Цитаты из книги «Приключения Весли Джексона»

Меня тошнило от армии. Тошнило от обязанности все время куда-то поспевать. Тошнило от старания стать тем, чем я не был, чем не только не хотел, но и не мог быть, – заключенным.

Военные и политики любят в своих речах называть мертвецов храбрыми, доблестными или как-нибудь еще в том же духе. Вероятно, я не понимаю, что такое мертвец, так как единственные мертвецы, которых я могу себе представить, – это мертвецы мертвые, и называть их иначе – это значит, по-моему, хватить через край. Живых храбрецов я еще допускаю, но это все народ беспутный.

Мы все ждем смерти, а сигареты помогают нам ждать.

Все люди на свете такие же, как и мы, и все они ждут одного – смерти. А тем временем живут вот так, как я тебе рассказывал. Так вот, если ты ненавидишь себя – что ж, тогда можешь ненавидеть и японцев. Можешь ненавидеть немцев и итальянцев, венгров, болгар – всех, кого хочешь. Что до меня, я ненависти к себе не питаю и не вижу, зачем это нужно. А раз это так, то я не могу ненавидеть и никого другого.

Прогулки способствуют размышлению, а чтение приобщает вас к мыслям других людей, большей частью, вероятно, тоже уродливых.

Говорят, что если вы умеете дышать, то уже годны к военной службе, а я дышал как раз как полагается. Много всего я наслышался про армию, и смешного и гадкого, но в конце концов все сводилось к одному: не миновать мне вскорости солдатского мундира, так как я под судом не состоял, болен не был, сердце у меня было здоровое, кровяное давление нормальное, все пальцы на руках и ногах, глаза и уши и другие части тела, данные мне от природы, – в целости и сохранности. Выходило, что я рожден быть солдатом и лишь временно околачиваюсь на Взморье и в Публичной библиотеке Сан-Франциско, в ожидании, пока объявят войну. Несмотря на это, я не был расположен идти в армию. Я был расположен не идти.

Если найдутся люди, которые вам скажут, что семейное счастье – это конец, если скажут, что от него тупеют, что ничего хорошего оно не дает – ни силы, ни знания, – не верьте им: они не изведали счастья. Если они вам скажут: поцелуи – удел дураков, – отвечайте: это ложь. Если они вам скажут: обожание – удел глупцов, – назовите их сукиными детьми и скажите, что они лгут. Они вам скажут: нежность – это слабость, – а вы ответьте: вы не мужчины. Они вам скажут: боль выше наслаждения, – отвечайте: нет, как раз наоборот. Хорошее – это начало. Плохое – это еще не конец, это просто помеха. Все истинное бессмертно. Ничто так не истинно, как любовь. Виктор Тоска знал это. Джо Фоксхол – тоже. Любовь – это вершина всего. Это высшая величина: одна и единственная. Это три, семь, девять, одиннадцать и все остальные величины, слитые вместе в одно чудесное целое. Любите Бога. Любите жену свою. Любите сына своего. Любите ближнего своего. Любите врага своего – этого сукина сына, – любите, что бы там ни было. Дайте бедняге возможность исправиться – любите его.

Говорят, что семейное счастье – конец всему. Говорят, когда парень женится на девушке – это уже все, конец. Но вы не верьте этому, это не так, это вовсе не конец, а только начало; ничто не начинается до тех пор, пока парень не женится на девушке, пока она не забеременеет и не станет расцветать с каждым днем, пока сердце парня не наполнится до краев любовью к ней, и к жизни внутри ее, и ко всему окружающему. Это только начало, а вовсе не конец. Когда парень и девушка принадлежат друг другу, когда они составляют одно, только тогда и начинается настоящая жизнь, и нет ей конца и края; и, естественно, здесь не может быть никакого конца, раз они вместе и составляют одно, ибо это в природе вещей, в этом вся суть, весь шум из-за этого; это смерть получила коленкой под зад, это жизнь несется, хлопая крыльями; Рождество наступило, рай на земле, все поет и танцует, речка смеется, океан разливается счастьем, ветер встречает всех поцелуями, небо раскрыло объятия, деревья пляшут от радости, камень протяжно гудит, ночь уходит с ласковым шепотом – ясный день наступает.

Я верю в любовь, а любящие всегда молятся. Я верю в молитвы, в числа, в приметы – во все, что способно отвести от нас беду, направить ее на тех, кто не любит и не мечтает. Я верю в предчувствия и верю в истину, но больше всего я верю в любовь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой пострадал за меня, – я хочу, чтобы все избежали беды, – но я знаю одно: любовь – это единственная защита от беды, и верю, что наступит время, когда каждый человек найдет свою любовь, услышит свою песню, увидит своего сына, и рука Всевышнего его защитит.

Он рассказал, что его учили делать мелкий ремонт сложных аппаратов и крупный ремонт простых, но он не мог понять, зачем его обучали подобной ерунде, когда по-настоящему он интересуется только йогами. Я подумал, не хватил ли он лишнего, и я оказался прав. Он рассказал, что познакомился в Рочестере с одним человеком, который окончил Гарвардский университет и увлекался открытиями в области таинственных сил бытия. Этот человек был простым рядовым, но это не мешало ему просиживать в различных йоговских позициях все свободное время и пытаться приобщить своих товарищей по военной школе к тайнам, которые он познал. Виктор, по его словам, освоил больше учение йогов, чем ремонт фотоаппаратов. Тот человек говорил, что фотоаппараты приходят и уходят, а йоги остаются навеки. Фамилия его была Олсон, он был из богатой семьи. Родители его жили в Бостоне, рассказывал Виктор, но Олсон предполагал после войны уехать в Индию, чтобы продолжать свои занятия. Он утверждал, что когда-нибудь непременно постигнет истину. Он говорил, что постарается навсегда развязаться с Америкой после войны, так как Америка становится слишком богатой и могущественной для него. Он стремился к истине, а не к деньгам; к равновесию, а не к власти. Перед тем как вернуться в Нью-Йорк, мы