В этот момент Тимоти встал. Когда он поднялся на ноги, то пошатнулся от слабости и упал бы, если бы Белл не сделал быстрый шаг вперед, чтобы поддержать его. Через мгновение вождь освободился от поддерживающей его руки сержанта и шагнул вперед, на освещенный костром участок. Никто из офицеров не произнес ни слова, когда темно-бронзовый нез-персе сбросил с плеч промокшее одеялои предстал перед ними обнаженным, если не считать набедренной повязки. Запустив худую красную руку в мешочек из оленьей кожи, индеец что-то вынул из него и бросил на землю.

– Я принес вам это, – медленно произнес он, и его вибрирующий бас словно обвинял молчащих белых, – потому что я знаю, что ваши сердца плохо относятся к моим словам и словам всего моего народа.

Упавшая булавка нарушила царившую вокруг тишину, не хуже чем треск восьмидесятифутовой сосны.

На деревенской улице в Виргинии или на веранде плантации в Джорджии этот предмет мог остаться незамеченным. Но на этом голом участке освещенной кострами пограничной грязи в двух тысячах миль от Сент-Луиса эта безмолвная помятая шляпка потрясла всех до глубины души.

– Боже милостивый! – Приглушенные слова капитана Бэйлора были первыми, нарушившими наступившую тишину. – Белой женщины!

– И, я бы сказал, леди. – Капитан Гарри Уинстон говорил со своей обычной прямолинейностью.

– Леди с Юга, – мягко дополнил Белл, выходя из тени палатки и поднимая маленькую шляпку. – Я прав, лейтенант Гакстон?

Вопрос, сопровождаемый пристальным взглядом сержанта, был адресован стоящему в свете костра и бледному, как рыба, Гакстону.

Прежде чем молодой офицер успел ответить, полковник Стедлоу вскочил на ноги.

– Довольно, Белл. Вопросы здесь задаю я. Дайте мне шляпку. Лейтенант, что вы хотите сказать?

Здоровенная лапища Белла крепче сжала трогательно маленькую шляпку.

– Я получил шляпку, полковник, и вопрос, который к ней прилагается. – При этом отказе сержант сжал челюсти со слышным щелчком. – Лейтенант Гакстон, вот он, должен ответить. И если это приведет меня на гауптвахту до конца моих дней, я намерен услышать, что он ответит.

– Дежурный капрал! Ординарец! Ординарец! – Отрывистый оклик Стедлоу и энергичный ответ на него капрала Бейтса были прерваны тихим, дрожащим голосом Гакстона.

– Белл прав, сэр. Вы не можете винить его. Как и его индейца. То, что они оба сказали, – правда. Это шляпка Каллы Ли Рейнсфорд, полковник. Дочери старого генерала Рейнсфорда, сэр.

– Ты же не это имеешь в виду, Уилси! – Верный южанин Стедлоу отказывался поверить, что Гакстон, такой же виргинец, как и он сам, мог быть виновен в таком чудовищном нарушении рыцарского кодекса. – Она была твоей невестой, не так ли? Могу ли я спросить, ради всего святого, сэр, зачем вы привезли ее в эту страну?

– Я не могу вам этого сказать, сэр. – Цвет лица юного Гакстона был белым, словно рыбье брюхо, даже в отблесках пламени. – Мы с ней договорились об одном очень личном деле. Боже, помоги мне, я убедил её приехать. Мы оба чувствовали, что в сложившихся обстоятельствах это абсолютно необходимо.

– Каких обстоятельствах, Уилси? Ради бога, сэр, только не говорите мне, что вы заставили эту бедную девушку приехать сюда, чтобы выйти замуж? Или что это по-вашему, абсолютно необходимые обстоятельства!

– Нет, сэр, я не… – Отрицание Гэкстона было отчаянной борьбой с горем и нервным напряжением. – Мы больше не были помолвлены. Видите ли, сэр…

– Прошу прощения у полковника, сэр. – Откровенное напоминание Белла выразило общее настроение беспокойных офицеров. – Я бы предположил, что личная жизнь лейтенанта Гакстона и этой дамы не исключает того факта, что она, возможно, все еще жива, и, конечно, если это так, положение её серьёзное.

– Как это, Белл?

Ровный тон, с которым Стедлоу задал этот вопрос, дал сержанту понять, что командир достиг внешней границы той чётко очерченной области, которая разделяет его природную симпатию к своевольному сержанту и унаследованное в Вест-Пойнте понятие о неприкосновенности офицера.

Тем не менее, когда первый сержант Белл надел свои драгунские ботинки

одиннадцатого размера2, чтобы переступить черту дозволенного, он не собирался опускать их на полпути к цели.

