Глава 2. Пробуждение

М. замерла под столом. Она не могла двигаться, не могла кричать. Тело было, как парализованное, а дыхание перехватывало всё сильнее. Слез не было. Только холод. Невыносимо холодный воздух, который заполнил её грудную клетку, проникая в самые глубины. С каждым ударом отца, с каждым всплеском его ярости, внутри неё возникало что-то тяжёлое. Она чувствовала, как оно раздувается, растёт, как будто это что-то огромное и темное начало пробуждаться, медленно расправляя свои холодные когти внутри её души. Это было то чувство, которое она не могла распознать, то невыразимое пустое пространство, куда исчезал свет.

В такие моменты, когда отец становился другим, она хотела исчезнуть, раствориться, как он, стать частью чего-то бессмысленного. Она не могла избавиться от ощущения, что этот кошмар длился уже целую вечность, что они застряли в бесконечном цикле разрушения, в котором не было конца. Она видела, как он, вроде бы возвращая себя, пытается найти следы своего былого «я», но его взгляд оставался всё более пустым, всё более мертвым.

В трезвости отец был совсем другим. Он мог часами объяснять ей, как устроены механизмы, как собираются часы, мог читать вслух старые книги, показывать созвездия, искать новые горизонты на своем самодельном телескопе. Это был тот человек, которого она когда-то любила и которого, кажется, потеряла. Но после первой рюмки всё менялось. Его лицо становилось каменным, глаза тускнели, как у мертвеца. Внешне он был всё тем же, но в тот момент М. почувствовала, как его ненависть буквально ощутимо витает в воздухе, как тяжёлое облако, которое давит на грудь. Он схватил мать за волосы, но это было что-то большее – что-то невыразимое, что сводило его с ума. Он не верил ей. С каждым его словом она становилась всё более отдалённой, превращалась в нечто чуждое ему.

Ты всегда врешь! – его голос был низким, хриплым, и в нём была такая боль, что М. ощущала её физически.

Она почувствовала, как её грудь сжалась, и дрожь пробежала по всему телу. М. зажмурилась, вжавшись в угол, почти не дыша. Сердце билось так громко, что казалось, его удары можно было услышать на другом конце дома. Она слышала, как отец хрипит, как тяжело дышит, как слова выходят через стиснутые зубы. Она слышала мать, тихо всхлипывающую, но самые страшные звуки шли не от них. Это был шёпот в её голове – едва уловимый, но невыносимо настойчивый.

Останови его, – шептал голос. Ты можешь остановить его.

Она сжала зубы, пытаясь избавиться от этого голоса. Он стал всё громче, как если бы кто-то всё сильнее давил на её сознание, внезависимости от того, как она пыталась сопротивляться. Она ощущала, как это навязчивое присутствие пытается овладеть ею, контролировать её действия, её мысли. Неужели она должна всё это остановить? Не слишком поздно ли?

В коридоре снова послышались шаги. Отец вошёл в ванную, всё ещё держа мать за волосы, и она слышала, как глухо захлопнулась дверца. Вода побежала по трубам. Странные звуки – бульканье, резкие возгласы – затихли, но М. не могла понять, что произошло. Не могла понять, насколько всё плохо.

Почему её сердце не билось ровно? Почему каждый её вдох был как борьба?

Она сидела, не двигаясь, стараясь понять, что делать, но даже думать было невозможно. Холод обхватывал её, проникал в кожу, как бы не было возможно избавиться от этого внутреннего холода.

Время потекло слишком медленно, а тишина становилась всё тяжелее. Казалось, что её тело с каждым моментом становилось менее способным к действиям, что оно просто не выдержит этой тяжести. Она чувствовала себя парализованной.

И вот, когда отец снова появился в кухне, его руки были заняты чем-то другим. Топор блеснул в тусклом свете, когда он повертел его в руках, будто выбирая момент. Всё происходящее было настолько неестественным, что М. не могла поверить, что она всё это видит. Всё, что он говорил, всё, что он делал, казалось отчаянной попыткой вернуть что-то утерянное. Он не был настоящим собой. И это пугающее искажение изменяло всё вокруг.

Он подошёл к столу, его глаза потемнели, взгляд стал пустым, но именно в этом взгляде было нечто страшное, что заставляло её почти терять разум. Она знала, что не может больше оставаться в этом доме. В доме, где всё, что она любила, исчезало, где все эти воспоминания разрывались на части. М. посмотрела на топор, как будто он был единственным предметом, способным вернуть ей контроль над ситуацией.

Её сердце забилось быстрее, когда она поняла, что ей нужно просто уйти. Должна уйти, но как? Она почувствовала, как её адреналин ударяет в голову. Это было как в замедленной съёмке, когда тело инстинктивно реагирует, а разум пытается поймать момент.

