2
Скажи мне, что я достаточно хорош
Или почему перфекционизм – это нечто гораздо большее, нежели просто «чрезвычайно высокие стандарты»

«То, каким я являюсь в любой данный момент в процессе моего становления личностью, будет определяться моими отношениями с теми, кто любит меня или отказывается любить».

Гарри Стэк Салливан^[12]

Гриль-бар Rafferty’s находится в двух шагах от центрального железнодорожного вокзала Юнион-Стейшн в центре Торонто. Это модное гастрономическое заведение, днем популярное у бизнесменов в белых рубашках и темных галстуках, пьющих кофе из чашек, а вечером – у элегантных, хорошо одетых посетителей, которые потягивают модные, изысканные коктейли. С переднего дворика открывается вид на оживленный перекресток: люди снуют по тротуару, светофоры переключаются с зеленого на красный, мимо проезжают трамваи, соединяя городские восток и запад.

Солнечным летним вечером 2017 года я сижу во внутреннем дворике Rafferty’s с уважаемыми профессорами Гордоном Флеттом и Полом Хьюиттом. Мы наслаждаемся холодным пивом, и они рассказывают мне о своей трудовой биографии. Горд одет в типичном академическом стиле: клетчатая рубашка, аккуратно заправленная в брюки чинос, и функциональная обувь на низком каблуке, удобная для ходьбы. В сочетании с его лукавым, добрым лицом одежда придает ему вид местного гида-экскурсовода, а его возбужденное поведение излучает почти такую же энергию.

Вид Пола в целом более медитативен. Тихий, задумчивый, с жилистой фигурой, он щеголяет в модных круглых очках и одет в отглаженную белую рубашку, которая ярко выделяется в лучах вечернего солнца. Он говорит только тогда, когда это необходимо, всякий раз светясь при этом какой-то нежной вдумчивостью, будто очарованный в это мгновение неким важным фактом. Эта вдумчивость раскрывает его как тонкого психолога, которым он и является.

Этих совершенно разных людей объединяет общая цель. Вот уже более трех десятилетий они отдают себя изучению внутренней природы перфекционизма и выяснению того, почему они так часто сталкиваются с ним в своих терапевтических кабинетах и в лекционных залах. Слушая их, я чувствую, что их дело есть нечто гораздо большее, чем просто работа. Это что-то очень личное, как будто изучение перфекционизма стало еще одним их ребенком, которого нужно взрастить и воспитать. Я приехал в Торонто, чтобы послушать, как эти титаны говорят о перфекционизме. Их преданность своему делу заинтриговала меня, поэтому я решил пообщаться с ними, чтобы понять больше.

Пол рассуждает об их пути как ни в чем не бывало. Похоже, он знает, что их целеустремленная священная миссия несколько необычна по современным академическим меркам. Он объясняет: «У меня внутри все горело от этой темы, и я не мог это просто так оставить». Еще в середине 1980-х, будучи начинающим клиническим психологом, Пол работал с пациентами, чьи стрессы и перегрузки – от учебы, работы или воспитания детей, – казалось, были связаны с их потребностью делать все так, чтобы это было идеально. В своих ранних записях о пациентах он описывал перфекционизм как пагубную силу.

– Оставленный без контроля, – говорит он мне, – перфекционизм запускает в действие нисходящую спираль, которую чрезвычайно трудно развернуть вспять. Но мало кто считал, что перфекционизм – вредная черта характера, по крайней мере, не сам по себе, – продолжает он.

– Они до сих пор не смотрят на это как на реальную проблему! – выстреливает Горд, его лицо расплывается в понимающей ухмылке. – А должны бы.

Так, как бы ненароком, эти люди добродушно ворчат по поводу давнего нежелания психологической науки воспринимать перфекционизм всерьез или, по крайней мере, с достаточной долей внимания. Господствующее мнение состоит в том, что перфекционизм – это что-то вроде темы из поп-психологии, из разряда вещей, пропитанных кабинетным психоанализом. Да-да, считается, что перфекционизм может быть проблемным – точно так же как может быть проблемной чрезмерная добросовестность, – но это, безусловно, не то, что заслуживает серьезного, систематического изучения.

Мы знаем, что это правда, потому что библия психиатрии – Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders) – не считает перфекционизм особенностью характера, о которой стоит беспокоиться^[13]. В тех редких случаях, когда перфекционизм упоминается в диагностических критериях, это, как правило, один из многих симптомов, связанных с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР).

