Кэкстона беспокоило, что Артур может оказаться вымыслом, литературным персонажем, а не частью реального мира, но Мэлори свой труд воспринимал как средневековый автор, для которого книга – высшая реальность. Он ссылается не на хроники и уж тем более не на валлийские легенды, а на «Французскую книгу». Отчасти это проформа, привычный способ придать авторитетность своему повествованию. Но и более того: глубокая убежденность в достоверности Книги – просто потому, что это Книга. Из своего источника Мэлори черпает не только факты, но сугубо индивидуальные детали, трактовку событий: королева, пишет он, не подавала виду, но, как говорится во Французской книге, в душе она переживала сильно. Мы ощущаем подлинность существования этих людей, про которых уже написано. В европейскую культуру Артур входит не через ученые изыскания и не из кельтского фольклора, а из книги Мэлори, «краткого извода» французской Вульгаты, которая и сама – результат прочитанных и перечитанных книг. Поэтому все наши поиски исторического или фольклорного Артура, хотя интересны сами по себе, далеко не всегда имеют отношение к этой книге, да и к нашей культурной памяти. Тем более, что здесь выводы Кэкстона мало чем отличаются от позиции современных ученых: был в Англии какой-то король по имени Артур, с его именем связывают множество подвигов, в особенности же устойчиво сказание о Круглом столе и гибели Артура. Однако где он жил, когда, насколько преуспел – трудно решить.

Не только старинные авторы и добросовестные издатели, но и современные ученые не могут договориться, считать ли Артура аграрным божеством или героем-родоначальником, вождем, сумевшим объединить вокруг себя несколько сот дружинников, военачальником на службе у римлян или римским офицером в Британии (который вполне мог быть туземцем – римляне в V веке в основном полагались на местных союзников). Имя «Артур» расшифровывается как кельтское «медведь», латинизированное Artorius, индоевропейское «землепашец» (от корня ara, как русское «орать землю»). Когда-то рационалисты-греки научно объясняли свой пантеон: дескать, в богов превращались цари и герои. Ученые мужи начала ХХ века опровергли наивные представления древних: не вождь обожествлен, а божество со временем стали принимать за вождя. Еще более ученые мужи конца ХХ века не обнаружили в Артуре ни малейшей связи с аграрными и прочими мифами. И слава богу: хочется все-таки почитать книгу про человека, реального или вымышленного, а не про индоевропейский миф, которого уж точно не существовало.

Насколько крепки связи Артура с кельтским фольклором – вопрос очень спорный, как и все, что касается кельтского фольклора. Имя его в древних сагах отсутствует, и в сюжетах мало общего с его судьбой – чаще обнаруживаются параллели к персонажам, окружающим Артура, прототипы Тристрама и Марка, Ланселота, Гавейна, Персиваля. Во всяком случае, кельтскому эпосу мир Артура во многом обязан своей волшебной аурой. Дева Озера и Ланселот Озерный, меч в камне, диковинные звери, разворачивающий свиток будущего Мерлин, сила, прибывающая у героя с утра до полудня, – все это плоды языческой фантазии, унаследованные и рыцарским романом, и Мэлори. Для авторов первых рыцарских романов, как и для современной фэнтези, кельтский колорит чрезвычайно привлекателен, он легко находит своего читателя. Но Мэлори кое-что смущало. Не потому, что он не верил в чудеса – он вполне в них верил, а еще более верил в свою Французскую книгу. К сожалению, диковинные звери бывают довольно мерзкими тварями, подаренное высшими силами оружие оборачивается против беззащитных, а требовать нравственности от аграрного мифа вряд ли уместно. Над этим колоритом Мэлори пришлось немало поработать, усмирить его, отодвинуть языческий мир на второй план, в пролог и эпилог – чудеса сопутствуют рождению и воцарению Артура, но руководивший каждым шагом, спланировавший его зачатие, напророчивший судьбу и многое для осуществления этой судьбы сделавший Мерлин исчезает, как только власть Артура достаточно укреплена. А всевозможные чудесные животные сведены к «зверю рыкающему», которого на периферии романа преследует сарацин Паламед. Труднее было решить этические проблемы.