– У вас семеро убитых белых там, на колвиллской дороге, а также белая девушка и цветная женщина, захваченные в плен дружками Камиакина. Я бы сказал, что это наводит на мысль о более конкретных действиях, чем перекрестный допрос старшего лейтенанта Гакстона о его моральном облике.

– Ах ты, ах ты, непокорный дьявол…

Рассерженный тем, что сержант сказал столь очевидную вещь, Стедлоу теперь с запоздалой серьезностью обрушил на него свою месть.

– Капрал, уберите этого человека с глаз моих долой и не спускайте с него глаз. Если я увижу его еще раз до того, как Фаннинг доставит его обратно в Уоллова, я отправлю вас вместе с ним.

– Да, сэр! – Бейтс и капрал охраны вытянулись во фрунт. – Я запру его в палатке, полковник, сэр, и приставлю вооруженную охрану на всю ночь, – пообещал Бейтс с плохо скрываемым ликованием. – Вы его больше не увидите, сэр. Благодарю вас, полковник, сэр!

Таким образом, во второй раз за этот вечер Белл оказался на пути к своей палатке под вооруженной и торжествующей охраной капрала охраны. В тот момент не могло быть никаких сомнений в том, что капрал и полковник были полностью согласны относительно ближайшего будущего первого сержанта Белла.

Но, в конце концов, время – это всего лишь время.

Было еще только 4.30 утра, а полковнику Эдсону Стедлоу ещё предстояло придумать способ найти и наказать убийц-палузов, не говоря уже о том, чтобы вернуть их белую пленницу. Стало быть, с точки зрения понимания характера своего полковника или отсутствия такового, сержанту можно было бы легко простить его убеждение в том, что командир не решится на такую рискованную авантюру без поддержки первого сержанта

2 Соответствует 44 размеру в России (перев)

Белла.

Хрустальный шар цинизма Белла принес необычайно скорые плоды.

Через двадцать минут после того, как его прогнали от командирского костра, предположительно на пожизненное заключение в ножных кандалах, явно недовольный капрал Бейтс подбежал к столь же разочарованному капралу охраны с приказом освободить заключенного. И ещё через две минуты тот снова стоял в душной палатке полковника.

Оказавшись лицом к лицу со Стедлоу в третий раз за последние несколько часов, Белл сразу понял, что игра началась, карты сданы, и ему достались не лучшие.

Без дальнейших церемоний Стедлоу показал ему свои карты.

– Садись, Белл. Возьми сигару.

Белл оторвал взгляд от земляного пола перед своими башмаками и поднял лицо. Какого черта? Это была не армия. Чёртов командир предложил простому сержанту закурить? Да, черт возьми, это все из-за этого сумасшедшего Стедлоу. Он управлял подчинёнными, как ни один другой офицер в этой паршивой службе. Смущение Белла выразилось в странной усмешке его широкого рта.

– Прошу прощения, полковник?

– Присаживайтесь, дружище, и закуривайте. Если, конечно, это не встанет между вами и вашими драгоценными восемью унциями жевательного табака.

Белл покраснел и высунул голову из-за полога палатки, чтобы выпустить длинную струю в середину костра, до которого было десять футов. Вытерев рот, он потянулся за предложенной панателлой, отсалютовав свободной рукой.

– Спасибо, полковник.

Белл был первым, кто навёл свои голосовые понтоны. Он стремглав промчался по ним и спрыгнул на берег с другой стороны, широко расставив ноги.

– Полковник, ради бога, не отсылайте меня назад в Уоллову. Если хотите, заприте меня на следующие десять лет, но позвольте мне разобраться с этими индейцами вместе с вами, пока вы не доберетесь до Колвилла. Я…

– Мы к этому ещё вернемся, – успокоил его пожилой мужчина, спокойно обрывая нить мольбы Белла на середине мотка. – Прямо сейчас я хочу убедиться, что вы кое-что поняли, сэр.

– Да, сэр.

Белл почувствовал, с каким вниманием Стедлоу наблюдает за ним, и впервые за всё время службы у полковника ему стало не по себе, и вдруг стало стыдно. На самом деле Стедлоу был настоящим джентльменом и прекрасным офицером. Одним из тех редких людей, кто понимал и искренне любил своих подчиненных. Он был из тех, кто, вероятно, был сорок девятым в классе из пятидесяти человек в Академии, но был первым среди всех подчинённых, бывших когда-либо под его началом.

– Сэр, – казалось, что огромные ноги высокого сержанта внезапно потеряли покой, – Я хочу, чтобы вы тоже кое-что поняли. Я искренне сожалею, что высказался против вас сегодня вечером перед подчинёнными. Я не всю свою жизнь был в строю, и, боюсь, мой характер, похоже, об этом забыл. Я просто хочу, чтобы вы знали, что, когда я срываюсь на своё начальство, то это не потому, что я ненавижу офицеров. Просто я злюсь. А когда я злюсь, то, кажется, всегда вспоминаю, откуда я, и забываю, где нахожусь. Не думаю, что все это имеет для вас какой-то смысл, сэр.

