Капрал преградил дорогу здоровяку, и его слова и выражение лица внезапно стали напряженными.

– Что ж, подумай еще немного, – кивнул Белл, подкрепляя свой совет резким движением вверх своего свободного левого кулака. Удар пришелся капралу в живот, и тот согнулся пополам. Когда он падал, рука Белла вырвала мушкет из его рук. Полуобернувшись, он пропустил сержанта мимо себя, сильно и умело ударив его по затылку прикладом ружья.

Бросив ружьё одному из разинувших рот солдат, Белл быстро прорычал:

– Утопи его в реке. Когда он придет в себя, верни его ему и напомни, что я арестован по его приказу. Скажи ему, чтобы он зашёл за мной в палатку Рэндалла. И скажи ему, чтобы в следующий раз, когда он направит на кого-нибудь ружьё, пусть держит палец на спусковом крючке.

Опытный взгляд ассистента хирурга Рэндалла определил, что Тимоти больше страдает от усталости, чем от воды. Доктор достаточно быстро привел его в чувство, и после хорошего глотка из вездесущей фляжки Белла нез-персе был готов к разговору. От того, что он сказал, у любого белого мужчины встали бы дыбом волосы на затылке, а Белл, вопреки любому впечатлению, которое, возможно, производила постоянная маска из солнечного загара и дорожной грязи, покрывавшая его каменное лицо, был белым мужчиной.

Через пять секунд после того, как первые хриплые фразы сорвались с уст измученного индейца, Белл плечом отодвинул полог палатки Стедлоу, чтобы сообщить ему ужасные новости.

А через пять минут после этого состоялся совет главного командования, все участники которого имели бледный вил.

Это зрелище запомнилось бы любому профессиональному солдату, и Белл никогда его не забывал. Расчищенная площадка перед палаткой полковника была ярко освещена торопливо раздутыми кострами, оставшимися от ужина. С трёх сторон в этом неверном свете сидели на корточках четверо ротных офицеров, а также вольнонаемный квартирмейстер по снабжению, младший лейтенант Генри Фаннинг, и три сержанта -товарищи Белла. Командир колонны сидел на своем походном стуле у входа в палатку, а на земле перед ним, лицом к кольцу офицеров и сержантов, сидел на корточках дрожащий, завернутый в одеяло почти обнаженный вождь племени нез-персе. Белл, забытый в первой суматохе собрания, бросал высокий силуэт своей тени на полог палатки слева от Стедлоу.

Было 4:15 утра, пятница, 14 мая.

Незадолго до того, как совет приступил к работе, возникло кратковременное чувство облегчения. Ненасытный капрал Бейтс, увидев возможность войти в историю, когда провидение сунуло её ему под нос, воспользовался неловким молчанием, наступившим после собрания офицеров с сонными глазами, чтобы напомнить Стедлоу, что первый сержант Белл находился здесь незаконно, фактически находясь под арестом за неподчинение. Естественным и подобострастным ожиданием Бейтса было то, что его проницательность будет вознаграждена быстрым смягчением обвинения в неподчинении Бела, а также добрым поглаживанием его собственной кудрявой головы со стороны благодарного командира.

То, что он получил, был брошенный в его сторону косой взгляд Стедлоу и его поджатые губы, когда он произнёс «черт возьми, сейчас не до пустяков, думай о деле». Пребывавший в полном смятении командир, поднявший голову как раз вовремя, чтобы заметить вспышку улыбки, скользнувшую по широкому рту Белла, предостерегающе прорычал:

– Не поймите меня превратно, сержант. Вы всё ещё под арестом. Вы здесь для того, чтобы поддержать этого индейца, и не более того.

– Да, сэр, – с невозмутимым видом ответил Белл. – Вам лучше дать Тимоти возможность высказаться, полковник. Он не больше чем через три глотка снова потеряет сознание.

Стедлоу кивнул и неуверенно повернулся к своим офицерам.