М. толкнула стол. Вспышка звуков, громкий скрежет, как грохот падения. Она побежала наверх, не думая, не анализируя. В её голове только один единственный импульс – убежать. Бежать и не оглядываться. В то время как её отец, будто потеряв остатки рассудка, с топором в руке следовал за ней. Он был как тень, ускользающая, но не дающая покоя.

Её ноги скользнули по какому-то вязкому веществу, и она почувствовала, как теряет равновесие. Вода? Кровь?Она не могла точно понять, что это. Но это не имело значения. Главное было добраться до безопасного места, выйти из этого ужаса, который сжимал её душу, перекрывая дыхание.

Она упала. Голова ударилась о твёрдую поверхность. Всё потемнело. В глазах мелькали яркие вспышки, а тело как будто отказывалось слушаться. Страх, словно вечная тень, нависал над ней.

М. не могла дышать. Кровь стучала в висках. Всё, что она хотела – это исчезнуть. Хотела, чтобы этот кошмар, эта безысходность, наконец, прекратились.

Всё стало тёмным.

Когда она распахнула глаза, отец с топором был уже совсем рядом, нависая над ней. Его глаза, мутные и пустые, сверкали в полутьме. Руки и ноги вдруг одеревенели, будто скованные невидимыми цепями. М поползла назад, спина ударилась о стену – дальше отступать было некуда.

Голос отца был уже не тот. М. почувствовала, как его звуки проникают прямо в её голову, как будто что-то жуткое и искажённое взяло власть над его словами. Этот голос больше не был тем, который она так хорошо знала. Тот, что раньше приносил успокоение, в котором было тепло и любовь. Теперь он был… другим.

Он звучал так, словно не принадлежал этому телу, так, будто кто-то натягивал старую кожу на чужие кости, пытаясь подражать человеческому звучанию. Это был не голос её отца, а скорее пародия на него, искаженную карикатуру. Он был как скрежет, как треск, как звук, который издают старые, ломкие предметы, когда их тянут с огромным усилием. Но в его голосе, как будто, сквозь слой обычной реальности, проникло нечто другое – нечто шершавое, неуловимое, что заставило её сердце замереть. Голос был темным, потусторонним. Он как будто проникал прямо в её мозг, заставляя её слушать его зловещие слова, против которых невозможно было встать. Это шёпот. Это было нечто более опасное. Каждое слово отзывалось у неё в голове, как стон заклинания, которое невозможно было бы разрушить. И каждое слово было наполнено угрозой. Она не могла не слушать, хотя хотела бы сбежать от этого ужасного звука. Шёпот стал громче, почти как реальный голос, который был заперт в её голове, и этот голос не умолкал.

Она дергается, пытаясь подняться, но руки предательски подкашиваются. Ладони шлепают по липкому линолеуму, размазывая темную жижу – слишком густую для воды, слишком темную для чего-то иного. В носу стоит медный запах, а пальцы выглядят чужими, вымазанными в ржавых разводах. Веки налились свинцовой тяжестью, ресницы слиплись от влаги – слезы? пота? Еще одно усилие – и глазные яблоки пронзает белый свет ночника. Мир плывет, как в испорченной кинопленке, но она заставляет зрачки сфокусироваться.

Сначала было ощущение. Это было не физическое чувство, скорее – психическое. Кажется, что на границе сознания кто-то нежно тянет тебя за собою, но ты не можешь увидеть, кто это. Ты чувствуешь только безмолвное присутствие.

Затем это ощущение стало теплом – но не тем, которое согревает, а тем, которое заполняет твою грудь, как горячий камень, втиснутый в сердце. Каждая клетка казалась расплавленной, иссушенной, заполнившейся этим зловещим жаром. Это было не просто тепло, это было тепло, которое выжигало изнутри, как кислота, разъедая всё, что раньше было живым.

Тот момент, когда она впервые почувствовала, как тень просыпается в ней, был ужасным. Голос, который не был её собственным, что-то темное, холодное, разложенное на атомы боли и ужаса, сказал:

– Давай поиграем.

Глава 3. Монстр в подвале

Когда сознание медленно возвращалось, всё было чужим. Холод, вонючая липкость, невозможное молчание. Дождь, который когда-то стучал по окнам, теперь затих, оставив за собой странную пустоту, тяжёлую и мерзкую. Вокруг всё было таким же, но изменённым. Она не могла понять, где она, как будто мир вокруг неё оказался в другом измерении, где время и пространство не подчиняются законам, а всё, что когда-то казалось реальным, теперь сжалось в тугую, гнилую массу.

Голова М болела, как будто от неё оторвали часть, а теперь пытались приклеить обратно. Внутри всё было холодным, но не от холода, а от чувства… потерянности. Она не могла вспомнить, что произошло. Не могла вспомнить, что она делала. Почему всё вдруг стало таким? Почему воздух был таким густым, как смесь гари и старой плесени?

