Когда мы переходили реку вброд, из-за угла форта выскочила группа примерно из пятидесяти конных воинов. Во главе их ехал великолепный вождь – высокий, статный, его обнаженная кожа отливала красной медью в лучах утреннего солнца, головной убор боевого вождя, сделанный из орлиных перьев, затенял его смуглое лицо и спускался по мускулистой спине. К моему удивлению, Эд и этот великолепный воин приветствовали друг друга как давно расставшиеся братья, обменявшись жестами мира, рукопожатиями, похлопываниями по спине и ведя себя как мужчины, которые рады видеть друг друга после долгой разлуки.
После недолгого разговора на языке, который, как мне показалось, был шайенским, вождь и его воины ускакали прочь. У меня возникло неприятное ощущение, что вождь слишком долго рассматривал меня во время разговора с Эдом, но я отбросил эту мысль как маловероятную.
– Это был Тупой Нож, шайен. Он мой брат.
Я пристально посмотрел на Гири, чтобы убедиться, что он говорит серьезно. Он усмехнулся серьезности моего выражения лица и так небрежно, словно говорил о погоде, сказал мне, что он наполовину шайен; его мать и мать Тупого Ножа – родные сестры. Какими странными бывают все эти проделки наследственности. При взгляде на нас двоих меня вполне можно было принять за чистокровного сиу, в то время как мой спутник был типичным белым жителем равнин.
Словно прочитав мои мысли, Гири с улыбкой заметил:
– Вождь хотел знать, из какого ты племени. Я сказал ему, что не знаю, что ты пришел издалека, с юга, от Отца Вод, но что ты был силен в войне, создавая большую хмунху с помощью маленьких ружей.
– Что такое хмунха, чёрт возьми? – спросил я; мое любопытство было возбуждено интересом Тупого Ножа к моей особе, вызванном предположением, что я индеец.
– Сильная магия, – ответил Гири. – Вождь был впечатлен. Он сделал тебе индейский комплимент.
– Как это?
– Сказал, что ты, несомненно, вождь среди своего народа. Что у тебя «глаза и клюв ястреба».
– Это тоже часть комплимента?
– Ещё бы. Ястреб – один из их главных символов. По-простому, он символизирует скорость, свирепость и силу в погоне. Но за этим кроется нечто большее. Ястреб – это для них магическая птица. Для тебя это хорошее начало.
Я бы продолжил дискуссию, поскольку не испытывал особого отвращения к лести, но сейчас мы были в тени форта. Мы разбили лагерь, и Гири, оставив меня присматривать за фургонами, исчез в направлении шайенских вигвамов.
– Я собираюсь на разведку, – было его единственным объяснением.
Через час он вернулся с тревожными новостями.
– Полковник, мы всё выяснили. Большие неприятности. Красное Облако и Человека Боящегося здесь ещё нет, хотя они знают, что совет назначен на это утро. Они главные вожди, за исключением Бешеного Коня. Судя по всему, они собираются помахать томагавками на этом пау-вау. Если они не появятся, или им не понравится то, что они услышат, когда и если они появятся, то всё будет в порядке. Все пойдет прахом, настанет сущий ад.
– Предположим, они откажутся от участия в совете или вообще не приедут. Присоединятся ли к ним остальные?
– Да. Они чешутся и не знают, где свербит. Даже я не хотел слишком долго оставаться там, – он указал на индейский лагерь, – и отправился к шайенам.
– А как же наш караван? Сможем ли мы загнать фургоны в форт на случай нападения?
– Я поговорил с капитаном Феттерманом, который командует здесь, пока не появится Кэррингтон. Он дурак. Сказал, что если бы у него было пятьдесят хороших людей, он мог бы проехать через всех сиу.
Когда я сказал ему, что Каррингтон находится в дне пути отсюда, он сказал:
– Хорошо! Я собираюсь спросить его, могу ли я взять два эскадрона и преподать урок этим красным дьяволам!
Он совершенно не представлял, какое впечатление произведет на индейцев появление Кэррингтона с его войсками.