Белл закончил запинаясь, как человек, который пытается рассказать кому-то о чем-то целиком, не посвящая его в детали.

– Напротив, сержант. – Оговорка Стедлоу заставила Белла резко поднять взгляд. – В свете того, что Уилси Гакстон только что сказал мне, в этом есть большой смысл. Тем не менее, я был бы признателен, если бы вы, по крайней мере, сохранили способность вести себя как сержант, пока находитесь в моем подчинении.

– Да, сэр. – Белл не отрывал взгляда от земли, но его серые глаза были полуприкрыты, а длинный подбородок опустился. – Что сказал вам лейтенант, сэр?

– Что вы были выпускником Пойнта и получили офицерский чин.

– Да, сэр. – Белл еще глубже зарылся взглядом в пыль, покрывавшую пол палатки. – Что-нибудь еще, сэр?

– Да. Что он потратил последние шесть месяцев, пытаясь убедить вас в этом признаться.

– И это все, полковник? – Белл вызывающе поднял глаза.

– Именно об этом я вас и спрашиваю, Белл. Так ли это?

Сержант с каменным лицом был не первым жёстким яблоком, которое Стедлоу выудил из-под прилавка с товарами для пограничных войск. И этот командир с мягкими манерами прекрасно разбирался в жёстких фруктах. Достаточно хорошо, чтобы понимать, что чем тверже мякоть, тем мягче сердцевина.

– Ну так что, Белл?

– Лейтенант наговорил мне кучу чепухи о том, что я натворил дома. Всё это было связано с девушкой, с которой мы оба тогда были связаны, и… Черт возьми, полковник, Уилс всегда был полон дурацких, достойных школьника представлений об офицерской чести. – Белл переключился на другую тему, как это обычно делает мужчина, когда слишком быстро теряет почву под ногами. – На меня такие вещи никогда не действовали. Ни тогда, когда я был в Пойнте, ни потом. Если вы знаете о моём прошлом столько, сколько говорите, то поймете, что я не чистокровный джентльмен с Юга, как Уилс.

– Это я тоже выяснил. Вы ведь двоюродные братья, не так ли? Ваша мать была из рода Гакстонов, младшая сестра старого полковника, так, кажется, сказал Уилси. Сбежала с каким-то негодяем-янки. Уехала в Дакоты или что-то в этом роде. Какой-то мелкий скандал, если я правильно помню.

– Вы совершенно верно помните, полковник! – Белл впервые сверкнул ослепительной улыбкой. – Они не удосужились встретиться с пастором, пока я не стал достаточно взрослым, чтобы ходить в ботинках. К тому времени мой отец сбежал с индианкой из племени сиу, а мать уехала в Сент-Луис, чтобы работать и содержать меня. Насколько я понимаю, первая женщина из Гакстонов за четыре поколения, которая сделала более, чем глубокий вдох, без помощи дюжины негров. После её смерти я вернулся в Малберри-Хилл и вырос там с Уилсом. Старый полковник отправил меня в Академию в пятьдесят первом, за два года до Уилса. Остальное вы, очевидно, знаете.

– Да. – Стедлоу медленно кивнул. – Окончив училище третьим в пятьдесят четвертом году, вы записались рядовым под вымышленным именем и четыре года служили как простой солдат, чтобы стать тем неуправляемым головорезом, которым и являетесь сейчас, сэр.

– Да, сэр. – Белл мысленно усмехнулся, услышав фразу полковника, которую тот произнёс, как настоящий вирджинец. – Это было нелегко, сэр.

Стедлоу пропустил это замечание мимо ушей, но его краткие заключительные слова зажгли яркий свет внезапного понимания в блуждающем во тьме уме рослого сержанта, чтобы объяснить его совершенно бесцельный интерес к личной жизни Белла.

– Вы понимаете, сэр, что мой долг – немедленно привлечь вас к ответственности за дезертирство? И что я ни минуты не колеблясь выполню этот долг?

– Да, сэр.

– Что ж, сэр, сами видите, что вы это помните. Потому что, десять минут назад, вы были формально арестованы по тому же самому обвинению. И потому что с этого момента вы подчиняетесь лейтенанту Гакстону.

И потому, – темноглазый командир внезапно наклонился к Беллу, – что через двадцать минут вы вернёте свои шевроны и отправитесь с отборным передовым патрулём к переправе Красного Волка.