Она открыла глаза. Тьма перед ней всё ещё не исчезала. Тусклый свет, пробивавшийся через окна, не мог растерзать ночную бездну, скрывавшую всё вокруг. И вдруг она почувствовала что-то холодное под собой, как ледяной камень. Она приподняла голову, её волосы прилипли к лбу, шершавые и влажные. Руки её были липкими от чего-то, что было не дождём, а чем-то более тяжёлым. Она дернула их в стороны, и тёплая жидкость стекала по пальцам, как будто они были погружены в густую кровь. Больничный, знакомый запах металла, который словно проникал в каждый вдох, теперь казался частью воздуха.

М её взгляд пробежал по комнате и застыл на теле, лежащем неподвижно в углу. Она не могла понять, почему тело не двигалось. Почему она не слышала дыхания, привычного, тяжёлого, из которого она когда-то находила утешение. Её взгляд соскользнул на лицо. Отец. Он лежал, распростёртый на полу, а кровь медленно вытекала из его головы, заливая пол в тёмный багровый поток. Его глаза были открыты, но они больше не видели. Они смотрели в пустоту, но не видели. Как его лицо стало таким? Как его тело оказалось здесь, перед ней?

Что это было? Почему она не чувствовала его, не слышала его голос, который всегда мог раздуть даже самые тёмные углы дома? Почему сейчас всё, что оставалось от него – это эта безжизненная масса на полу, забытое тело, растекающееся в кровь и пыль?

М не могла думать. Слова не приходили, и только в её голове твердил какой-то странный голос – не её. Он был чужим, не её собственным. Он говорил как-то тихо, но так отчётливо, что М не могла его игнорировать.

– Мы сделали это.

Она вздрогнула. Этот голос был знакомым, но в то же время чуждым. Его слова звучали не в ушах, а где-то внутри, как будто она слышала его на уровне самых глубоких частей себя. Он не принадлежал ей, но он был частью неё. И это ощущение заполнило её, поглотило. Она ощущала, как что-то внутри её головы бурлит, рвётся наружу. Это было не просто ощущение, это было осознание того, что не она контролирует своё тело. Она была частью чего-то другого.

– Теперь мы свободны.

Свобода. Её дыхание сбилось. Она пыталась поверить этим словам. Она чувствовала, как эта свобода разрывает её изнутри, как холодный ветер, ворвавшийся в её грудь и сдавивший сердце. Свобода? Она не могла понять, что это значит. Как можно быть свободной, если свобода – это не выбор? Это не её выбор. Это было вынуждено, насильственно, как холодный нож, пронзающий всё, что она когда-либо знала.

Она опустила взгляд на свои руки, и от этого взгляда её сердце чуть не остановилось. На руках были следы крови, они покрыты ею полностью. Она увидела, как кровь капала с её пальцев, не чувствуя ничего, кроме этого чуждого тепла, от которого её кожа побелела.

– Это я? – с ужасом подумала она. – Это я сделала это?

Её собственное тело казалось чужим. Она не могла понять, как она оказалась здесь. И что происходило. Она пыталась вспомнить, что было до этого, но перед её глазами стояли только тени. Лишь обрывки воспоминаний, порой слишком яркие, порой исчезающие, как страшный сон.

Она почувствовала, как её тело начинает сотрясаться. Не от страха – нет, она уже не была в состоянии бояться. Она чувствовала, как её разум разбивается на тысячи осколков. Это не было замешательством – это было поглощение. Словно её жизнь была разорвана на части, и теперь каждую её часть тянуло в разные стороны. Все мысли, все чувства стали как тяжёлые камни, которые она не могла удержать в руках.

– Мы сделали это… Мы освобождены… – повторял голос в её голове, и каждая фраза казалась всё более отчуждённой, как если бы он не принадлежал ей. Как если бы он был шепотом тени, темного, жуткого существа, что обитает в её душе.

Она отшатнулась от тела отца, стоя на коленях среди крови. Это была уже не кровь. Это была смесь её страха, её души и её греха. Она не могла понять, что происходит. Тень внутри неё продолжала тянуться, вытягивая её наружу, к своему, чему-то ещё более темному. Её глаза застилает пелена, но она видела его лицо. Оно всё ещё было перед ней, но теперь оно не имело смысла.

М подняла руку и смахнула пот с лба. Всё было мокрым. Она пыталась встать, но не могла. Как будто что-то тяжёлое, невидимое, удерживало её. Всё вокруг было туманным, как в кошмаре. Она чувствовала, как внутри неё растёт нечто чуждое и страшное, нечто темное, что шептало ей, что все будет правильно.