– Говорю вам, полковник, на этой границе, в армии, не найдется и десяти человек, которые знали бы, что у инджуна на уме. Будь это было так, у нас бы все это время не было этих проклятых побоищ.
– Но мы же можем переправить наш караван в форт?
– О, конечно. Но это ничего не значит. Индейцы не будут пытаться захватить форт. Здесь мы в безопасности. Беда будет там, где этот армейский дурак попытается проникнуть на территорию индейцев и преподать им урок. Да поможет им Бог, если они попытаются это сделать.
– А что мы тем временем будем делать?
– Этот совет собирается прямо сейчас на лужайке к югу от форта.
Действительно, теперь я мог видеть бесконечную процессию индейцев в роскошных накидках и на лошадях, выходящих из лагеря, пересекающих ручей и исчезающих за стенами форта.
– Думаю, нам с тобой стоит подслушать. Оставь свою лошадь и захвати ружье, – сказал он мне, когда я направился к Хуссейну.
Одного вида собравшегося совета было достаточно, чтобы заставить заколотиться сердце черепахи. Место, выбранное для собрания, было выбрано с уклоном вверх и в сторону от форта. Мистер Тейлор, агент, поставил свою палатку прямо под стенами форта. Перед палаткой ряд за рядом сидели вожди, ведущие переговоры, в точном соответствии со своим положением. За ними, столпившись на холме и рассеявшись на расстоянии в четверть мили от них находились воины, все на лошадях и при оружии. Их было, похоже, около тысячи. Солнце, стоявшее уже высоко, сверкало на бесчисленных наконечниках копий, ножах и боевых топорах, а переливающийся блеск белоснежных орлиных перьев, мириадов разноцветных бусин, вышивок и лиц, раскрашенных киноварью или охрой, на фоне ярко-синего неба Вайоминга и бесконечного разнообразия пестрых пятен у индейских лошадей являли собой зрелище невероятной дикой красоты.
Мы с Гири уселись рядом с армейскими разведчиками рядом с палаткой Тейлора – привилегия, полученная от капитана Феттермана. При виде на эту обширную и беспокойную дикую панораму у меня возникло странное ощущение того, что во всей этой картине есть что-то неестественное.
Я повернулся к Гири.
– Что такое, Эд, не так с этой толпой? Тут есть что-то странное, на что я не могу указать пальцем.
– Это молчание, – сразу же сказал он. – Такое можно встретить только на индейских сборищах. Всегда ставит в тупик белого человека, когда он впервые с этим сталкивается.
Я знал, что он прав. В пределах слышимости находились тысячи индейцев, но до нас не доносилось ни единого слова или звука человеческого общения. Это было жутковато. Слышно было только шарканье копыт лошадей, их фырканье или ржание, время от времени лязганье металлической сбруи. Это была особенность индейских сборищ, с которой мне приходилось сталкиваться много раз, но к которой я так и не привык.
Это странное потрясение оказалось лишь первым из тех, что постигли меня утром 16 июня.
Едва переговоры начались, как внешние ряды воинов с громким криком расступились. Вниз по склону, по открывшемуся таким образом коридору, ехали два вождя, одетые так, что не возникало сомнений в их высоком положении. Тот, что выше, был одет в кроваво-красную накидку и носил головной убор из белоснежных орлиных перьев. Он был очень крупным мужчиной, одетым ниже пояса в лосины из оленьей кожи, расшитые бисером, и державшийся с простой элегантностью наследного короля. Другой мужчина, постарше, был завёрнут в накидку из белой кожи вапити, украшенную вышивкой, а его лицо было так обильно раскрашено охрой и кобальтом, что казалось совершенно нечеловеческим. Красное Облако и Человек Боящийся Своих Лошадей прибыли на совет.
Едва они заняли свои места – один справа, другой слева от переднего ряда вождей, как появилась третья фигура, заметно отличающаяся от остальных.
На этот раз ряды людей на холме не издали ни единого крика, но по ним пронеслось глубокое «Хун-хун-хе!» – гортанный, ужасающий звук, от которого у меня волосы на голове встали дыбом. Ряды снова разделились, на этот раз по диагонали, вниз и поперек холма. Наступила пауза, во время которой даже ветер не дышал. Затем, перейдя через холм и спустившись по склону, к палатке совета направился одинокий всадник.