Горд объясняет проблему так:

– Общепринятый взгляд на перфекционизм слишком узок. Мы знаем, что у перфекционизма много граней, некоторые из которых имеют отношение к ОКР, а некоторые – нет, и мы также знаем, что перфекционизм проявляется во всех видах психологических расстройств, а не только в их компульсивных разновидностях.

Пол наклоняется и смотрит на меня:

– Это так. Кроме того, перфекционизм гораздо более распространен, чем люди думают. Это не столько дихотомия или типологизация, сколько спектр. Когда мы говорим о перфекционизме, мы говорим не о некоторых людях и даже не о том, является ли человек перфекционистом или нет; мы говорим обо всех людях и о том, в какой степени они перфекционистичны.

Он продолжает:

– Наше исследование показывает всеохватность и глубину перфекционизма. Тем не менее трудно достучаться до психологической среды, когда консенсус таков, каков он есть.

Если наблюдения Пола в терапевтическом кабинете чему-то его и научили, так это тому, что для полного понимания перфекционизма нам нужно учитывать всеохватность и глубину этого явления. Именно поэтому расширение спектра и различение типов перфекционизма, а затем их измерение и тестирование стали краеугольным камнем новаторской работы Пола и Горда. И именно поэтому я был в Торонто: чтобы узнать о них все.

О какой всеохватности и глубине говорит Пол? И почему это имеет значение? Чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно вернуться к тому времени, когда Пол впервые начал изучать эту любопытную черту личности.

– Большинство людей думают, что перфекционизм – это об очень высоких стандартах, – объясняет он, – но с самого начала моей клинической работы было ясно, что это совершенно не так.

Записи Пола выявили целую сеть симптомов, которые выходили далеко за рамки личных стандартов и навязанного самим себе давления:

– Случай за случаем, я наблюдал людей, которые чувствовали себя обязанными быть совершенными не только для того, чтобы соответствовать своим собственным невозможным стандартам, хотя в значительной степени это было так, но и для того, чтобы соответствовать тем невозможным стандартам, которые, по их мнению, навязывались им другими и которые они сами навязывали окружающим.

Эти разные грани перфекционизма – навязанного себе, навязанного обществом и навязанного другими – заставили Пола задуматься. Что, если перфекционизм был чем-то большим, нежели просто набор высоких целей или стандартов?

– Быстро стало ясно, что перфекционизм на самом деле вовсе не сводится к стремлению и уж точно не в том смысле, в каком вы стремитесь успешно сдать тест или выполнить идеальную подачу в бейсболе. Это целое мировоззрение – способ существования, который определяет, как мы воспринимаем самих себя и интерпретируем то, что делают и говорят другие люди.

Эта констатация стала для меня открытием и заставила задуматься о моем собственном перфекционизме. Раньше я верил, что перфекционизм – это про упорный труд, самоотверженность и скрупулезность. Я полагал, что у меня просто были завышенные требования к себе, стандарты, которые определяли меня как перфекциониста.

Но на самом деле, если присмотреться повнимательнее, высокие стандарты – это только половина дела, потому что важно также то, почему таким людям, как я, в первую очередь нужно устанавливать эти завышенные стандарты. Пол считает, что мы пропускаем себя через мясорубку, чтобы получить от других людей подтверждение, что мы чего-то стоим в этом мире.

– Пока мы не признаем тот простой факт, что перфекционизм – это про взаимоотношения друг с другом, – сказал он мне, – мы будем продолжать понимать его неверно.

Эти слова пробудили во мне воспоминания о моем покойном дедушке. Во многих отношениях он был прекрасным примером того различия, на котором пытался заострить внимание Пол – между высокими стандартами с одной стороны и перфекционизмом – с другой. В детстве я часами сидел, наблюдая широко раскрытыми от изумления глазами, как дедушка, мастер-плотник, изготавливал повседневные вещи, такие как перила, стулья и оконные рамы, от самой первой доски до последней втулки.

