Глава 3

ВЕССЕМ НАХОДИТСЯ на северо-востоке от Гетто, а Сити ― на западе. Конечно, у детишек из Сити есть свои городские легенды, хотя страшилки они рассказывают, скорее всего, не про Вессем, а про Гетто. Наверное, и планы строят, как бы на нас, убогих, посмотреть. Но к тому моменту, как они получают право въезда в Гетто ― вернее, в Чарну-Техническую, ― они уже понимают все минусы этого предприятия, так что к нам как раз никто не рвется. Конечно, кто-то из Сити иногда приезжает ― если нужно инспектировать шахты или теплицы, иначе чем через наш район не добраться, но от этих визитов проверяющим, надо думать, мало радости. Ну и в Гетто всегда относились к ним с изрядной долей презрения.

Конечно, иногда мы мечтали, как будем жить в Сити. Каждый сочинял свою историю, одну невероятнее другой. Одни выдумывали богатых родственников, другие представляли, как поступят в университет, третьи надеялись попасть туда на работу и там встретить свою большую любовь. Аксель, помню, говорил, что завербуется в армию, чтобы как-нибудь прийти туда с пушкой и объяснить, что надо делиться. Ну, он всегда был придурком.

Все мы ненавидели жителей Сити, презирали их, смеялись над ними и все же мечтали войти в их число. И ведь не то чтобы это было невозможно. Некоторым удавалось. В каждом классе училась девчонка, друг троюродной сестры которой смог. А в крайнем случае могло повезти с работой ― ведь в Сити тоже нужны те, кто убирает улицы, водит транспорт, разгружает фуры и обслуживает водопровод. Нам говорили ― учись хорошо, работай честно, держись подальше от плохих компаний, близко не подходи к флойту, и однажды ты сможешь.

Так что когда комм звякнул, оповестив о подходящей вакансии в Сити, это было не совсем уж невероятное событие. Но для меня ― настоящее чудо.

Мне было предписано явиться к трудовому инспектору, и я кинулась в социалку, не медля ни минуты. Все запасы дождя, кажется, вылились на нас в тот день, когда я вышла из тюрьмы, и теперь солнце жарило просто нещадно, так что я явилась вся мокрая от пота.

Сегодня дежурил тот парень, который встречал меня в первый день. За прошедшее время мы познакомились получше, и я знала, что его зовут Ландерберт Вуйтович (говорю же, в Гетто у всех крыша едет, когда надо выбрать ребенку имя), у него трое младших братьев и сестер, он учится на инженера тепловых систем, сюда попал, потому что у него были высокие баллы по психологии и социальной работе в школе, но он уволится, как только подвернется что-то по профилю, потом хочет переехать в Промзону (то есть и правда умный) и в целом был бы не против сходить со мной куда-нибудь. Я делала вид, что не понимаю его намеков, но, пожалуй, он выгодно выделялся на фоне других моих знакомых. При иных обстоятельствах, может, у нас бы что-нибудь и вышло.

Я вдруг испытала острую потребность поговорить с Нико, аж руки зачесались достать комм.

– А, Рета, ― обрадовался Берт. ― Ну поздравляю.

– Что за работа? ― хриплым от волнения голосом спросила я вместо приветствия.

– Какой-то А. Маноа хочет нанять домашнюю помощницу, знающую язык жестов. Скорее всего, он просто забыл поставить галочку в графе «без судимости», но… чем черт не шутит, да? Я решил все равно тебе написать. Тем более кроме тебя кандидатов вроде как и нет.

Я поняла, что он прав, ― скорее всего, этот А. просто ошибся, заполняя форму запроса, но не использовать шанс было бы глупо.

– А что нужно делать?

– Работа по дому. ― Берт пожал плечами и нахмурился, вчитываясь в невидимый для меня текст. ― Никаких специальных пожеланий или условий.

Мы оба помолчали.

– А зачем тогда жестовый язык? ― спросила я наконец.

– Понятия не имею. Так что, берешь?

– Конечно.

В крайнем случае прокачусь до Сити и обратно. Хоть посмотрю, как они там живут, будет что рассказать Эме.

