В давние-давние времена
взял Майтрея[2] в руки два блюда – серебряное и золотое —
и воззвал к небесам.
Тогда упали с неба букашки:
пять на золотое блюдо и пять на серебряное.
Когда они выросли, золотые букашки превратились в мужчин,
а серебряные – в женщин.
Они поженились, и от них и произошли люди.
Ким Сандори (Хамхын) «Чхансега»
Как возник мир, в котором мы живем? Как появились люди и заселили эту землю? Вот основные и самые типичные вопросы, на которые отвечают мифы. Недаром их часто называют историями о происхождении мира. Мифологии разных народов через символы и архетипы дают ответы на эти вопросы. Такие мифы называют космогоническими, или мифами о творении. С них и стоит начать наш разговор.
Какие мифы о творении известны в Корее? Назвав «Миф о Тангуне», мы будем правы лишь наполовину. Хотя в нем и говорится о священном творении, речь идет о возникновении страны – первого корейского государства Древний Чосон. Но его появлению и заселению предшествовало рождение мира и людей. Истории, передающие эти события, представляют собой гораздо более архаичные мифы.
В Корее мифы о творении, повествующие о начале времен, имеют устную традицию. Она гораздо древнее письменной и существует несравнимо дольше истории самой страны. Ее появление можно отнести ко времени возникновения языка. Суть устной традиции представляет собой рассказ. Фундаментальные идеи и опыт, которые нельзя было предавать забвению, люди облекали в слова и передавали из уст в уста. Устная традиция весьма вариативна, но в то же время достаточно надежна. Основные мотивы и структура сюжета не слишком подвержены изменениям. Повествование может заключать в себе вековую, тысячелетнюю и даже стотысячелетнюю историю.
Корейские мифы о творении – это в первую очередь «Чхансега» («Песнь о творении») из провинции Хамгёндо, а также «Чхогамчже» («Первичная церемония призвания»)[3] и «Чхончжи-ван понпхури»[4] («Песенный сказ о небесном владыке») c острова Чечжудо. Шаманская песнь «Сирумаль» из округа Хвасон – еще один устный миф, содержание которого связано с историей сотворения мироздания. Помимо этого, космогонические мотивы присутствуют во вступительной части ритуальных шаманских песнопений, таких как «Тангым» из «Чесок понпхури». Другими примерами могут служить «Сен кут»[5] (г. Хамхын), «Самтхэчжа-пхури» (г. Пхеньян), «Песнь о Тангомаги» (г. Каннын). Из многочисленных мифов о творении «Чхогамчже» и «Чхончжи-ван понпхури» и по сей день исполняются в селениях острова Чечжудо.
По сравнению с мифами о принцессе Пари, Тангым или Чхильсоне («Пари-тэги», «Тангым», «Чхильсон-пхури»), мифы о творении встречаются реже, их содержание лаконичнее. Недостаток источников сказывается на последовательности повествования и степени завершенности сюжетов. Ситуация становится понятной, если вспомнить, что боги в корейских мифах о творении не управляют такими аспектами земного бытия, как жизнь и смерть, благополучие и богатство, счастье и радость. Традиционное народное мышление склонно придавать большее значение реальной действительности, вследствие чего развитие получили сюжеты о божествах, имеющих глубинную связь с повседневной жизнью.
Но хотя источники выглядят несколько фрагментарными и хаотичными, каждая строка в них хранит первичные образы космоса и человека. Если отбросить недоверие к устному преданию и погрузиться в него, можно соприкоснуться с древней тайной, сокрытой в архетипических мотивах этих изумительных историй.
Первая часть корейского мифа о творении передает историю появления неба и земли. Любопытно, что это событие описано не как сотворение бытия из небытия, а как разделение уже существовавшего. Согласно мифу, небо и земля вплотную прилегали друг к другу или даже представляли собой общую субстанцию. Что означает подобное состояние неразделенности? Пожалуй, его правомерно назвать хаосом: небо еще не было в полном смысле небом, земля – землей, и на этом этапе рано говорить об их самостоятельном существовании. Пока не установлен космический порядок, не разделены верх и низ, свет и тьма, легкое и тяжелое, ясное и мутное. С разделением неба и земли наконец возникает космос. Момент их разъединения может считаться началом творения.