– Джентльмены, я чувствую, что этот индеец Белла может впечатлить вас больше, чем я. Я позволю ему рассказать об этом, как он сможет. То, что он скажет, поставит всех вас перед тактическим и моральным решением, выходящим за рамки всего того, что вы, возможно, изучали в Академии. То есть, так будет, если вы сможете заставьте себя это принять. Я сам все ещё не могу согласиться с реальностью его рассказа и хочу еще раз услышать каждое его слово. Поэтому, пожалуйста, не встревайте, пока индеец не закончит говорить.

Стедлоу прервал свое предостережение на достаточное время, чтобы окинуть внимательным взглядом собравшихся в круг слушателей, а затем завершил его нервным жестом в сторону нез-персе.

– Давай, Тимоти…

Сидевший на корточках разведчик заколебался, его глаза-бусинки скользнули вслед за взглядом Стедлоу по притихшему кольцу офицеров с каменными лицами. Неуверенно облизнув губы, он перевел взгляд своих черных глаз на спокойные серые глаза сержанта Белла.

Большая рука Белла легла на его худое красное плечо.

– Скажи им, Тамасон. Как ты сказал мне и полковнику Стедлоу. Это всё. Помни, что ты вождь. Они простые люди.

Индеец благодарно протянул руку и похлопал Белла по покрытой рыжими волосами лапе.

– Хаа-рашо, – тихо пробормотал он. – Просто я так устал, Аметсун. И с этими словами, глубоко вздохнув и устремив свой раскосый взгляд в самое сердце костра, Тимоти рассказал свою историю.

Она была короткой. Грубой. Неприукрашенной.

– Вчера на закате, – начал нез-персе, – я отправился по дороге в Колвилл, как мне велел Аметсун Белл. По дороге я смотрел на юг, а не на следы фургонов на дороге. Вниз, к Горьким корням. Вниз, к стране Камиакина. Это я тоже сделал, потому что Аметсун Белл велел мне делать именно так.

Я по-прежнему ничего не видел. – Тихий голос разведчика звучал неуверенно; он, как обычно, нахмурился еще сильнее, как будто пытался вспомнить, где именно остались следы от копыт его лошади. – Всю дорогу до лугов Горьких Корней я ничего не видел. Затем наступила ночь, и я увидел их. К югу от лугов, на всём пути к Колвиллу. Сигнальные огни.

После этого я широко открыл глаза и очень медленно пустил своего пони шагом. Я увидел два боевых отряда, черных на фоне ночного неба. А потом я увидел еще четыре. Я больше не двигался и спрятал пони. Потом я дождался восхода солнца. – Тимоти немного помолчал, а затем добавил, серьезно кивнув: – Нет ничего хорошего для нез-персе в том, чтобы путешествовать в темноте по той стороне реки.

Белл скрыл легкую усмешку, наклонившись еще дальше вперед, чтобы расслышать продолжение рассказа своего разведчика. Но прежде чем индеец смог продолжить, вмешался неудержимый Бэйлор.

– Боже мой, полковник, неужели этот рыжий мошенник пытается сказать нам, что он всё это время прохлаждался на Колвилльской дороге? Я полагаю, сэр, что…

– А я предлагаю, сэр, – Стедлоу был той редкой птицей среди выпускников Вест Пойнта – командиром, который управлял своим штабом с меньшими усилиями, чем своими солдатами, – чтобы вы помолчали или шли в свою палатку.

Пока чернобородому Бэйлору пришлось прикусить свой острый язык, Стедлоу резко махнул Тимоти рукой, и нез-персе снова заговорил.

– Я ждал солнца, как я уже сказал. И оно было очень яркое и плохими знаками. На каждом холме в радиусе короткой дневной поездки на пони сверкали зеркала и поднимались клубы дыма. Поэтому я подождал еще немного. Через час, может быть, два, вереница фургонов двигалась по дороге со стороны Колвилла. Я подъехал к ним, и они оказались из Колвилла. Я рассказал им о плохих знаках. Я попросил их вернуться. Но начальник каравана сказал: «Это всего лишь старый Виктор и несколько кер д'аленов. Мы проехали мимо них на рассвете. С нами все в порядке. С другой стороны, – тут он указал на молодую белую женщину и крупную чернокожую, которые находились в его фургоне, – это женщины из армии, направляющиеся в форт Уоллова. Они ничего не предпримут против армейских».