Когда Белл вышел из палатки Стедлоу после всех этих неожиданных распоряжений, его мысли крутились, словно волчок. Открытие того факта, что полковник знал о его прошлой жизни, об Уилси, Пойнте, Калле и прочем, было бы достаточно само по себе – и, возможно, вдвое больше чем достаточно. Но в довершение всего взбудораженный командир вдолбил ему все остальное.

Короче говоря, нужно было срочно подготовить патрульный отряд, чтобы незамедлительно выйти в поле и попытаться найти Камиакина и тех его людей, которые держали в плену Каллу Ли. Это была главная задача, и Белл воспринял её как должное. Но детали, касающиеся этого патруля, его состава и предполагаемого курса, сильно озадачивали Белла.

Он обдумывал их сейчас, когда большими шагами направлялся к месту сбора.

Даже за короткое время своего путешествия по предрассветной серой улице сержант увидел и услышал достаточно, чтобы понять: назревают большие неприятности, которые могут разразиться в направляющейся к Колвиллу колонне. Офицеры и сержанты роты при свете наступающего дня уже раздавали отрывистые приказы, и все четыре роты начали облачаться в рваную парадную форму на расчищенной площадке между лагерем и рекой. Не имея возможности разглядеть их владельцев, Белл узнал характерные вокальные данные трех своих коллег-сержантов, которые явно выделялись на фоне общего шума: сначала резкий, как у пуделя, баритон Демуа из Бордо, затем хрипловатые, как у терьера, нотки несравненного ирландского тенора Харригана, а затем наконец, бас болотной гончей Булла Уильямсона.

Отмечая знакомые детали поспешного сбора, Белл вернулся мыслями к природе и содержанию «передового патруля» Стедлоу.

Группа должна была стать тем, что командир с гордостью и воодушевлением описал Беллу как «летучую колонну». Соответственно, эти силы должны были состоять из десяти отборных солдат и лошадей от каждой из четырех рот, а также всех четырех ротных офицеров и первых сержантов в придачу. По словам, Оставшаяся часть колонны должна была пересечь Змеиную и следовать за этим передовым отрядом как можно быстрее, и командовать этими силами должен был младший лейтенант Фаннинг. Если бы не удалось быстро столкнуться с Камиакином. Передовой патруль остановился бы у реки Палуз и ждала остальных. Соединившись, весь отряд должен был как можно быстрее продвигаться к Ингосоммен, где проходила договорная граница земли палузов Камиакина.

Солдаты роты «Е», конная пехота, имеющая две горные гаубицы, использовали двойные упряжки мулов, чтобы артиллерия не задерживала разведывательный патруль, который, конечно, с точки зрения Стедлоу, они должны были сопровождать.

Выразив удивление по поводу того, что о пушках для таких действий вообще шла речь, Белл резко заявил, что куда бы ни отправился подполковник Эдсон Стедлоу, туда же отправятся и две его замечательные гаубицы, которым он столь безоговорочно поклонялся. Никто из офицеров, нахмурился полковник, никогда не осознавал исключительной ценности колёсной артиллерии, подрывающей боевой дух противника, в борьбе с невежественными дикарями. Эти два орудия стоили целого полка обученных стрелков в любой кампании против индейцев, клянусь Господом, сэр!

Было более-менее понятно, что касалось состава передового патруля и его довольно маловыполнимой цели – двигаться впереди основных сил, чтобы найти ренегата Камиакина и привлечения его и его безумных последователей «к дружескому совету, касающемуся возвращения плененной белой девушки, избегая ненужных военных действий!»

Это было последнее, что заставило Белла вздрогнуть от предчувствия беды. «Избегая ненужных военных действий!» Боже милостивый, о чем они только думают? Потрясенный настоящим идиотизмом всего этого плана, сухопарый сержант едва сдержался, чтобы не взорваться прятаться под патрицианским носом Стедлоу, прекрасно понимая, что любая дальнейшая вспышка гнева с его стороны приведет к тому, что он останется с главным отрядом под командой Фаннинга.

Единственным явным недостатком в решимости Стедлоу, по крайней мере, тем, что сразу же поразил Белла, когда н воспоминал о прежнем отношении офицеров к нез-персе, было внезапное и явное изменение отношения всего командования к недавно появившемуся и подозреваемому теперь Тимоти.

После того, как хмурый вождь сам сказал о том, что его люди разбили лагерь возле переправы Красного Волка, и что у них было достаточно каноэ, чтобы быстро переправить такой небольшой отряд, как передовой патруль, через Змеиную, было принято смелое решение немедленно отправить патруль к переправе, быстро переправиться и как можно скорее направиться к реке Палуз – это всего лишь каких-то девяносто длинных миль по совершенно враждебной, изрезанной оврагами и заросшей кустарником местности!