Источники передают это событие по-разному. В одних говорится, что, когда пришло время, небо и земля разделились сами собой, вследствие чего возник мир и все сущее; другие приписывают это вмешательству некоего огромного божества. Ученые сходятся во мнении, что мотив участия гигантского бога первичен. «В первый год, первый месяц, первый день, первый час шестядисятилетнего цикла небо и земля разделились». Даже если пытаться увидеть в этом пассаже отражение даосской мысли, он представляется довольно скучным. Мотив раскола имеет смысл, если с ним связан определенный нарратив. Вот как рассказывает о рождении вселенной шаманка Ким Ссандори из Хамхына в песне о творении «Чхансега» (Священные песнопения Чосона / под ред. Сон Чинтхэ. Издательство «Хянтхомунхваса», 1930):
Прежде чем возникли небо и земля,
появился Майтрея.
Небо и земля плотно прилегали друг к другу и не расходились.
Майтрея оттянул небо от земли, придав ему форму крышки от горшка,
возвел по четырем сторонам света медные колонны.
В те времена всходили два солнца и две луны.
Снял Майтрея одну луну – и превратил в созвездия на севере и на юге.
Снял одно солнце – и превратил в большую звезду.
Малые звезды отвечали за судьбы народа,
большие покровительствовали королям и министрам.
Итак, бог-исполин по имени Майтрея разделил небо и землю и установил во вселенной порядок. Содержание истории выглядит простым, однако ее смысл глубже, чем может показаться.
Согласно этому мифу, вначале небо и земля были едины. Именно тогда и появился Майтрея. Бог стал первым существом, возникшим вместе с хаосом. Бог-творец, разделивший руками небо и землю, имеет облик исполина. Если рассудить, то это вполне естественно, ведь он пребывал в мире Великого хаоса. Представление о демиурге как исполине встречается в мифах разных стран, и это не случайно.
Интересны также образы неба и земли. Когда Майтрея пытался приподнять небо, оно приняло форму крышки от горшка. Но вот зачем понадобилось воздвигать с четырех сторон колонны? Возможно, причина в том, что небо и земля стремились обрести изначальное единство. С тех пор и по сей день небо шлет земле солнечный свет, дождь и снег, а земля растит деревья и травы, посылая в небо энергию, и в этом можно видеть их тягу друг к другу. Подобный динамизм верха и низа сделал пространство между небом и землей местом невероятных перемен. Место, где каждые сутки день сменяет ночь, чередуются времена года, существует бесконечный круговорот жизни и смерти, – таков мир, в котором мы живем.
История создания вселенной в «Чхансега» впечатляет, но правда и то, что она выглядит несколько шаблонной. Особенно из-за того, что разделение неба и земли и сотворение светил приписывается богу-исполину. Хочется большего драматизма и динамики. Все это можно найти в мифе о творении с острова Чечжудо; там мы встречаем другого бога-великана – Тосумунчжана.
В начале времен взглянул Нефритовый император Тосумунчжан на мир и увидел, что земля и небо слеплены друг с другом, точно рисовая лепешка, и пребывают в полном смешении. С этого момента и начинается история неба и земли. Одной рукой поддерживая небеса, а другой отталкивая землю, Тосумунчжан приоткрыл небо с севера и северо-запада, а землю – c северо-востока. Хвост востока оказался у головы запада, а хвост запада – у головы востока. Небо и земля раскрылись, и в пространстве между ними возникли горы и воды. Из-под горы вышла вода, из-под воды вышла гора – так они и разошлись.
