял терпение, призвал меня не быть такой упрямой и, оставив этот дом, поехать к нему. Я и сама была раздражена его уговорами.

– Я никуда не уеду, – твердо заявила я. – Это всего лишь наводнение. И не стоит поднимать из-за этого шум!

Моя отповедь его огорчила, и он, ни слова не говоря, уплыл прочь, сердито взмахивая веслом.

И почему все так пугаются наводнений? Всю свою жизнь я сталкивалась с вещами куда более опасными. Тай беспокоился, что я захлебнусь и умру.

– Твоя мать не может умереть. Я же тебе уже миллион раз это говорила, разве нет?

Но Тай недоверчиво покачал головой, уверенный, что я несу чушь. Мне, впрочем, было его жалко. Он вырос в нужде и лишениях: и последнее, чего ему хотелось, так это плыть по течению. Ему нужно было осесть, обеспечить себе и семье безопасность и изо всех сил стараться избежать прошлых битв. Его дух отличался от моего. Он проживает жизнь по правилам, установленным его общиной; он теперь окончательно сформировавшийся человек, который стремится к успеху и счастью, согласно всем иерархиям, существующим в человеческом обществе. Я не возражаю против его выбора, но я хочу, чтобы он понял и меня. Я не человек, даже при том, что я живу в человеческом теле. Мой дух связан с природой, а не с людьми. Наводнения, землетрясения, удары молний – все это мне так близко! А вот дома, с другой стороны, мне не так близки. Они – нечто, построенное на клочке земли, обнесенное забором, чтобы отметить рубежи владения, зафиксированное на каком-то клочке бумаги, чтобы никто не имел права свободно бродить по твоему участку земли. Но мы забыли, что земля сотворена не для того, чтобы ею кто-то владел. Это лишь временная граница, которую могут пересекать все существа, и это нормально, что границы могут пересекать разлившиеся воды. То же самое касается креветок, ракушек, крабов и рыб: все они вправе перемещаться по земле. А змеи? Вы считаете их угрозой. Люди стали последними обитателями земли, но по какой-то причине мыслят себя высшими существами. Они выправляют свидетельства о собственности, позволяющие заселять, покупать и продавать землю. И они проделывают все, что им заблагорассудится, с Матерью-Землей – с ее джунглями, горами и реками. И я никогда не видала, чтобы все происходило как-то иначе. Земля никогда не заявляла о правах собственности на людей, не говоря уж о том, что никогда не возмущалась: «Какое у вас право осквернять мое тело, обращаясь с ним, как с телом продажной женщины? Эти деревья растут на мне, а вы их срубаете и срываете их плоды, прежде чем ими смогут воспользоваться другие животные! Было время, когда птицы, или обезьяны, или всякий, кто проходил мимо, мог просто взять себе мой урожай, чтобы выжить, и у меня с этим не было никаких трудностей. Но когда вы, люди, заявляете права на мои плоды, вы утверждаете, только вы имеете право ими наслаждаться. Разве это честно?»

Мать-Земля никогда не заявляла права владения на что-либо. Вот основа ее любви. Она никогда не требовала возврата своей доброты. Она щедра ко всем существам, к наиболее и наименее благодарным из них. Ее не интересует язык долгов; экскременты, оставленные на ней одними существами, помогают кормиться и развиваться другим. Мать-Земля может быть расколота или разорвана, но в будущем реки и каналы заполнят зияющие на ее теле рубцы. Она одновременно нескончаемое циклическое повторение и вечное преображение, ибо одно влечет за собой рождение другого или способствует возможному появлению чего-то неведомого.

Вот она какая. И кто же любит разглагольствовать об ответной любви к земле, кто осуждает тех, кто обращается с ней с жестоким коварством? Разве не люди? Едва появившись на свет, люди нарушают жизненные циклы всех прочих существ, навязывая природе свои непререкаемые законы. Они подстраивают земли под придуманные ими идеи государства, наций или стран, позлащая камни и деревья, дабы пометить то или иное как свою собственность. Они уверяют, что любят ее, относятся к ней с теплом, но на самом деле они любят заборы, которыми они ее разгородили. Они любят территории, символизирующие их государства. И кто любит славить землю – землю, которая никогда ничего не просила взамен? Разве не люди? Неблагодарные и тщеславные. Я не знаю ни одного вида живых существ, кто был бы столь же коварным. С человеческой точки зрения природные катастрофы злые и угрожающие. Но если это так, то, возможно, Матери-Земле надоело, что люди бродят по поверхности ее кожи. Возможно, иногда она раздраженно отряхивается.

Наводнение продолжалось примерно месяц, после чего воды начали спадать. Как только вода ушла, половина земельного участка, который купил для меня Тай, исчезла, смытая разливом вод. Моя хижина, которая некогда находилась на приличном расстоянии от реки, внезапно оказалась на кромке берега. Увидев такое, я вспомнила, что в мире нет ничего постоянного. Мать-Земля устроила мне проверку, отобрав половину моей земли.

– Я вовсе этим не огорчена, – произнесла я. – Ты можешь забрать хоть всю землю, если хочешь, потому что эта земля мне не принадлежит. Мое пребывание здесь лишь временно, и если тут невозможно будет жить, я всегда смогу переехать в другое место.