Аметсун… – прервал свой рассказ нез-персе, беспомощно протянув руку к Беллу. – Что мне было делать? Я индеец. Они не захотели слушать.

– Ты уже говорил мне это, Тамасон. – Белл говорил тихо и кратко. – Теперь ты рассказываешь это для офицеров. Они послушают.

Худощавый разведчик взглянул на штаб Стедлоу, глубокомысленно кивнул и быстро заговорил отрывистыми гортанными словами из своего школьного учебника английского.

– Тогда я быстро пошел искать Виктора. Мы старые друзья. В полдень я нашел его. У него было плохое сердце. Его молодые люди собирались присоединиться к Камиакину, а он, их старый вождь, просто шёл с ними, чтобы попытаться убедить их не делать этого. Но было уже слишком поздно. От Змеиной прибыли разведчики, сообщившие, что вождь с дубовыми листьями и солдаты-пони в большом количестве идут из форта Уоллова, и что прошлой ночью они повернули прямо на юг, от дороги на Колвилл, чтобы направиться прямо к договорным землям якимов, споканов и палузов. Пророчество Камиакина сбылось, и теперь молодых людей было не удержать.

Я ушел от Виктора и быстро поскакал на поиски Аметсуна Белла и солдат здесь, чтобы предупредить их о большой беде. Когда я ехал, я увидел это. Чёрный дым на западе, позади меня, там, где я встретил те фургоны.

Худой Нез Персе поёжился, плотнее закутываясь в одеяло.

– Больше рассказывать особо нечего. Когда я подошел к дыму, там не было слышно ни звука и ничто не двигалось. Все семеро белых погонщиков лежали мертвыми среди горящих фургонов. Молодая белая женщина исчезла. Большая черная женщина исчезла.

Все мужчины были без волос. То, как это было сделано, высоко и ближе ко лбу – ты знаешь, как они это делают, Аметсун, – сказало мне, какое племя это сделало. Любой нез-персе сразу скажет. Никто другой так не делает. Эти скальпы сняли палузы.

Камиакин украл тех двух женщин из колвиллского обоза!

Глава 2

Переправа Красного Волка

В заключение своего простого рассказа о тридцати шести часах, в течение которых он преодолел 145 миль, постоянно ускользая от вражеских отрядов, которые то появлялись, то исчезали, а затем поскакал на своей измождённой лошади к ревущему берегу Змеиной и переплыл этого отца злых вод, едва не выходящего из берегов, вождь нез-персе медленно обвел взглядом безмолвный круг своих белых слушателей.

– Я сказал это сейчас, и вы можете в это поверить. Я привык следовать за флагом. Флаг – это моя жизнь, – бесстрастно заключил он.

Несмотря на слова вождя, реакция офицеров была сдержанной, если не откровенно недоверчивой. Сам Стедлоу в своей осторожной, методичной манере подготовил почву для их немедленных возражений и подозрений.

Белл, наблюдая за белым командиром, думал, что знает, что скрывается за этими обманчиво мягкими карими глазами. Стедлоу уже дважды слышал эту историю, и у него было несколько свободных минут, чтобы поразмыслить над ней. Белл предположил, что, вероятно, он начал понимать, что говорит Тимоти, и возлагал ответственность за резню на колвиллской дороге на себя. Прямо там, где сам Белл сказал Тимоти, что это произойдёт, когда они три дня назад сидели на вершине холма и наблюдали, как тяжеловооруженная колонна Стедлоу приближается к Змеиной. Да, собственно говоря, прямо туда, где и следовало быть полковнику Эдсону Стедлоу.

Несмотря на то, что высокий сержант оказался прав в своих подозрениях, Стедлоу и остальные, не на шутку нервничая, начали подвергать перекрестному допросу молчаливого нез-персе. Полковник, как и полагалось по званию, задавал темп. И он делал это очень быстро.

