– Уже пора хоть что-нибудь понять, князь, – огрызнулась Настасья Васильевна. – Густав! Уже не успеем. Помоги. – Путаясь в длинном подоле, она попыталась встать, но упала, засипела от боли.

Я кинулся к ней на помощь, но меня оттолкнули.

– Прочь!

Ночь вокруг нас рычала на разные голоса. Стая кружила где-то неподалёку, скрываясь в тенях там, куда не мог добраться золотой свет от Камушка.

– Густав! – громче воскликнула Настасья.

Но доктор вглядывался в темноту, целясь из револьвера.

– Где моя дочь?! – закричал он. – Это вы её забраль?! Верните моя дочь, и я не трогать камень.

– Ах ты скотина, – плюнула с отвращением Настасья.

Доктор даже не обернулся.

– Княжна забрать моя Клара. Моя Клара не должна… нет, оно того не стоит.

– Нашёл время рассуждать, что и сколько стоит, – оскалилась Настасья Васильевна. – Надо было раньше думать, когда вместе с графом превращал нас в вештиц.

Она поползла на четвереньках к камню, остановилась почти впритык, так, что её лицо почти касалось огня. Пламя тянулось к ней, точно желая поцеловать.

– Это вы отравили мою кровь, Густав. А я отравлю ваш лес…

Доктор обернулся.

– Что?

– Моя кровь… осквернит алтарь.

Шатаясь, она поднялась на ноги. Волосы растрепались. На губах играла шальная улыбка.

– Настасья Васильевна, – доктор обернулся, хмурясь, – вы что же…

– Если я этого не сделаю, – усмехнулась она, – граф всё равно от меня избавится. Если я это сделаю, то умру, как и все предыдущие вештицы. Это случится в любом случае…

Остерман поджал губы, крепче перехватил револьвер.

– Эй, волки! Верните Клара…

Как вдруг темнота ему ответила.

– Не трогайте камень, – раздался из темноты скрипучий старушечий голос. – И вернём девчонку.

Настасья Васильевна с отчаянием усмехнулась. Растрёпанные волосы упали ей на лицо.

– Поздно, – выплюнула она.

Доктор оглянулся на неё, навёл револьвер.

А я… сам не верю, что сделал это, но я подскочил, прыгнул, закрывая её своей грудью.

И меня отбросило назад. Помню, как жгло плечо. Как Настасья вдруг раскинула руки в стороны. И обняла валун, словно возлюбленного. И огонь поглотил её.

Раздался рык. Снова выстрел. И дикий женский визг. Но разомкнуть объятия она уже не смогла. От земли в самое небо поднялся столп пламени. К камню бросились волки.

Я снова вскочил, бросился к Камушку, потянулся руками прямо в огонь, и отчего-то мне казалось, что он не обожжёт, но тот полыхал горячее, чем пламя в печи. И я видел отчётливо ясно, как руки мои тут же обуглились.

А золотой огонь стал чёрным.

Помню и женский силуэт, прижавшийся к камню. И как кровь, растёкшаяся под нашими ногами, обратилась в смолу.

Помню, как волчьи лапы вцепились мне в плечи. Как меня потащили за шкирку. Помню, видел тело доктора на земле. В горло ему вцепился волк. И звуки выстрелов тоже помню.

А потом темнота.

Следующее, что я увидел, – круглое окошко, прорубленное в толстом льду, и я смотрю в него снизу вверх, из воды. И мне не дают вынырнуть, держат за шею. Надо мной – лицо старухи. И вода, чёрная вода повсюду.

Старуха хохотала, а её стая выла, окружив прорубь. Я вырывался, барахтался, цеплялся за руку, крепко державшую меня за шею. Но сколько непомерной силы в ведьме-волчице.

В глазах почернело… как вдруг… меня вытащили, бросили на снег. Не в силах встать, я кашлял, плевался водой, дрожал от холода. Мир кружился. Вокруг шныряли волки.

Из ниоткуда в темноте, где-то за снежной пеленой, среди деревьев, загорелся огонёк.