Но Тай и его жена придерживались другого мнения. Они рассвирепели, узнав о потере земли, что далась им тяжким трудом, и обвинили в этой утрате жестокую природу. Они решили, что так проявилась дурная карма их прежних жизней. В конце концов, Тай арендовал небольшой экскаватор и забросал землей затопленный участок около хижины, что было далеко не легкой задачей. Он предложил мне оставить хижину, переехать к нему в дом и жить с ними. Здесь небезопасно, сказал он. Тай собирался продать землю, как только река вновь станет полноводной.

И я стала жить у него в доме, вместе с его женой и детьми. Вот он, этот дом. Он пристроил к нему гараж: там они целыми днями стучат молотками, красят машины из пульверизаторов, перебирают генераторы, в общем занимаются всякой всячиной. Каждый день, с рассвета до заката, я вынуждена была слушать этот грохот и вдыхать неприятные запахи краски и моторного масла, витающие над мастерской. Радости в этом мало. Вы, дети, можете сказать, что запах не такой уж неприятный. Ну, это сегодня запах не такой, потому что гараж давно закрыли. У взрослых теперь какие-то важные дела, вот почему они оставляют вас, дети, со мной, понятно? А если подумать, так вы, наверное, теперь просто привыкли к этим запахам. Но я никогда к ним не привыкну. Я просто не понимаю, как жена моего сына и его дети их выносят.

В иные дни я выходила из дома и отправлялась в сад к соседке поболтать. Я говорила ей, какой у нее роскошный сад и как там приятно, и спрашивала, можно ли мне там побродить; в конце концов она с радостью позволила мне проводить у нее в саду чуть не весь день. Когда об этом услыхал Тай, он сказал, что мое поведение ему не нравится. Он сказал, что я поступаю неправильно, разгуливая по чужой собственности, и вообще ему не нравилась хозяйка соседского сада, потому что некогда в прошлом у него с ней возник какой-то конфликт. И он попросил меня сидеть дома.

Я очень огорчилась, но не стала с ним пререкаться.

Отпущенное мне время подходит к концу, напоминая, что смерть неминуема. Я уже какое-то время отчетливо ощущала ее близость, и, вынужденная жить в чужом для себя месте, я чувствовала ее еще острее.

Примерно месяц назад мне приснился Сиам. Он блуждал в клубах тумана и кричал:

– Мам! Мам! Где ты?

Я ответила, услышав его зов:

– Я здесь, мой дорогой! – но он как будто был слеп и глух, проходя, спотыкаясь, мимо в густом тумане почти вплотную от меня. Я, вздрогнув, проснулась и попыталась встать, но нижняя половина моего тела окаменела, словно мне на колени сел призрак. Я крикнула Таю, что не чувствую ног, и он отвез меня к врачу. Врач сказал, что какой-то мой позвонок пережал нерв, вызвав паралич нижней части туловища. Вот, глядите, дети! Глядите, как человеческое тело постепенно и неизбежно ветшает со временем.

* * *

Жизнь все еще теплится в этом теле, древнем и окончательном. Некогда она была под землей и, выбравшись наружу, поселилась внутри гигантского дерева тхалок. Потом в наге, тигре, олене, в каменной статуе и, наконец, в человеческом теле. И вот настала пора очередного преображения. Сначала я подумывала покинуть сей мир навсегда, потому что мои дети выросли и живут своей жизнью. И я стану для них не более чем обузой, если продолжу жить: да и для вас тоже обузой, верно? Ваши родители попросили вас побыть здесь со мной, присмотреть за мной, потому что у них много своих дел, и они не хотят, чтобы вы, дети, в них влезали. А хотите узнать, что это за дела такие?

На прошлой неделе я молилась о том, чтобы заснуть навсегда и никогда больше не просыпаться. Но когда я уснула, то опять увидела Сиама, заблудившегося в тумане и зовущего меня. В тот же день Тай сообщил мне, что Сиам потерял сознание во время работы, и его отвезли в больницу. Сознание к нему еще не вернулось. Услыхав эту весть, я рассказала Таю о своем сне, который теперь мне кажется предвестником беды. Мой старший сын заблудился в другом мире, и его мать не может просто так сидеть и ничего не делать. Прямо сейчас ваши родители пытаются его спасти, но мне кажется, пока без особых успехов.

Когда я услыхала, как сын зовет меня с другого плана, то поняла: сейчас нельзя думать о своем желании покинуть этот мир. Мне надо отправиться к нему на помощь. Я многое пережила и многое из пережитого сумела отпустить – но не в этот раз. Мать должна действовать, когда ее дети нуждаются в ней. Так что сейчас мне самое время отправиться в очередное путешествие. Я должна вернуть своего сына в наш мир.

А вы, дети, хотите мне помочь? Если да, принесите мне лекарство. Пришла пора принять его. Принесите тот сверток с полки, где стоит Будда. Я сама не могу до него дотянуться, потому что полка очень высоко. Да, это он. Помните этот сверток? В нем лежат целебные травы, подаренные мне отшельником перед тем, как он покинул этот мир. А теперь, пожалуйста, налейте немного воды в эту серебряную чашу. Хорошо. Сначала я должна сконцентрироваться и направить свое сердце к моему сыну. Я найду его и верну в этот мир, а потом приму травы отшельника, чтобы покончить со своей жизнью. Я умру и возрожусь в своем истинном обличье.

А теперь, дети, идите отсюда, поиграйте на свежем воздухе. Дайте мне немного поспать, а потом можете вернуться, ладно?