Хоть в астрально-ментальных полях кипело бурное сражение хвостов с тентаклями, девушки демонических внутренних сил и пожирания её духа гнильцом, в реальности всё выглядело обычно. И в этом смысле я делал каждого гниловоза. Они все были просто людьми, хоть и поражёнными гнилью, зачастую полуживыми, а я приглядывал за порядком и отсекал всё новые головы этой вонючей гидры. Да, в самих источниках головы гидры от такого только множились, и я допускал, что в самом деле, зачищая город от гнилых людей, я делал его всё более лакомым кусочком для всё новых гниловозов. Но что делать, если всё самое стрёмное так и тянется в столь уютные и красивые местечки? Кому романс души, кому целая поляна свежих вкусных умов.

Не дожидаясь, пока меня заметят, выныривая прямо из потёмок, что царили в комнате, я схватил парня обеими руками и швырнул в стену. К ней тот и прилип. Чтобы не смотреть на его причиндалы даже краем глаза, я усилием воли и тьмы заставил скомканное на краю кровати одеяло прилепиться к самому гниловозу. Голова его осталась открытой. Уже на стене моя жертва было начала вопить, но чёрное тонкое нечто, одно из множества щупалец тьмы, ткнулось человеку прямо в висок, и он отрубился.

Можно было бы сказать, что человек умер, но сказать так – значит быть неточным, мёртвые не умирают. Гниловоз есть гниловоз. Это уже не человек, а какая-то вредоносная херабора. Проверочное слово «похерить». Глагол, чаще в прошедшем времени, синоним к слову «губить», если ничего не напутал. Сам не устоял, смертный, поддался, а низшие сущности этого мира очень прожорливые, вот и всё, и в дамки. И правда, первыми появляются маленькие паразиты, и только потом что-то сложнее. Демонов натуральных и не встретишь, зато гнилых – пожалуйста!

А Красновласка, как я её про себя назвал, тем временем выглядела не менее ошарашенно. Почуяв неладное, сменив позу с коленно-локтевой и неуклюже плюхнувшись на бок, та уставилась на меня. Красивая, растрёпанная, пылающая жаром, в полумраке та была похожа на самый сладкий из грехов. Или так показалось? Красновласка просто прожигала меня взглядом. Повисло тупое молчание. Ещё раз бросив взгляд на своего бойфренда, как бы распластанного на стене над полом в паре метров от кровати, та поймала мой изучающий взгляд, сделала недовольное лицо, которое что-то совсем уже не выражало испуга, села, и, подтянув к себе простынь, прикрылась ею.

– Кто ты такой, на хрен? – спросила она.

На хрен не хотелось. Или что она имела в виду, я не совсем понял. Но поняв ситуацию в целом, решил сострить.

– Я местный журналист, веду свой канал про город в соцсетях. Ты очень громко стонала, и меня очень попросили с этим разобраться.

Она кинула в меня подушкой. Я озадаченно почесал голову.

– Послушай, лиса, я тебе скажу кое-что такое важное, чтобы ты знала, что, если ты кому-то перескажешь, я очень сильно расстроюсь. Окей?

– Хрен с тобой, золотая рыбка, – сказала она, а после вытащила из-под подушки электронную сигарету и сделала затяжку.

У неё были просто огромные, как мне показалось, выразительные глаза. И она опять сказала что-то совсем невразумительное. Я не местный и всех тонкостей знать не обязан, сам то говорю на довольно старом наречии из своего мира, а на язык местных переводится как бы само, при помощи тёмной энергии. Тут много ума не надо. Общаемся-то мы даже с ней скорее посылами, тем, что хотели бы сказать. Ну и, соответственно, слышит она уже всё как надо, только с жутким акцентом. С которым я ничего не могу поделать.

Возможно, на моём лице отразилась какая-то мыслительная мука, потому та подтолкнула меня к разговору, выдав такой тезис:

– Я сейчас, – сказала она, указывая на меня электронной сигаретой, – вызову безопасников, и они тебя скрутят. А потом отколупают от стены этого. А завтра я пойду в суд. Короче говоря, в итоге ты платишь компенсации и вылетаешь за периметр. Понял?

Я не ответил. Что-то мне совсем расхотелось с ней разговаривать. Включил свет. С кровати донеслось:

– Ты бы хоть предупредил, что свет включишь! Глазам же больно

Стоя между выключателем и прибитым к стене парнем в одеяле, я повернулся на звук.

– Сейчас больно будет не только глазам, – сказал я.

– Ты мне что, угрожать решил? Ты, кем бы ты ни был, хоть бес, хоть чёрт, я тебя размажу, ты понял?!

Девушка уже совсем распалилась. Всё же страх у неё был. Просто он прятался за агрессией. Чего поделаешь. Людям так вообще нежелательно становиться свидетелями моей охоты. Но она и не совсем человек. Маленькое пламя бесконтрольного хаоса уже точило её искру со всех сторон. И в ауре-то было прекрасно видно. Я шагнул к своей жертве. Заговорил:

– Смотри и слушай внимательно, девушка. Сейчас ты увидишь то, что не может заметить даже самая современная наука. Я посвящаю тебя в великую тайну этого мира.

Сказав это, я заставил свою тьму впиться в грудную клетку бессознательного тела. Для неё неважно, есть преграда или нет. Это тёмный экстракт мира. А всё остальное на нём только бликует и булькает. Если хотите, чёрный экран смартфона, а всё остальное на нём притворяется реальностью. Щупальца моментально нашли место стыка тела парня с миром. Лонус искры, стало быть. Он находится в центре грудной клетки и слегка правее. В некотором смысле тьма практически то же самое, что и моя конечность, и я ей ощущаю. Потому я сразу почувствовал склизкие остатки искры жизни в теле.