– Ну, а теперь, Тимоти, – командир колонны двинулся вперед, – есть несколько моментов, которые я хотел бы прояснить. Во-первых, почему вы не вернулись и не предупредили нас вчера вечером, сразу после того, как столкнулись с первыми военными отрядами? Мне кажется, что вам, как руководителю наших разведчиков, следовало бы быстрее узнать, что это за отряды. Вы хотите, чтобы мы поверили, что вам потребовалось почти двадцать четыре часа, чтобы определить, что это люди Камиакина? Правильно ли я понимаю, что вы просите нас поверить в то, что Камиакин и большие силы врагов так легко вас одурачили?

Тимоти серьезно кивнул.

– Действительно, – проворчал он, – вы можете мне поверить. Камиакин – большой мастер набегов. Один из лучших в этом очень плохом деле. А его силы были невелики. Я сосчитал следы их пони там, где они оставили фургоны. Их было немного. Не более тридцати воинов.

Такой небольшой отряд, состоящий из отборных воинов и возглавляемый таким хитрым лисом, как Камиакин, мог легко залечь вдоль дороги и остаться незамеченным – даже начальником разведчиков.

– Хорошо, Тимоти, – вступил в разговор воинственный капитан Бэйлор. – Предположим, что это правда. Как, по-твоему, мы должны воспринять эту историю о том, что Виктор предупредил вас о присутствии Камиакина на дороге? И о том, что Камиакин знает о приближении наших крупных сил?

Нез-персе кивнул; его лицо оставалось непроницаемым.

– Я рассказал вам, что сказал мне Виктор. Я не лгу.

– Полагаю, что нет. – Бэйлор был раздражающе краток. – Неужели вы не понимаете, что, признав, что даже разговаривали с таким недружелюбным человеком, как Виктор, вы навлекаете на себя подозрения?

– Нет. Я думаю, что сердце Виктора добро к вам.

– Что ж, Тимоти, – капитан Уинстон с терпеливым лицом впервые приступил к допросу, – даже если Камиакин там, с большими силами палузов, как мы можем полагаться только на твои слова, что он желает нам зла? Ты знаешь, что мы не доверяем Виктору.

– Ты не доверяешь мне. Ты не доверяешь Виктору. Кому ты доверяешь?

Молодой человек был совершенно серьезен, но Бэйлор, не замечая явной тяжести настроения индейца, или, возможно, как раз из-за этого, предпочел остаться невозмутимым.

– Кого бы вы предложили, вождь?

– Отца Джозета. – Ответ Тимоти был столь же мгновенным, сколь и мягким. – Он Чёрная Накидка, и он белый. Я приносил три письма от него полковнику Стедлоу. В каждом из этих писем он сообщал, что Камиакин уйдёт, если солдаты отправятся на его поиски.

В этот момент у Белла возникло тревожное видение, как он оказывается запертым на гауптвахте форта Уоллова, по крайней мере, на следующий год. Потому что был только один способ, которым Тимоти мог узнать, что содержалось в этих запечатанных депешах – и это был Белл.

К счастью, Стедлоу так стремился замести свои следы, что не обратил на Белла внимания. Он сразу же раскусил Тимоти – его голос и манеры стали настолько раздражёнными, что Белл обратил на это внимание.

– Этого достаточно, Тимоти. Если это говорится в письмах отца Джозета, то их основная суть была неизменной – постоянно повторялось, что твои драгоценные племянники замышляли втянуть нас в настоящую войну с палузами Камиакина. Раз уж мы цитируем доброго священника кер д'аленов, что вы можете на это сказать?

Столкнувшись с новым обвинением, Тимоти ответил на него так же спокойно и хмуро, как и на все предыдущие, и то, что он так спокойно с ним согласился, удивило даже предупрежденного Белла.

– Я слышал эту историю и многое другое. Я верю некоторым ее частям. Сердцу вождя тяжело говорить о тех, кто одной с ним крови, но мы большое племя. Не у всех нез-персе языки будут прямыми при разговоре с тобой.