На берегу огромного озера развели костёр. И мне некуда было идти, кроме как к нему.

И я брёл, волоча за собой тяжёлую намокшую волчью шубу, и даже не пытался понять, что происходило. Вся ночь превратилась в долгий нескончаемый кошмарный сон.

Вокруг костра, укрывшись в старые одежды и волчьи шкуры, сидели семеро человек. Семь девушек и юношей – моих ровесников – и старшая над ними всеми ведьмы-волчица.

– Witaj z powrotem, wilczyku^[14], – произнесла она.

Подо мной быстро образовалась лужа. Я дрожал как осиновый лист. Не представляю, как до сих пор не умер от обморожения.

– Раздевайся, Михал, – добавила старуха неожиданно обеспокоенно. – А то простудишься.

Я хлюпнул носом.

– Что вы со мной сделали?

– Мы? – В голосе старухи прозвучала почти обида. – Мы спасли тебя. Ты же умирал.

– Да даже если бы выжил, руки бы точно потерял, – добавила рыжеватая девушка с короткими волосами. – Зачем в огонь полез?

Только тогда я вспомнил, что мне и вправду прострелили руку. А после я сам сунулся в огонь, пытаясь спасти Настасью Васильевну. Медленно, отчаянно не желая увидеть, что случилось, я поднял ладони, но они неожиданно оказались целыми. Ни шрамов, ни ожогов. Ничего.

– Как…

– Вода в озере колдовская, – сказала рыжая, и только тогда я заметил, что у неё мокрые волосы. Она куталась в несколько шкур и ближе всех сидела к огню. – Видишь, меня в него кинули, и я тоже жива. А то лойтурец выстрелил мне прямо в брюхо… думала, собственной кровью захлебнусь. – Она смешливо поморщилась, точно это была забавная шутка. – Что? Не узнал меня? Это я первой прибежала к Камушку.

– Ты оборотень.

Она захихикала.

– Ага.

– Где я?

– В Великом лесу… – просто, точно это было самое обычное дело, ответила рыжая. – Михал, слушай, ты переоденься лучше. А то от ожогов тебя спасли, а ты умрёшь от простуды.

– Раздевайся, хлопец, – поддержал её крепкий светловолосый юноша, поднимаясь. – Возьми мой плащ.

Он схватил с подстилки синий полинявший плащ и протянул мне. Трясясь, я с недоверием уставился на него.

– Меня зовут Марек, – представился юноша.

Тогда, десять лет назад, я прочитал список пропавших детей раз сто, поэтому до сих пор помню его наизусть. Назвать их всех мне не составило никакого труда.

– Ты Марек, – повторил я.

– Да, – улыбнулся юноша и слегка потряс рукой с плащом. – Давай, Михал, не стесняйся. Переоденься, а то заболеешь же.

– Пока в нём вода из озера, не заболеет, – сказала ведьма-волчица.

Но я, несмотря на холод, был настолько поражён происходящим, что остался стоять на месте, окинул внимательным взглядом всех, кто сидел вокруг костра.

– Марек, – снова сказал я. – Якуб…

– Это я! – радостно воскликнул кучерявый парень.

– Анна…

– Я! – отозвалась рыжая.

– Ежи, Грася…

Я назвал их всех.

– И Катажина…

Но восьмой из списка нигде не было.

– А где Катажинка? – спросила, кажется, Марина.

– Она ушла с Княжной, – ответил Марек.

– Михал. – Марек по-прежнему протягивал мне плащ. – Переоденься уже. Держи.

– И мои портки возьми, – добавил Якуб.

Странное оцепенение отпустило меня, я наконец схватил предложенные плащ и портки, нырнул за деревья, стянул заиндевевшую мокрую одежду. Пока одевался в сухое, слышал, как тихо переговаривались на рдзенском о лесорубах оборотни, обсуждали охоту, которую посреди ночи начал граф. Волки водили охотников по всей округе, топили в реках, окружали, грызли, приводили к голодной лесной нечисти. Они описывали настоящие ужасы, мне одновременно стало до озноба страшно и удивительно спокойно, потому что родная речь заставила почувствовать себя неожиданно радостно, точно после долгой разлуки я вернулся домой.