Современные ученые объяснят нам, что жестокий, беспринципный, сластолюбивый Гавейн, к тому же отличающийся от обычных людей некими сверхъестественными способностями, – наследие язычества. Найдутся этимологические объяснения и прелюбодеянию, совершенному Артуром с родной сестрой, в результате чего на свет появился Мордред, его будущий убийца, и «практическому решению», которое принял Артур, предупрежденный Мерлином о рождении Мордреда: образец христианского властителя с готовностью уподобился Ироду. Мэлори никакие научно-фольклорные объяснения не устраивают. Он принимает Гавейна, Ланселота, Артура как они есть – как литературных героев и как грешных людей, нуждающихся не в объяснении, а в искуплении, – и ведет их к искуплению, которое наступит в конце книги.

То, что книга в целом именуется «Смерть Артура» – тоже случайность, как ветка Грааля. Недосмотр издателя. «Здесь заканчивается смерть Артура», отметил Мэлори, ставя точку в конце последней части (собственно «Смерти Артура») и прощаясь с читателем, а Кэкстон решил, что такими словами Мэлори закончил всю книгу. Как и «ветка Грааля», случайность эта – знаковая, потому что книга действительно о смерти Артура. Мы уже поняли, что Последняя битва всегда будет главным элементом этого сюжета. Снова Троя. И к этой развязке Мэлори неумолимо ведет нас с самого начала.

Между «началом» – романтической повестью о «мече в камне», о признании прав Артура на престол и превращении его в императора и объединителя земель (характерно, что заморские завоевания быстро стираются из памяти и в дальнейшем речь идет о дворе в Камелоте и британских, в лучшем случае – заезжих из Франции рыцарях) – и Последней битвой теоретически можно вставить любое количество эпизодов. Некоторые исследователи предполагали, что речь идет вообще не о цельном произведении, а о восьми романах. Первые два, о воцарении Артура и о том, как он стал императором, и три последние, о Граале, о любви Ланселота и Гвиневры и о Последней битве, достаточно органично связаны между собой и могли бы рассматриваться как две части романа об Артуре – от рождения его и признания прав до величайшей славы и гибели. Насколько необходимы «вставные» романы об отдельных героях – Ланселоте, Тристраме, Гарете? Мог ли Мэлори добавить еще два-три таких романа или что-то убрать? Когда у издателей возникает потребность сократить текст (возникла она и у издателей данного тома), естественно последовать примеру Мэлори и обрубить «ветки», сохранив основную линию. Для Мэлори сокращение – существенный фактор творчества. Повинуясь собственному чувству ритма, он впятеро ужимает основной источник, «Французскую Вульгату», останавливается, как только замечает, что повествование чересчур разрослось и уводит его от основной мысли. Так, нетерпеливо, почти раздраженно обрывает он вторую часть повести о Тристраме, ехидно предупредив читателя: «Третьей же книги нет». Нет – и суда нет. Но в итоге все сюжеты, как развернутые в отдельные книги, так и сжатые до нескольких глав (дела Гавейна – язык не повернется назвать их подвигами) или до простого упоминания, окажутся сцеплены между собой, как судьбы живущих рядом людей.

Хотя Мэлори не владеет французской терминологией, прерываясь, он тоже указывает ниточку, способную, словно клубок, размотаться к другим событиям. И было, говорит он, у Багдемагуса еще множество приключений, после того как он нашел ветвь священной травы, которая была знаком Грааля, а потом он вернулся ко двору Артура, и его посвятили в рыцари Круглого стола, а мы вернемся к Артуру прямо сейчас, поскольку там настал новый день и были новые вести и приключения.

Этот самый Багдемагус, который наткнулся на ветку священной травы, в начале романа был даже не третьестепенным – вовсе незначительным персонажем. Его не приняли в братство Круглого стола, когда там освободилось место, предпочтя ему Тора-свинопаса, вот Багдемагус и уехал на поиски славы, а наткнулся на эту «ветку». Статистом он пройдет по большей части книги, примет участие кое в каких турнирах, в не существенных для основного действия приключениях, но выступит из тени, когда начнутся поиски Грааля. Заранее посланный знак не обманет: Багдемагус разделит путь с Галахадом и Персивалем, избранниками Грааля, попытается взять на себя сверх возможного – наденет щит, носить который уготовано Галахаду, а любому другому, кто тронет это оружие, суждены тяжелое ранение и смерть. Тяжело раненным и оставляют своего спутника Галахад и Персиваль, а спустя сколько-то времени мимоезжий рыцарь находит гробницу Багдемагуса.