Самое страшное было то, что она чувствовала облегчение. Это ощущение не покидало её, будто где-то глубоко внутри, в самой бездне её души, разверзлась бездна пустоты, но она не боялась. Наоборот, было как будто что-то освободилось, как будто что-то тяжелое и беспокойное исчезло. М будто бы избавилась от какого-то огромного бремени, которое не осознавала до конца.

Она стояла, обмякшая, её тело почти не слушалось, но не было боли, не было страха. Тень внутри неё уже не была чуждой. Она была частью её, как вторая кожа, сжимающая душу. Тень говорила, и её слова становились всё более уверенными, сильными, проникающими в каждый угол её сознания.

Она почувствовала, как дыхание стало ровным, как её сердце вновь взбилось, но теперь не от страха, а от… удовлетворения. Она не могла понять, как это возможно, как она могла почувствовать облегчение от того, что произошло, от того, что она сделала. Но что-то глубоко внутри тянуло её к этому ощущению. В этом было что-то неестественное. И именно в этом неестественном она теперь находила свою силу.

Но это было непозволительно. Это было как будто жизнь и смерть переплелись в одном моменте, и теперь она не могла отделить одно от другого. Она не понимала, что было настоящим, что она вообще делала. М не понимала, что произошло. Все чувства и мысли, которые она когда-то ощущала, теперь казались пустыми и далекими. Она стояла посреди разрушенной реальности, наблюдая за тем, как мир вокруг неё медленно скользит в безумие.

Она обернулась, и её взгляд зацепился за фигуру матери. Она сидела на полу ванной, её глаза были широко раскрыты, губы дрожали, а руки пытались подняться, но не могли. Всё тело матери было в крови. В её волосах висели красные пятна, лицо и руки были покрыты кровью, которая не переставала стекать с её тела, заполняя пол вокруг. Мать сидела, не двигаясь, словно не в силах понять, что происходило, что она только что видела.

– Мама… – прошептала М, её голос не был её, он был чужим, как будто кто-то другой говорил из её уст.

Она сделала шаг вперёд, но её ноги подогнулись, и она чуть не упала. В воздухе висел запах крови, а по стенам ванной стекали красные струйки. М наблюдала, как её мать не двигается, как она смотрит на неё с пустыми глазами, полными страха и непонимания.

М подошла к ней, её пальцы тянулись к матери, но они были липкими, как если бы кровь всё-таки не отпустила её, даже если это было не её собственное дело. М их так и не коснулась.

– Ты… ты видела что произошло? – М задала вопрос, не ожидая ответа. Она уже знала, что она увидела, она почувствовала её страх. Но что это значило?

Мать, наконец, с трудом подняла глаза. В её взгляде не было ни ярости, ни осуждения, только пустота и шок. Глаза матери, полные тревоги, метались по комнате, но на секунду их взгляд остановился на её дочери, на М.

Она сдержанно вздохнула, её губы шевельнулись, но не было слов. М смогла прочитать это выражение: Ты убила его. Не было обвинений, не было истерики. Всё, что её мать могла почувствовать – это ужас и холод.

М внутренне почувствовала пустоту. Понимание того, что она только что сделала, не дошло до неё. Она ничего не чувствовала по поводу того, что произошло, ни вины, ни страха, ни жалости. Просто облегчение. Тень внутри неё шептала свои слова, и она следовала им, не осознавая, куда её вела эта тень.

М подошла ближе, не осознавая, как это происходит, не замечая, как её собственное тело двигалось, как её пальцы протянулись к матери.

Но мать, по-прежнему сидя на полу, схватила её за руку. Её рука была холодной, но держала её крепко, с отчаянной силой, которая была почти неестественной для такого состояния. Глаза её матери наполнились слезами, но это не было состраданием, это был страх.

Мать открыла рот, но слова так и не появились. Она просто смотрела на неё, как на чужое существо, а затем её взгляд переместился на топор, который валялся поодаль. М почувствовала, как её взгляд сам потянулся к этому топору, словно сама тень внутри неё уже знала, что нужно сделать.

*Когда курица оказывается перед вами, ее необходимо аккуратно разделать. Начните с того, что подготавливаете рабочее место – доска для разделки, острые ножи, бумажные полотенца для удаления лишней влаги. Курицу следует развернуть грудкой вниз.

Первым делом, подрежьте жир с боков и по возможности снимите одежду. Затем возьмите нож и аккуратно отсоедините руки, срезая суставы и оставляя мясо чистым. Далее, ножом прорежьте вдоль бедра, разрезая соединение с туловищем. Важно не поспешать, чтобы не повредить мясо и не упустить косточки.

Если хотите разделить на более мелкие части, аккуратно срежьте грудку, следуя за ребрами, а затем разрежьте пополам вдоль позвоночника. Каждую часть можно дополнительно разделить на филе, отрезая мясо от костей. Промойте руки и рабочую поверхность, убирая все следы крови и жира*

В воздухе висела невыносимая тишина.