Будь искра целой, я получил бы ожог, ведь это как пытаться добурить до самого центра планеты. Сейчас же там была полупереваренная искра и много-много энергетического перегноя. Грязное солнце, что способно греть только результатами процесса разложения. Всё это пошло мне на корм. Спустя минуту я выпил весь перегной с остатками искры. Когда это происходит, мне становится сложновато контролировать своё тело. Как-никак не лучшая трапеза для тёмного. От этого ноги подкосились, с размаху я упал навзничь, гулко бухнувшись затылком об пол. Руки и ноги мои затряслись, как при падучей. Этот тип был жирным уловом. Я сожрал всё.

По натяжному потолку промчалась бесхозная огромная тень, заставляя его дрожать. Лампочки в люстре синхронно полопались, светильник закачался.

Моя грудная клетка затрепетала в агонии слишком частого дыхания, голова начала ритмично постукивать об пол. Не знаю, что там подумала Красновласка обо всём этом, но в какой-то момент под моим затылком оказалась подушка. Её руки стали прижимать меня к полу, растирать лицо. Зрение зернилось и временами совсем пропадало.

Когда спустя несколько минут я начал приходить в себя, я понял, что просто так и сразу не уйду. Придётся ещё немного задержаться в гостях, пока не полегчает.

– Смотри на него, – сказал я, указывая пальцем на чучело, прибитое к стене.

Зажёгся фонарик на телефоне девушки. Она до сих пор сидела рядом, но уже в мужском халате, который позаимствовала из большого шкафа, стоящего в той же комнате. Указывал я на самое настоящее чучело человека. Только не очень правильное, изуродованное словно бы чьим-то больным умом. Чьей-то злой волей, носителем которой всё же я не был. Я только снял то, на чём держался камуфляж. Или, если хотите, срезал петельки человеческой маски с лица ходячего трупа. Я продолжил:

– Парень давно уже прогнил и умер. В каком-то смысле тот был самым настоящим философским зомби. Внутри него не было никого, кто мог на самом деле что-то испытывать. Игра в жизнь, так сказать, ради пожирания другой жизни и размножения. Такие даже не думают в привычном смысле этого слова. Решения принимаются автоматически, исходя из подтекстов и стимулов. Сама можешь увидеть, что его настоящее тело было спрятано под некой ширмой, чтобы казаться тебе обычным человеком. Созданием божьим, скажем так, если верующая. Вот у него вместо глаз пики какие-то торчат, они наводят гипноз обычно. В распахнутом рту не зубы, а реально ряды когтей каких-то, голова эта непропорционально большая, на каких-то тросиках и палочках держится. Сама же видишь. Это существо совсем другого порядка было. Ну и сдохло. Ты не подумай, я не убил его и не построил всё так, что это только он такой монстр. Я ещё хуже, просто слежу здесь за порядком, понимаешь?

Наши взгляды пересеклись. Она поёжилась, как от холода, хотя в квартире было тепло.

– Так ты правда тот, кто канал ведёт про город?

– Нет, конечно, это я пошутил. Того дядьку видел пару раз. Да и сама увидишь. Городок маленький.

Она кивнула.

– Что дальше будем делать? С этим, например? – Она указала подбородком на тело монстра, – И со мной что?

– С этим всё просто, – сказал я, – сейчас мы эту бывшую падаль сделаем как бы големом, будет тебе симулякр человека. Будешь жить в Ветрополисе, как и собиралась, если останется такое желание. Или поедешь дальше. Этот на всякий случай будет тебя слушаться, ходить на работу и всё остальное делать, но уже без всяких поганых проявлений. Кукла человека, скажем так. А через некоторое время поедет куда-нибудь, скажем, в путешествие, и там навсегда потеряется, и сдохнет, чтобы и тела не осталось. Родные у него, если есть, будут горевать, но поздно, один хрен. Судя по внешнему виду, тот самый парень, по которому горевать можно было бы, сдох лет пять назад. Дальше труп ходил и неизвестно, скольких обратил в таких же.

Я смотрел на её лицо пристально. Что-то вызывало во мне те самые искренние чувства, что свойственны каждому, кому не повезло впечатлиться другим человеком, и испытал некое романтическое влечение. После пожирания гнили, спустя какое-то время всегда приходила какая-то человеческая тоска по несбыточной любви, и печаль. Хотелось тепла. Но я не собирался уподобляться смертным и вновь бросаться в объятия мозговой химии, что по ошибке принимается за нечто высокое. Каждый тёмный, кто поддаётся эмоциям и чувствам, рискует быстро утратить своё могущество. Дети тьмы не созданы для любви, всё человеческое в них порождает некий надлом. И во мне он был. Ещё бы ему не быть. А значит, находиться рядом с красновлаской просто опасно. И надо разорвать контакт. Пока не стало поздно, и пока я её не полюбил.

– В общем, я скоро уйду, – продолжил я, выныривая из раздумий, – ты вольна поступать, как считаешь нужным. Только не вздумай кому-то обо всём этом рассказывать. Во-первых, тебе не поверят. Во-вторых, ты меня подставишь. Я, конечно, мог бы залезть тебе в голову и подтереть там всё то, что не стоит так оставлять. Но не стану. Окей?

– Да, окей, – сказала она, вставая, – я пойду тогда, прогуляюсь. Можно?

– Конечно, – ответил я тоже постепенно поднимаясь, – у тебя дверь изнутри без ключа открывается?

– Угу.