Вот и вся история? Но нет, в романе о Ланселоте и Гвиневре, нарочито помещенном после истории Грааля, Багдемагус возникает вновь – в качестве верного друга и соратника Ланселота. Это может быть оговорка (в конце концов, в любой книге подобных размеров, даже если автор не зависит от противоречивых источников, ляпы бывают), но все-таки похоже, что Багдемагус «возвращается» неслучайно, и вот почему: он – отец Мелеганта, дерзкого юнца, который похитил Гвиневру и тем самым нарушил хрупкое равновесие, начал цепную реакцию, приведшую к осуждению Гвиневры, бунту Ланселота, междоусобной войне. Багдемагус воскресает как бы для того, чтобы оправдаться: если его сын и виноват перед Ланселотом и всем братством Круглого стола, к вине этой не причастен сам Багдемагус. Имеется некая авторская хитрость, которая наводит на мысль, что Мэлори не «забыл» о смерти Багдемагуса в предыдущей части, а предвидел такой поворот. В повести о Граале не сказано напрямую, что этот персонаж погиб. Напротив, после ранения он долго хворал, пока не вылечился. А о смерти его читатель догадывается, поскольку кто-то видел гробницу с его именем. Но ведь и «Смерть Артура» заканчивается рассуждением о том, что Артур, может быть, и не умер, хотя известна его гробница. Багдемагус, в ущерб своему сыну принимающий сторону Ланселота, – смиренный предтеча Артура, ради Круглого стола закрывшего глаза на адюльтер своей жены и Первого рыцаря. Выбор Багдемагуса вполне соответствует его поступку в романе о Граале – поднять роковой щит, на себе опробовать не ему предназначенный подвиг.

Связать начало и конец истории помогает Мерлин, знаменитый кудесник, чье имя навсегда сочетал с именем Артура тот же Гальфрид Монмутский, который подарил Шекспиру сюжет о короле Ллеире и его дочерях. Ллеир в этой хронологии предшествует Артуру («Пророчество Мерлина, который будет жить после меня», – говорит шекспировский шут). В большинстве романов об Артуре Мерлин присутствует постоянно, однако у Мэлори он действует только в самом начале, способствует зачатию Артура, его воспитанию, признанию прав на престол и устройство Круглого стола, а все остальное – Плачевный удар и поиски Грааля, дурные последствия брака с Гвиневрой, гибель короля от рук Мордреда и многое другое – Мерлин предсказывает, после чего погибает от неразделенной любви. Багдемагус в своих «боковых» странствиях наткнется на плиту, под которой погребен Мерлин, и попытается освободить его, но тщетно.

Мерлин, погибший от любви, ради любви добровольно отказавшийся от своего чудотворства, – не изобретение автора (был уже опробован такой сюжет), но авторский выбор среди нескольких вариантов судьбы знаменитого волшебника. Мэлори предпочитает этот, с самого начала книги заводя разговор об опасности и всевластности любви. В этом свете и огромная «вставка» о Тристане и Изольде обретает смысл. История Ланселота и Гвиневры сопоставляется с другими сюжетами и требует не только сочувствия, но и понимания, оценки, а в чем-то и осуждения, как осуждает себя сам Ланселот.

Три «книги», поместившиеся между началом и концом, – подвиги Ланселота, представляющие нам центрального персонажа любовной линии, Тристрам и Изольда, самый знаменитый любовный роман средневековья, без которого разговор о любви представить себе невозможно, и контрастирующая с ними наивная и невинная повесть о Гарете-Белоручке. Казалось бы, эта повесть уж и вовсе лишняя, здесь нет переклички с пафосом «Ланселота» и «Тристрама». Но как раз этим и важна история Гарета – она заканчивается счастливым браком.

Гарет – едва ли не самый симпатичный из персонажей Мэлори. Он чист и скромен – настолько, что первым испытанием себе назначил прожить год при дворе короля Артура, не раскрывая своего имени, кормясь с прислугой и подвергаясь насмешкам сэра Кэя и прочих острых на язык вояк. Столь же терпеливо сносит Гарет издевки дамы, возмущенной тем, что в спутники ей дали какого-то «кухонного мужика». Отвагой Гарет ближе всего Ланселоту, который стал его «крестным отцом», посвятил Гарета в рыцари. Смирением он напоминает Галахада, но без той неземной святости, которая даже Мэлори настораживала в Галахаде и Персивале, так что он поспешил их уморить. Гарет – идеальный рыцарь, отважный в бою и скромный с дамами, верный друзьям и преданный королю, любящий, но и зоркий в своей любви: от старшего брата, Гавейна, и от остальных братьев, кроме Гахериса, он отдаляется, убедившись в их коварстве и жестокости.