В мире появились тридцать тысяч тридцать три неба: три в вышине, три над землей, три под землей… Небеса были голубыми и ясными, а землю покрывал белый песок. В то время в мире царила кромешная тьма: не было ни солнца, ни луны, ни звезд. Потом стали всходить звезды. Над восточными горами зажглась Утренняя звезда, на западе – Белая земная; на юге – Звезда старика, а на севере – семь звезд Малой Медведицы. Появились великие звезды Вонсон, Чинсон, Моксон, Кансон, Кисон, Кэсон, Тэсон, а в середине неба – звезды Юксон, Соми, Чиннё, Тхагван, Нокти, Пагок, Хвантхо. После того как звезды Чиннё и Кёну встретились на Птичьем мосту и обручились, с неба стала падать роса, а с земли подниматься водяной пар – так инь и ян сообщались друг с другом.
Кто же тогда родился? Это был Панго (Паньгу), мальчик в голубых одеждах. Он имел два глаза на лбу и два на затылке. Увидев это, Тосумунчжан забрал у Панго передние глаза и прилепил их к небу на востоке – так появились два солнца. Забрал два задних глаза и прилепил к небу на западе – так появились две луны. Солнца и луны всходили парами, и потому днем стояла нестерпимая жара, а по ночам землю сковывал ледяной холод.
В те времена появились поднебесный и подземный миры. Призраки жили в темноте, а люди – при свете. У призраков было по четыре глаза, и потому им были видны оба мира: и земной, и потусторонний. Люди же имели только два – они видели друг друга, но не могли видеть призраков. Король Тэбёль завладел красным флагом и стал править миром мертвых, Собёль-ван завладел синим флагом и стал править миром живых. На земле распространились буддизм и даосизм, появились сонмы святых, короли и обычные люди.
Такова история разделения земли и неба и появления небесных светил, представленная в «Чхогамчже». Ее поведал шаман Ко Чханхак из Андокмёна на острове Чечжудо (Чин Сонги. Энциклопедия шаманских песен Чечжудо. Издательство «Минсоквон», 1991). В «Чхогамчже» время, когда небо и земля были едины, описывается как небесно-земное «смешение». Это выражение как нельзя более точно отражает состояние первозданного хаоса, в котором пребывала вселенная на заре своего существования. Из хаоса мир вывел Тосумунчжан, отделив небо от земли. Судя по описанию – одной рукой поднял небо, а другой оттолкнул землю, – Тосумунчжан тоже был богом-исполином.
Под «Нефритовым императором» здесь подразумевается небо. Такое наименование исполина-демиурга отражает представления о том, что источник творения находится на небе, а не на земле. Взгляд на небо как на центр мироздания – универсальная черта корейской мифологии, она встречается не только в мифах, но и в легендах об основании страны. Однако этот миф не умаляет роли земли. Слова о том, что с неба на землю сходила роса, а с земли в небо поднимался водяной пар, благодаря чему осуществлялось их гармоничное событие, подтверждают, что земля считается полноценным партнером неба.
Любопытна история появления Панго. В зависимости от источника, он называется то по имени, то просто «мальчик в голубых одеждах», но речь идет об одном и том же персонаже. Образ бога-творца Панго (кит. Паньгу) широко представлен в восточноазиатской мифологии. Можно предположить, что вышедшее из земных недр некое «голубое существо жизни» позже под влиянием китайской традиции получает новое имя. Поскольку китайский Паньгу – бог-исполин, то и мальчик в голубых одеждах Панго, несомненно, был великаном. Это хорошо видно из сцены превращения его глаз в солнце и луну. Примечательно, что корейский миф описывает происхождение небесных светил от существа сугубо земной природы. Перед нами парадоксальная космология: получается, что свет произошел из подземельной тьмы. В некотором смысле это противоречит логике мироздания, однако, учитывая, что небо и земля изначально представляли собой единое тело, можно предположить существование света в недрах земли. На самом деле так оно и есть, ведь земля заключает в себе бесконечную энергию жизни и великое тепло.