Я оказался посреди заколдованного леса у костра в окружении оборотней. В меня стреляли, меня топили, мне разбили сердце – и всё за одну ночь. Но я вдруг почувствовал себя почти счастливым.

Когда я вернулся, все замолчали.

– Вот твоя сумка, волчонок. – Старуха бросила мои вещи.

К счастью, внутри лежал мой дневник. Это очень, очень помогает сейчас. Заснуть бы всё равно не получилось, а так хотя бы документирую случившееся.

Но, кажется, по моему лицу этого было не понять, потому что ведьма посмотрела на меня с каким-то… сочувствием, что ли.

– Не бойся, мальчик, лучше выпей.

Оборотни все сидели вокруг костра и пили из одной большой чарки, которую передавали друг другу.

– Что это?

– Выпей, милый, – ласково проговорила Марина.

Меня вообще-то воротит от всяких там «милых», но на этот раз я пропустил мимо ушей.

А Марек вдруг предательски воскликнул:

– Пей до дна!

События Долгой ночи были настолько невероятными, что я уже не мог сопротивляться безумию и сделал глоток чего-то горьковатого, пенящегося. Один глоток, за ним второй, и так под всеобщее «пей до дна», пока и вправду не осушил чарку.

А когда, довольно улыбаясь, попросил ещё, ведьма-волчица захлопала в ладоши.

– Да он совсем наш. Был волчонок, – сказала она, хитро щурясь, – станет волк.

– Никогда, – процедил я. Радость тут же словно водой смыло. Дрожь ледяная, колкая добралась до самых костей.

– Не пугай его, Дэгрун, – раздался мягкий голос.

Мы все оглянулись. Княжна стояла в стороне от костра, пытаясь удержать бесчувственную девушку в сером намокшем платье.

– Клара…

Оборотни подскочили со своих мест, кинулись к Княжне. И я тоже, но поспешил не к ней, а к Кларе.

– Нашла её у Русальего острова, – неожиданно виновато пояснила Княжна. – Она в порядке, просто… Дэгрун, поможешь?.. – обратилась она к ведьме-волчице.

Я подхватил Клару на руки.

– Ей нужно домой, к отцу. Он доктор…

– Его больше нет, – зло сказала Анна.

– Тогда… ей нужно к людям.

– Принеси её сюда, волчонок, – приказала ведьма-волчица.

Недоверчиво я обернулся на старуху. Однажды она пыталась забрать мою жизнь и подчинить себе, обратить человека в волка. С этими восемью у неё всё получилось. Ведьма украла их прошлую жизнь. Как можно ей доверять?

– Дэгрун умеет излечивать опасные раны и болезни, – проговорила негромко Княжна.

Я старался на неё не смотреть, но знал, что она выглядела на удивление смущённой.

Всё внимание я старался уделить Кларе на моих руках. Её губы были синими, а кожа бледной. Она казалась совсем ледяной. Заснувшей слишком глубоким, пугающим сном.

Медленно, не желая выпускать Клару из рук, я подошёл к старухе. Она по-прежнему сидела на своём месте у костра, наблюдала за мной с лукавой улыбкой.

– Давай её сюда, волчонок. Не трону… и не превращу ни во что. Но ей нужны силы, – сказала Дэгрун (видимо, так, на скренорский манер, её зовут. Не представляю, откуда у нашего Бездонного озера появились скренорцы. Волчий лог находится слишком далеко от северных островов).

– Якуб, – позвала старуха, – подбрось дров в костёр. Мне нужен будет огонь.

Пусть я старался не отрывать глаз от Клары, но заметил, что почти все оборотни окружили Княжну. Вместе они сидели по другую сторону костра и что-то негромко обсуждали.

Мне же было мучительно стыдно смотреть на Княжну. И потому, что она знала о моей глупой непрошенной любви, и потому, что я пусть и на короткое время, но посчитал её виновной в убийствах.