Мэлори отбирает не просто интересные события или симпатичных персонажей. Все его долгое повествование со множеством вставных новелл направленно к определенной цели, и когда рассказ дойдет до конца, мы поймем, что ради этого конца и было в самом начале уделено внимание рыцарю, вроде бы никакими подвигами не отмеченному. Багдемагус появляется в книге достаточно рано, потому что он появится в ней достаточно поздно. Ветка святого Грааля, принадлежность Багдемагуса к участникам этих поисков, означает для Мэлори, что Багдемагуса нужно ввести в повествование с самого начала. А его участие в поисках Грааля означает, что он должен присутствовать и при развязке, при гибели Круглого стола.

Нам предстоит пережить трагедию и нужно заранее узнать всех ее действующих лиц. На примере Багдемагуса мы могли убедиться, что статистов здесь нет – за Круглым столом все равны. И количество «вставных романов», и отбор их героев определяются единой композицией. Роман о Гарете-Белоручке столь же необходим, как история подвигов молодого, влюбленного, всех побеждающего Ланселота: ближе к развязке Ланселот, спасая королеву от костра, направо и налево рубя стражу и собравшихся полюбоваться казнью зевак, случайно, не признав, убьет Гарета и его брата Гахериса. Эти двое – не «пушечное мясо», не предлог для упорной ненависти Гавейна к Ланселоту и теперь уже неотвратимой войны. Эти двое – давно любимые нами герои. И так мы должны полюбить Круглый стол, войти в его мир. Ведь и Грааль в этой структуре играет подчиненную роль, настолько подчиненную, что святая чаша является на собрание Круглого стола, напитывая всех рыцарей, – даром, без поисков и подвигов. И когда все сто пятьдесят рыцарей (но не Артур!) устремляются на поиски Грааля, мы готовы разделить досаду короля – распадается дружина. Поиски Грааля стали и утешением, открывшим нам окошечко в горний мир перед тем, как падет мир земной, и предвестием гибели – уже тогда Артур сокрушался, что многие сложат головы и никогда уже братство не будет прежним.

Всего более авторская воля проявилась в таком выстраивании книги, направленном на трагическую развязку. Но эта развязка – не только трагедия: она – искупление. Рыцарь Томас Мэлори прожил свою жизнь грешником. Трудно сказать, с кем из персонажей своей книги он отождествлял себя, – может быть, с Гавейном, если учесть обвинения в изнасиловании, грабеже и попытке убийства из засады. В описании Гавейна Мэлори особенно беспощаден: этот рыцарь, племянник короля, уклоняется от опасных подвигов, предательски убивает отважного Ламорака, потому что не может победить его в честном поединке, он взялся добыть влюбленному рыцарю его даму, а вместо этого сам возлег с ней (наиболее откровенная непристойность у Мэлори), он – причина ссоры Ланселота с королем, он провокатор, добившийся распада Круглого стола и царства на враждующие партии. Да, вполне вероятно, что «Смерть Артура» написана Гавейном. Но к чему же приходит в итоге сэр Гавейн? Погибает в первой же стычке с войсками Мордреда, не удостоившись даже разделить с Артуром Последнюю битву, и перед смертью шлет свой привет Ланселоту, просьбу о примирении и прощении. Ланселот, подоспевший уже после Битвы, рыдает на его могиле.

Последняя битва примиряет всех. За умирающим королем является лодка, в которой сидят три королевы, и среди них – сестра, всю жизнь преследовавшая Артура своей ненавистью и подстраивавшая его убийство. Теперь она хочет исцелить рану и увозит брата на остров бессмертия – Авалон.

Все события книги приурочены к христианскому календарю, и это само по себе неудивительно, однако стоит отметить, какие именно праздники выбираются ключевыми: не рождество, но Пасха и связанный с нею цикл. Круглый стол основан в праздник Пятидесятницы, и каждый год в этот день рыцари возобновляли свою клятву. В первую Пятидесятницу в Иерусалиме на апостолов сошли огненные языки и началась проповедь миру. Значит, все же в основании Круглого стола – Грааль, как в основании Пятидесятницы – Пасха. Немногие рыцари, не поспевшие к Последней битве, переправились за море и погибли в один день – в Страстную пятницу, – сражаясь за Святую землю. Своим персонажам Мэлори предоставил такую возможность искупления. Сам он томился в тюрьме и мог только взывать:

«Я же прошу вас, всех джентльменов и дам, кто прочтет эту книгу об Артуре и о его рыцарях от начала и до конца, молитесь за меня, покуда я еще жив, дабы Господь ниспослал мне освобождение. А когда я умру, то прошу вас, молитесь все за мою душу».

Л. Сумм