Я восхищался его мастерством. Каждое воскресенье я пробирался через все поместье в его бунгало и внимательно наблюдал, пока он показывал мне, как разрезать куски амбарной доски на идеально отмеренные полоски. Затем он аккуратно вырезал по контуру каждую полоску, тщательно, с военной точностью размечал и распиливал их, прежде чем плотно соединить между собой. Он закреплял их шурупами, а затем аккуратно шлифовал и полировал готовое изделие. Контуры его изделий всегда были идеально очерчены, древесина восхитительно гладкая, конечный результат – безупречное произведение прикладного искусства.

Это все, несомненно, признаки человека с чрезвычайно высокими стандартами. Но это не черты перфекциониста. Когда мой дедушка заканчивал работу в своей мастерской, он собирал изделия, которые с любовью изготовил, а затем отвозил в их новые дома и оставлял их там, не дожидаясь похвалы или пятизвездочного отзыва. Он просто приносил в мир повседневные вещи, которыми другие люди могли бы пользоваться и ценить их. По его мнению, его изделия нуждались в своем бытии в мире гораздо больше, чем их создатель в признании или похвале.

Отсутствие острой потребности в одобрении – вот на что намекает Пол, когда говорит, что перфекционизм связан не с нашими собственными стандартами, а с теми стандартами, которых, по нашему мнению, ожидают от нас другие люди. Конечно, у дедушки не всегда все получалось правильно, но он всегда доводил дело до конца. Леденящий душу трехзвездочный отзыв не имел никакого значения в его мире, а даже если бы и имел, чье-то смутное мнение было просто неотъемлемой частью жизни. Дерьмо случается. До тех пор пока он вкладывал все свои старания в то, что он делал, он не чувствовал необходимости переделывать себя или просить одобрения, постоянно изобретать себя заново или «справляться с неудачами», как говорят на корпоративном языке. Он гордился только своим ремеслом, и, если он пропускал мазок лака на угловом соединении или кончик шурупа незаметно выступал из дерева, он просто позволял этим ошибкам быть – такой же верный признак его погрешимости, как морщины или ишиас.

В этом и заключается особенность высоких стандартов: их необязательно сопровождает неуверенность. Только перфекционизм соединяет это воедино. В понимании Пола, перфекционизм заключается отнюдь не в бесконечном совершенствовании вещей или исполнения задачи и не в стремлении к особенно высоким стандартам, скажем, в работе, внешнем виде, воспитании детей или отношениях. Все гораздо, гораздо глубже. Речь идет о самосовершенствовании или, если точнее, о совершенствовании нашего несовершенного «я»; о том, чтобы двигаться по жизни в режиме постоянной защиты, скрывая свой малейший изъян от окружающих.

Такой подход к перфекционизму стал для меня открытием. Потому что, когда вы рассматриваете перфекционизм с точки зрения дефицитарного мышления, настолько экстремального, что проводите всю свою жизнь, прячась от мира, – тогда он перестает быть позолоченной эмблемой жертвенного успеха, за которую мы его принимаем. Хотя в моей крови есть что-то от педантичности моего деда, его добросовестность и мой перфекционизм означают, что мы очень, очень разные люди. И, как следствие, наши жизни протекают с совершенно разными взглядами на мир и диалогами внутри себя.

Возможно, самое большое заблуждение о людях, склонных к перфекционизму, заключается в том, что будто бы наша главная забота – добиться чего-то блестящим образом. В отличие от нарциссов, с которыми нас часто путают, мы просто не верим в высокопарный нарратив, который пытаемся написать о себе. Хотя мы ориентируемся на идеальные стандарты, мы стремимся достичь их не столько из-за их вероятного следа в мире и даже не из-за того, насколько блестяще мы будем выглядеть вследствие этого, сколько потому, что достижение чего-то совершенного снимает эти замешанные на стыде страхи, что мы недостаточно хороши, чтобы быть любимыми другими людьми или что-то значить для них, что, собственно, одно и то же.

Следует подчеркнуть эти страхи, в основе которых лежит стыд, поскольку в разговорах о перфекционизме легко упускается различие между внешними вещами, которые мы делаем, и внутренними вещами, которые мы чувствуем. Стыд – это эмоция неуверенности в себе, эмоция-комплекс, говорящая нам, что мы недостойны любви и одобрения. Она появляется, когда мы думаем, что нас отвергли или, что еще хуже, проигнорировали, поскольку мы не смогли быть чем-то большим. Стыд обжигает. Он проникает во все сферы нашего существования, отравляя то, как мы воспринимаем себя по отношению к другим людям. И стыд – это то, почему великая озабоченность перфекционистов совершенством на много порядков сильнее, чем та гордость, которую испытывают такие добросовестные люди, как мой дедушка. Эта озабоченность проникает в самую суть того, кто мы есть, влияя на наше убеждение, насколько неадекватными мы, несомненно, должны казаться другим людям.