Он был стройным, среднего роста, превосходно сложенным. Он был совершенно голым, если не считать мокасин и набедренной повязки из чёрной волчьей шкуры. Цвет его кожи был очень темным, почти красного дерева, а лицо – одно из самых красивых, которые я когда-либо видел у мужчины любой расы: тонкий орлиный нос с высокой переносицей; широкий рот, широко расставленные и раскосые глаза; маленькие плоские уши, красивая голова с высокими скулами и красиво очерченным квадратным подбородком.
Если Красное Облако держался как король, то этот человек – как император. Его безупречный жеребец был таким же черным, как собственные косы воина, спускавшиеся до пояса. В его волосах было единственное черное орлиное перо, которое он носил на затылке, по обычаю дакотов, наискось справа налево. Ни один человек не удостоился даже взгляда его сверкающих глаз, когда он спешился и занял свое место точно между Красным Облаком и Человеком Боящимся и на фут перед ними.
В индейской иерархии мог быть только один человек, который осмелился бы занять такое положение. Я догадался, кто это, когда Гири, в кои-то веки взволнованный, прошептал мне на ухо:
– Ташунко Витко! Бешеный Конь!
Это был самый могучий воин племени сиу из всех, возможно, самый величайший человек своей расы и своего времени. Бешеный Конь – свирепый боец; Бешеный Конь – бесстрашный. И все же, среди своего народа, человек мудрый, добрый и благородный. Это был великий человек, среди красных или белых. Я почувствовал это уже тогда; позже я это узнал.
Совет начался. Он продолжался до полудня. Тейлор был искусен в дебатах и пользовался доверием индейцев. Красное Облако Человек Боящийся, а также многие младшие вожди пришли к соглашению. Оставалось склонить на свою сторону только Бешеного Коня.
И вот, когда казалось, что всё приходит к успешному завершению, случилось то, чего Гири так боялся и от чего он предостерегал капитана Феттермана.
Вниз по длинной долине Платт, с развевающимися флажками, играющим оркестром, грохотали фургоны с боеприпасами, которыми управляли покрикивающие мужчины, приближался отряд Каррингтона. И в мертвой тишине, последовавшей за его появлением, он повел свои эскадроны прямо на территорию совета.
Среди собравшихся дикарей раздался протяжный звук, больше всего похожий на резкий вдох, который предшествует рычанию разъяренной собаки. Человек Боящийся и Красное Облако немедленно вскочили на ноги. Позади них сомкнутые ряды младших вождей начали подниматься, как это происходит с поверхностью вода, когда в неё бросят камень. Только Бешеный Конь остался сидеть.
И все же, когда он заговорил, все замерли, а Кэррингтон слушал.
– Куда направляется Маленький Белый вождь со своими войсками?
Полковник Генри Б. Кэррингтон был человеком, совершенно не сведущим в общении с индейцами, к тому же человеком он был откровенным и честным. В нескольких словах он объяснил Бешеному Коню, в чем именно заключалась его миссия.
– Мне приказано отправиться в район реки Паудер, построить там форты и разместить в них гарнизоны. Форты и солдаты должны охранять новую дорогу в Монтану, тропу Боузмена.
При этих словах Красное Облако взорвался; его голос дрожал от ярости.
– Великий Отец посылает нам подарки и хочет новую дорогу, но Маленький Белый Вождь приходит с солдатами, чтобы украсть эту дорогу прежде, чем индейцы скажут «да» или «нет»!
Человек Боящийся зловеще объявил:
– Через две луны у тебя не останется ни одного копыта.
– Хопо, пошли! – сказал Бешеный Конь, воин.
Через несколько минут в поле зрения не осталось ни одного индейца. Не прошло и часа, как тысячи людей, стоявших лагерем, устремились вверх по тропе, на север. Если бы белый человек оказался к северу от Паудер, началась бы война.
Так сказал Ташунко Витко.
О проекте
О подписке