Когда разделенные небо и земля в паре формируют основу вселенной, возникают два параллельных мира. «Тот свет» представляет собой сферу темного и красного, место обитания призраков; «этот свет» – пространство яркого и синего, мир живых людей. Примечательно, что призраки видят противоположный мир, а люди нет. Яркость и жизнь имеют ограничения, таким образом достигается принципиально важное равновесие. Возможно, сами яркость и жизнь не позволяют видеть ничего за их пределами. Управление каждым из миров поручено братьям Тэбёль-вану и Собёль-вану. Историю об этом мы рассмотрим подробнее ниже.
Мир создан, базовая структура сформирована, и в последующем повествовании раскрываются истории новых вещей. В этом отношении примечательна песнь о творении «Чхансега» из Хамхына. В ней говорится о происхождении одежды, воды и огня, появившихся сразу вслед за небом и землей.
У Майтреи не было ни одежды, ни ткани, чтобы ее сшить. Срезал Майтрея плети пуэрарии, растянувшиеся по склонам гор, очистил их и отпарил. Поставил он под небом ткацкий станок, подвесил ремизки в облаках и смастерил себе одеяние. Сделал Майтрея из плетей пуэрарии робу-чансам длиной в один пиль с рукавами в полпиля, с ластовицей в пять ча[6], с воротом в три ча. Смастерил и колпак-коккаль: сперва отмерил ткани один ча и три чхи[7], да оказалось мало; отмерил два ча и три чхи – тоже не хватило; только когда взял Майтрея три ча и три чхи, колпак пришелся впору.
Ел Майтрея сырую пищу. Огня не разводил, глотал твердое зерно мешками и корзинами – нелегко ему приходилось. Вот и решил Майтрея раздобыть огонь и воду. Поймал он кузнечика, стал бить его по ногам и допытывать:
– Отвечай, кузнечик, где добыть огонь и воду?
– Откуда мне знать? Ночью я питаюсь росой, а днем – солнечным светом. Спроси лучше лягушку – она родилась на год раньше меня.
Поймал Майтрея лягушку, стал бить ее по ногам и допытывать:
– Отвечай, знаешь, где добыть огонь и воду?
– Откуда мне знать? Ночью я питаюсь росой, а днем – солнечным светом. Поймай лучше мышь – она родилась на два года раньше меня. У нее и спроси.
Поймал Майтрея мышь, стал бить ее по лапам и допытываться:
– Отвечай, знаешь, где добыть огонь и воду?
– А что ты мне за это дашь? – спросила мышь.
– Отдам тебе во владения все амбары этого мира, – пообещал Майтрея.
Тогда мышь ему сказала:
– Ступай на гору Кымдонсан, возьми там кусок кремня и железа, стукни ими друг о друга – и будет тебе огонь. А на горе Сохасан найдешь ключ – там и добудешь воду.
Так Майтрея узнал, как добыть огонь и воду.
В мифах о творении мотив поиска одежды, огня и воды имеет особое значение. Рассказ о том, как люди стали одеваться и готовить пищу, – это начало повествования о цивилизованной жизни. Можно сказать, так фиксируется переход от первобытности к цивилизации.
Любопытно, как миф обыгрывает эту ситуацию: бог-исполин мастерит одежду на гигантском ткацком станке, достающем до самых небес. Здесь запечатлен грандиозный акт творения, в ходе которого устанавливается новый миропорядок, цивилизационное переустройство – при непосредственной связи с небом – земного бытия, метафорически представленного плетями пуэрарии.
Но важен не только сам акт творения. Заметим, весть о воде и огне приносит земная тварь. Смешно и подумать: бог-исполин ловил и пытал мелких, почти не заметных глазу существ, вроде кузнечика, лягушки и мыши. Наши предки были не лишены чувства юмора. Однако, если вдуматься, можно увидеть здесь глубокий смысл: миф подчеркивает, что земные твари знают этот мир лучше великих богов. Мышление древних людей было ориентировано на землю. Достаточно вспомнить среду обитания мышей, заселяющих все уголки мира, чтобы согласиться: среди прочих существ именно мыши могли быть известны источники огня и воды. В том, что она получает от бога-творца право владения всеми амбарами на свете, отражено представление древних людей, что великие космические дела тесно переплетены с малыми повседневными.
О проекте
О подписке
Другие проекты