Моя жизнь до сих пор представляла собой одно долгое стремление к достижениям значительно выше среднего, а вместе с ними и к признанию, полученному от других людей, в качестве опоры для моей самооценки, которая более хрупка, чем костяной фарфор. У моего деда не было такого рода заморочек. Конечно, он стремился показать себе и другим, что он искусный мастер, но делал он это со смиренной, терпеливой решимостью, которую не могли поколебать чьи-то переменчивые мнения. Помните, насколько по-разному люди с высоким и низким уровнем перфекционизма взаимодействуют с другими людьми, потому что эти взаимодействия имеют решающее значение для понимания того, почему перфекционизм есть нечто гораздо большее, нежели высокие стандарты, которые мы себе устанавливаем.

Ибо перфекционизм является – и может быть только – реляционной чертой; проблемой самооценки, возникающей не в вакууме внутри отдельного человека, а в нашем социальном мире и в результате взаимодействия с окружающими. Все начинается с внутреннего диалога, который гласит: «Я недостаточно привлекателен, недостаточно крут, недостаточно богат, недостаточно худощав, недостаточно здоров, недостаточно умен, недостаточно продуктивен», – а заканчивается грубым осознанием: «Всякий раз, когда обнаруживаются мои недостатки, другие люди это замечают, и в их глазах я становлюсь менее желанным человеком». Начиная с этого осознания каждая капля энергии расходуется на то, чтобы скрыть наше истинное «я» от мира и сделать все возможное, чтобы укрепить ориентированные на совершенство узы, связывающие нас с другими людьми.

Пол познакомился с Гордом в конце 1980-х, в Йоркском университете. Оба недавно защитили докторские диссертации, и обоих назначили читать лекции по психологии. Будучи молодым специалистом по диагностике депрессии, Горд был очарован ранней работой Пола о перфекционизме. Со временем между двумя мужчинами установились тесное сотрудничество и дружба.

– Меня всегда привлекал перфекционизм, – сказал Горд, – поэтому я ухватился за возможность поработать с Полом… Мы знали, что, если бы мы смогли точно определить набор характеристик и инструмент для измерения перфекционизма, мы могли бы начать создавать доказательную базу.

Они начали с подборки самоописательных утверждений, которые Пол зафиксировал несколькими годами ранее. Эти утверждения включали в себя мысли, чувства и поведение, свойственные перфекционизму, с которыми человек мог соглашаться или не соглашаться: например, «я стремлюсь быть совершенным» или «я должен быть безупречным». Они были основаны на данных, предоставленных Полу его пациентами о том, что обычно думают, чувствуют и делают перфекционисты.

– Мои пациенты показали мне, что такое перфекционизм, – сказал Пол. – Я просто очень внимательно выслушал их и разработал набор элементов, которые отражали бы его основные особенности.

И вот тут-то и появился Горд. Они объединили усилия, присовокупив его знания в области психологии личности, а также его энергию и энтузиазм, и это сочетание оказалось весьма эффективным. В последующие годы они группировали различные элементы, свойственные перфекционизму, каталогизировали их, затем отбирали определенные элементы, что-то удаляли и – вновь каталогизировали. Наконец, проделав всю эту тяжелую работу, они пришли к оптимальному решению, которое, казалось, наилучшим образом описывало структуру перфекционизма.

– Когда мы провели валидационную работу, – сказал мне Горд, – у нас в руках оказались основы теории, которая обобщала основные черты перфекционизма.

Чтобы точнее передать их теорию, полезно воспользоваться графическим изображением того, что открыли Пол и Горд. Как вы можете видеть на рисунке ниже, их теория многогранна. Перфекционизм – это не просто единичная мысль, одно чувство или поведенческий паттерн, как, например, высокие цели или стандарты. Это нечто гораздо большее. Это прежде всего проблемные отношения с самим собой, в которых мы требуем от себя слишком многого или чрезмерно самокритичны. В то же время это проблемные отношения с другими людьми, в которых мы считаем, что окружающие нас люди требуют совершенства, и мы также требуем совершенства от других.