91. «Кто горд своим родством, кто мастерством…»

Кто горд своей роднёй, кто мастерством,
Кто полным кошельком, кто силой тела,
Кто модным платьем, гончей, скакуном,
Кто соколом, разящим дичь умело;

Не счесть всех увлечений у людей,
На каждый нрав находится отрада;
Но эти частности – не мерка для моей,
Превыше всех она – моя услада:

Твоя любовь почётнее родства,
Ценней богатств и роскоши наряда,
Милей охоты, скачек, мотовства,
Я этим всем хвалюсь, когда ты рядом.

Но горько сердцу помнить ежечасно,
Что ты, забрав всё, сделаешь несчастным.

92. «Решись на худшее и укради себя…»

Решись на худшее и укради себя;
Пока я жив, останешься со мною,
Я жить умею лишь тебя любя,
Когда уйдёшь – навек глаза закрою.

Мне нет нужды ждать худшего из зол
И меньшее жить шанса не оставит;
Я утешенье в том себе нашёл,
Что твой каприз моей судьбой не правит.

Поэтому не сможешь мучить впредь,
Твоя измена для меня – отрава.
Доволен тем, что счастье умереть,
Когда разлюбишь, я имею право!

Способен ли кто счастье запятнать?
Ты мог грешить, а я о том не знать.

93. «Живу, надеждой: ты не изменил…»

Живу, надеждой: ты не изменил,
Как рогоносец, позабыв о чести.
Твоя любовь теряет прежний пыл —
Со мною плоть, а сердце в другом месте.

Глаза чисты – ни тени перемен,
Ещё не научились ненавидеть,
Нельзя по ним историю измен,
Как у других по внешности, увидеть.

Творя тебя, старались небеса,
Чтоб был ты от любви всегда пригожим,
Тревогами не портилась краса,
Усталость не губила свежесть кожи.

Как яблоко у Евы, вид твой мил,
Он от людей твои пороки скрыл.

94. «Кто полон сил, но не наносят ран…»

Кто полон сил, но не наносит ран,
Не делая того, что вид сулит;
Кто, двигая других, как истукан,
Не дрогнув в искушениях стоит.

Те, получая милости с небес,
Дары природы свято берегут;
Собой владея, усмиряют стресс,
Другие их за совершенство чтут.

Дарил прекрасный аромат цветок,
Хоть для себя жил до последних дней,
Когда в него влез мерзкий червячок,
Тогда стал запах сорняков нежней.

Как слава добрых дел почётней злых,
Так и сорняк милей цветов гнилых.

95. «Ты лакируешь грязные дела…»

Ты лакируешь грязные дела,
Которые, как черви свежесть розы,
Источат красоту твою дотла,
Поставят честь и имя под угрозу!

Изучат сплетни каждый день и час,
Фривольно намекнут на развлеченья,
Осудят похвалой двуличных фраз,
Трусливо пряча в лести оскорбленья.

Какой роскошный дом нашёл порок,
Тебя он выбрал в качестве жилища,
На грязь красу, накинув, как платок,
Всё делает для глаз желанной пищей!

Я верным сердцем на клинок похож,
Не мучай зря – затупишь острый нож.

96. «Одни тебя винят за то, что юн…»

Одни тебя винят за то, что юн,
Другие упрекают за распутство,
А третьи хвалят: – Да, он мот, хвастун,
Но в нём очаровательно беспутство.

К тебе господ и слуг всегда влекло,
Ты делаешь порок приятным глазу,
На пальце королевы и стекло
Искрится так, что кажется алмазом.

И волк бы мог обманывать овец
Свирепый вид, укрыв овечьей шубой,
Ты стал бы покорителем сердец,
Используя всё то, что людям любо.

Не делай этого я, чувства не тая,
Клянусь: – Ты – мой и честь твоя – моя!

97. «Зимою показалась мне разлука…»

Зимою показалась мне разлука
С тобою, пока жил ты при дворе!
Я чувствовал мороз, от тьмы и скуки,
Мир постарел, был наг, как в декабре!

На самом деле лето, правя краем,
Передавало осени права,
Несла живот с богатым урожаем,
Весной осеменённая вдова.

Мне сиротой тот урожай казался —
Ждёт горе без отца рождённый плод.
Ты радостями лета наслаждался,
Нам без тебя, здесь птица не поёт.

А запоёт – издаст такие звуки,
Что лист, бледнея, с веткой ждёт разлуки.

98. «Когда весной я был с тобой в разлуке…»

Когда весной я был с тобой в разлуке,
Гордец апрель рядился напоказ,
Дух юности очистил мир от скуки,
Сатурн и тот, смеясь, пустился в пляс.

Но песни птиц и аромат бутонов
Разговориться мне не помогли,
Не рвал цветов из ласкового лона
Взрастившей их красавицы земли.

Не восхищался белизною лилий,
Пунцовых роз оттенки не хвалил;
На копии не тратил зря усилий,
Ведь образцом для них твой облик был.

Весна казалась мне зимой, цветы,
Лишь тенью твоей яркой красоты.