В этот момент Белл, чей рассеянный взгляд заметил приближение Джейсона и Лукаса, товарищей Тимоти, заметил, как двое новоприбывших индейцев переглянулись, услышав, как их вождь упомянул о разногласиях среди своего народа. Отметив этот инцидент, чтобы помнить о нём в будущем, рослый сержант снова сосредоточил своё внимание на том, что происходило вокруг костра.

Застигнутые врасплох откровенностью индейца, белые офицеры пришли в замешательство, испытывая некоторые трудности с перезарядкой для следующего залпа. Капитан Уинстон вскоре сделал первый выстрел.

– Тимоти, если предположить, что до сих пор ты говорил нам правду, то почему ты так уверен, что эти убийства совершили Камиакин и палузы?

– По тому, как были сняты скальпы, – проворчал краснокожий разведчик. – Я уже говорил вам об этом.

– А как насчет самого Камиакина?

– Я знаю его пони. Сильный удар копьем по правому переднему копыту. Оно оставляет след, как от бизона. Разделенный на две части, вот так.

– Вы хотите сказать, что индейцы племени нез-персе, например, не могли снять скальпы с тех людей, чтобы все выглядело так, будто это сделали палузы?

Белл, наблюдая за крепким Уинстоном, понимал, что заместитель Стедлоу не дразнит усталого краснокожего, а, по сути, задает единственные разумные вопросы, которые сейчас следовало задать. В то же время он не понаслышке знал об индийском самолюбии – всегда чувствительном, когда речь заходила о его личной правдивости или способности вести разведку – и это говорило ему о том, что Тимоти пора проявить свое достоинство. Он был абсолютно прав.

– Никто не умеет снимать скальпы так, как палузы. Даже нез-персе. Я уже дважды это повторял. Больше повторять не буду.

Произнеся эти слова медленно, гортанно, вождь снова перевел взгляд на отблески костра и больше никуда не смотрел. Прошло три секунды, потом пять, потом десять, прежде чем Стедлоу нарушил затянувшееся молчание.

Разочарованный тем, что ни ему самому, ни его офицерам не удалось опровергнуть мрачную историю индейца, полковник резко перевел дискуссию на раздражённый тон. Наблюдая за ним, Белл понял по нервозной поспешности, с которой он нагромождал свои проблемы одну на другую, не давая Тимоти возможности разобраться в них, что его первоначальная догадка оказалась верной. Он довольно хорошо знал своего Стедлоу. Старик был достаточно крепким орешком, если судить по тому, что происходило в Академии. Но прямо сейчас он был близок к тому, чтобы его скорлупа раскололась.

– Что ж, Тимоти, мне всё это не нравится. Естественно, мы можем проверить, кто убил погонщиков фургонов. Но даже если мы найдём эту бойню, нам все равно придется поверить вам на слово, и только на ваше слово, что касается пропавших женщин. У меня просто нет времени отправлять курьера в Колвилл и обратно, чтобы подтвердить ваши слова. И, честно говоря, я не думаю, что в этом есть необходимость. Вы должны понимать, что обязанность армии – знать, кто находится в разных местах, где живут белые. Там двадцать белых семей, и мы знаем каждого из них – мужчину, женщину и ребенка. Если бы там появились какие-нибудь новоприбывшие, незнакомые белые леди, цветные слуги или кто-то еще, майор Моррисон сразу бы упомянул о них в своём отчете за прошлую неделю. Что вы пытаетесь сделать? Заставить нас отправиться в погоню за Горькие Корни, чтобы самому начать войну нез-персе с палузами Камиакина? Бегать за призраком какой-то белой леди, которая внезапно появилась из ниоткуда посреди территории Вашингтон? Я отправлю отряд в луга Горьких Корней на поиски каравана с припасами, но, боюсь, что, пока сам не доберусь до Колвилла, просто не смогу принять ваши слова о Камиакине и этой белой женщине. Вы это понимаете?