Дэгрун положила Клару на подстилку, головой к себе на колени. Подняв руки, старуха прищурилась, повела пальцами, точно ухватила тонкую нить. Я нахмурился, а Якуб, разводивший огонь пожарче, пояснил:

– Дэгрун плетёт чары. Укрепляет жизнь в девушке. Ты не можешь этого увидеть, но её нить почти оборвалась.

– Нить?

– Нить жизни. Она есть у каждого, но увидеть её может только чародей или такой, как я, кого коснулась чародейская сила. Нить на вид такая золотая, пылает огнём, когда крепкая. А у твоей подруги нить тонкая, едва теплится.

– Её пытались утопить русалки, – раздался с другой стороны костра голос Княжны. – Катажинка вытащила её из воды.

Только тогда я заметил на запястье Клары следы волчьих зубов.

– Русалки посреди зимы? – удивился Якуб. – Почему они не в спячке?

– Потому что духи ощущают волнение. Сегодня граница снова сдвинулась.

Анна понурила голову, и короткие волосы мокрыми сосульками упали ей на лоб.

– Я пыталась их остановить…

– Не вини себя. Граф разрушил уже не одно святилище.

– Зачем он это делает? – Не выдержав, я прямо посмотрел на Княжну. – Зачем ему так нужен лес? Только ради того, чтобы стать оборотнем?

Вот уж чего мне точно не понять. С самого детства, с первой встречи с ведьмой-волчицей, я мучился от страшных снов, в которых вместо рук у меня были звериные лапы, в которых на меня накинули волчью шкуру и уже никогда не сняли обратно.

– Ради Великого леса. И Совиной башни. – Княжна кивнула куда-то мне за спину, в темноту.

Я оглянулся и на сереющем, словно ледяная стена, ночном небе заметил очертания стен. Прямо посреди Великого леса, окружённая елями, стояла высокая башня. Совсем как в сказке, рассказанной охотником.

– Когда-то здесь был город чародеев, – сказала нарочито равнодушным голосом Княжна. – Но его разрушило время.

– А вы… что же… на улице под открытым небом живёте?

Оборотни засмеялись.

– Сегодня Ночь костров, – пожал плечами Якуб и взялся за топор, чтобы нарубить ещё дров. – Так положено. Конечно, у нас есть избы. Мы привели почти целую улицу в порядок. Весь город, конечно, восстановить нам не по силам. Да и незачем. Нас слишком мало. А в башню мы не ходим. Она только для Старшей Совы.

– Для кого?

– Для главной чародейки Великого леса. – Он посмотрел на Княжну.

Она сидела, окружённая волчатами, точно настоящая княжна со своей свитой. Вишнёвый платок оттенял бледное лицо и делал кожу фарфорово-белой.

Я хотел задать ещё сотни вопросов, но Клара вдруг судорожно вздохнула, и всё моё внимание вернулось к ней и к ведьме-волчице.

Дэгрун сделала движение, точно обвязала запястье Клары невидимой нитью. Кожа девушки порозовела.

– Жить будет. Может, даже не простудится, – сказала старуха. – Но стоит вернуть её домой, пока не проснулась. Ты, волчонок, уведи девушку обратно к людям. Она никогда не ступала на наши земли. Тебе уже не сбежать, но ей ещё не поздно.

И с этими словами Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, прикрывавшей её ноги. Я сразу узнал её.

– А это…

– Да, мой муж. Твой отец снял с него шкуру после смерти. С моих волчат тоже, но я их все выкрала, все подарила своим новым детям. Только одну, которая принадлежала моему мужу, сохранила…

Пожалуй, не стоило задавать такие вопросы, но во мне взыграла дурацкая привычка фольклориста.

– А шкура нужна, чтобы…

– Да, волчья шкура нужна, чтобы превратиться в волка, – кивнула ведьма. – Совиные перья – чтобы в сову. Заячья лапка – чтобы в зайца…

С каждым словом она всё шире расплывалась в улыбке, а я, кажется, сильнее бледнел.