99. «Бранил фиалку: «Милая воровка…»

Бранил фиалку:» Милая воровка,
Откуда твой сладчайший аромат,
Не с губ ли друга утащила ловко,
А цвет взяла у крови напрокат?»

Твой цвет волос – в бутоне майорана,
У лилий – белизна твоей руки,
Из роз одна – краснеет словно рана,
Украв румянец у твоей щеки.

Вторая от волненья побледнела,
А третья цвет похитила у них
И белою, и красной стать сумела,
Её за грех червь точит за двоих.

Весною за цветами наблюдал:
Кто цвет, кто сладость у тебя украл.

100. «Где пропадаешь, ветреная муза…»

Где пропадаешь, ветренная Муза,
Не вдохновляешь, весть не подаешь?
Быть может ты, краснея от конфуза,
Ничтожествам и бездарям поёшь?

Вернись быстрее, искупи измену,
Стихами расплатись за мотовство,
Спой для того, кто слову знает цену,
Перу даст тему, блеск и мастерство.

Очнись, взгляни в лицо, что мной любимо,
Найдёшь порок, сатирою язви,
С дряхлением борись неутомимо,
Везде к нему презрение яви.

Успей прославить друга красоту,
Останови мгновенье налету.

101. «Лентяйка, муза, чем ты объяснишь…»

Лентяйка муза, чем ты объяснишь
Молчание при встрече с красотой?
Ведь ты же против истины грешишь
Ей, не воздав заслуженной хвалой.

Быть может, попытаешься сказать:
«У вечных истин постоянен цвет;
Суть красоты не нужно украшать;
Для лучшего замены в мире нет»?

Но можно ль стать от этого немой?
Молчанье не пытайся оправдать,
Воспой, да так, чтобы твоей хвалой
Могли в грядущем друга прославлять.

Работай муза, не смыкая глаз,
Чтоб он всегда был молод, как сейчас.

102. «Спокоен внешне, а в груди пожар…»

Спокоен внешне, а в груди пожар;
Любовь растёт, но с виду всё подросток;
Не стану, превратив её в товар,
Расхваливать на каждом перекрёстке.

Пока любовь у нас была юна,
Я распевал ей песни до рассвета,
Трель соловья сменила тишина,
Когда пришла для чувств пора расцвета.

Не потому, что соловьям милей
Цветы весны – плодов заката лета;
Когда певцы поют со всех ветвей,
Теряют прелесть трели и сонеты.

Поэтому и я, хваля твой лик,
Решил немного придержать язык.

103. «Убожество рождает моя Муза…»

Убожество рождает моя Муза,
Богатство превращает в нищету,
Моя хвала – и в этом суть конфуза —
Тебе не добавляет красоту

О, не вини за долгое молчанье!
Глянь в зеркало – увидишь, что поэт
Не передал твоё очарованье,
Стихи скучны, в сравненьях правды нет.

Я согрешил, пытаясь то, что было
И без того прекрасным – улучшать,
Но исказил, таланта не хватило
Достоинства и прелесть описать.

Всё то, чего в моем сонете нет,
Тебе покажет в зеркале портрет.

104. «Ты, милый друг, – чудесный дар для глаз…»

Ты, милый друг, – чудесный дар для глаз,
Не старишься, как требует природа,
Каким тебя увидел в первый раз,
Таким и остаёшься все три года.

Мороз трёх зим убил жару трёх лет,
Цветы весны плодами трижды стали,
Повсюду время оставляло след —
Твоя краса и юность устояли.

И всё – таки менялся внешний вид,
Как положенье стрелки – еле, еле;
Моим глазам казалось, что стоит,
Но двигалась она на самом деле;

Поэтому скажу: Грядущий век,
Ты опоздал, твой идеал померк.

105. «Зря говорят: Язычник – несомненно!..»

Зря говорят: Язычник – несомненно!
Не идолу поклоны в храме бью,
Мои хвалы и песни неизменны,
Я об одном, и одному пою.

Друг – добр всегда, и этим уникален,
Во всём он совершеннее других,
Поэтому в хвалах я постоянен,
Одно и то же говорит мой стих.

Пишу о нём: прекрасный, добрый, верный,
Потом о том – другим набором слов,
Три темы – вариации безмерны,
Они – душа и суть моих стихов.

Прекрасных, добрых, верных нам хватало,
В одном – трёх этих качеств не бывало.

106. «Листая фолианты древних книг…»

Листая фолианты древних книг,
Я вижу описанья граждан знатных,
Воспевший красоту старинный стих
Про верных дам и рыцарей галантных.

Хваля в стихах шедевры красоты
От рук и ног, до нежных губ и взгляда,
Поэты знали, что родишься ты,
Все их хвалы твоей красе награда.

На нас смотрели мысленно они,
Воображенье дали осветило,
Пророки заглянули в наши дни —
Воспеть тебя уменья не хватило.

Ведь даже мы, живущие сейчас
Немеем при сиянье нежных глаз.

107. «Ни страхи сердца, ни душа пророка…»

Ни страхи сердца, ни душа пророка,
Вонзая взор в грядущие века,
Не могу мне назвать любви истоки
И сроки предсказать наверняка.

Луна своё затменье испытала,
Авгуры больше не скрывают смех,