– Я не хочу, чтобы она тосковала в одиночестве. – Голос Дэгрун вдруг переменился, а взгляд устремился мне за плечо, туда, где стоялаона.

– Почему ей должно стать одиноко?

– Потому что граф начал охоту, и скоро кто-нибудь из нас погибнет. – Лицо старухи оставалось непроницаемым, но в голосе слышались обречённость и смирение. Она уже знала свою судьбу и приняла её. – Многие из нас погибнут…

Дэгрун перевела взгляд на меня, и я невольно немного отпрянул.

– Ты не нравишься мне, мальчишка. Сказу честно: я ненавижу тебя за тебя самого. За кровь твоего отца, который убил всю мою семью. За имя твоих предков, которые правили Бездонным озером многие века и не давали жизни простым людям. Я не люблю тебя за слабость и даже за всю твою… человечность. Но, наверное, ей нужен будет кто-нибудь вроде тебя, когда меня не станет. Может, ты нужен ей даже больше, чем я когда-либо была.

– Почему?

В моих ушах всё ещё звучал холодный голос Княжны. Я всё ещё слишком хорошо помнил, каково это – ощущать себя ненужным. Непрошенным. Незванным. И слова ведьмы дали мне надежду, которую я мечтал бы вырвать из груди.

– Потому что она мечтает быть человечнее, чем мы.

Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, зарываясь пальцами в мех.

– Так что, Михал, когда станешь моим волком? – усмехаясь, спросила она.

Я не успел найти подходящих слов. Княжна снова вмешалась и попросила не шутить надо мной. Она всегда просит так ласково, но никто не смеет перечить.

Ведьма нарочито медленно погладила шкуру своего мужа, но всё же промолчала.

Лесная Княжна поднялась, медленно подошла ко мне.

– Я хочу тебе кое-что показать, пока ты не ушёл, – произнесла она.

Меньше всего мне хотелось остаться с ней наедине, но и отказать причины я не нашёл.

Ночь поредела, посерела, как беличья шкурка с наступлением зимы.

Княжна повела меня за собой по узкой тропинке.

Не сразу я заметил, как среди густых елей мелькнули крыши домов и кирпичные трубы. Заснеженные кустарники повалили изгороди, а пожелтевшая заиндевевшая трава пробивалась сквозь покрытые мхом ступени. И шли мы вовсе не по лесной тропе. Кое-где сквозь снег, мох, листву и землю проступала каменная мостовая.

Я замер. Княжна обернулась. Лицо её казалось белоснежным на фоне вишнёвого платка.

– Ты помнишь… город чародеев?

На губах её заиграла странная, очень печальная улыбка, полная скорби.

– Да. Когда я случайно улетела из города в деревню, к людям, мне было около шести. Я уже училась чарам в Совиной башне, – произнесла она едва слышно. – Когда-то здесь был дом чародеев Великого леса. Пошли…

Она взяла меня за руку. Мне хотелось вырваться, но я сдержался.

Мы ступали сквозь заросли, что поглотили заброшенный город, и с каждым шагом всё чётче представлялось, каким могло быть это место двадцать лет назад: как звучали голоса, как играли дети, как чародеи обращались совами, как творились заклятия…

– И все они просто исчезли за один день?

– Нет, конечно. Люди наступали то тут, то там. Чародеи Великого леса были могущественны, но не всесильны. И у графа были вештицы. Не только… эта женщина. Другие тоже. Он находит новых, когда старая не справляется. А вештицы умеют разрушать заклятия и уничтожать домовины.

– Но разве вештицы тоже не чародейки?

– Их природа другая. Пустая, чёрная. Они пожирают таких, как мы, потому что Золотая сила не дана им с рождения. И приобретённый дар убивает их, если они не… питаются такими, как я.

Княжна вдруг остановилась.

– Вот оно…

Из-за деревьев выглянули заснеженный берег и большое озеро, покрытое льдом. Получается, мы обошли его с другой стороны. У самой кромки застывшей воды стояла домовина.