– Хорошо. Сейчас оформим тебе пропуск в Сити. Посиди пока, для тебя это будет долго. ― Берт смутился. ― В смысле, я хотел сказать…

– Все нормально. ― Я улыбнулась. ― Я в курсе, что меня арестовали за нападение на гражданина Сити.

– Не думай, что я тебя осуждаю, ― тоже улыбнулся Берт. ― Я как-то поговорил с одним парнем из Сити, через пятнадцать минут уже хотелось ему нос сломать.

Я с сомнением посмотрела на открытое, дружелюбное лицо Берта. Ну да. И где это, интересно, он встретил парня из Сити?

– Запрашивают твою характеристику из тюрьмы, ― обеспокоенно сказал он. ― Надеюсь, они про тебя ничего плохого не напишут?

К счастью, я была пай-девочкой, не считая драки с Криной за верхнюю койку. Усердно работала на строительстве моста, не жаловалась, не конфликтовала, не нарушала дисциплину, ела что дают. Мне быстро объяснили, какое это везение ― попасть в государственную тюрьму, в частных намного хуже. Так что я старалась изо всех сил. Вряд ли к моему поведению есть претензии. Но все равно следующие двадцать минут прошли напряженно. Наконец Берт сообщил, что все в порядке. Социальный инспектор тоже ничего плохого про меня сказать не мог ― я ежедневно приходила отмечаться и честно искала работу. В общем, раскаялась и стала на путь исправления. К тому же вчера я, чтобы поддержать Эме, тоже подала документы в заочную школу, и, хотя никаких заданий я еще не открывала, только тест прошла, мой индекс сразу поднялся на целых два пункта, так что теперь я даже могла покупать еду в магазине рядом с домом Эме, а не только в социальном в пяти кварталах. Еще бы было на что покупать.

Со скрипом, но мне все же выдали пропуск в Сити на один день, чтобы я могла лично пообщаться с предполагаемым работодателем, сопроводив специальной оговоркой, что место мне не гарантируется.

– Если все пойдет как надо, тебе его продлят, ― сообщил Берт, вручая мне новенький блестящий пропуск с моим именем. ― Носи с собой, у тебя его спросят на въезде в Сити и потом могут остановить в городе, у них там бывают проверки. Тебе надо быть на месте к двенадцати часам. До Сити часа полтора езды, так что выйди пораньше. ― Он застучал по клавишам, отправляя мне адрес. ― Удачи!

– Спасибо! ― искренне ответила я.

Наверное, если бы сегодня дежурила его сменщица ― та девчонка в свитере и с «паутинками» на руках, ― не видать бы мне даже шанса на эту работу.

Дороги до дома я даже не заметила ― впервые за последние полгода мне хотелось улыбаться. Нико был прав ― я справлюсь.

* * *

В восемь утра я стояла посреди комнаты в одних трусах и все глубже увязала в недовольстве собой. Мы с Коди оба напоминали рисунок, который забыли раскрасить, ― бесцветные волосы, очень светлая кожа, которую нельзя показывать солнцу, и такие же светлые, мутно-серые глаза. Раскраска, исчерканная фломастером, ― вот как я выглядела. Я машинально потерла розоватые шрамы на руках ― следы педагогических усилий нашего отца. У Коди тоже такие остались.

Приняв решение, что в таком виде в Сити показываться нельзя, я распотрошила косметичку Эме, накрасила свои бесцветные брови и ресницы и стала нормальной такой блондиночкой, не красавицей, но сразу и не скажешь, что где-то в моих генах случился сбой. Волосы, коротко остриженные полгода назад, отросли и начали виться ― можно решить, что так и задумано, к тому же вчера я их вымыла. Вечером я снова наведалась в старую квартиру, упаковала наши с Коди вещи в большую коробку, которая теперь занимала угол в квартирке Эме, выкинула то, что не поместилось, и от имени бабули Немет закрыла договор аренды ― все равно оплаченный срок заканчивался через три дня, а платить дальше мне было нечем.

Приличия ради я сказала Эме, что перееду в социальное общежитие, на что Эме обозвала меня плесенью без мозгов, и я осталась у нее. Эта квартира тоже была социальная, но классом повыше, с настоящим окном, собственным душем и всем таким ― Эме считалась жертвой фармкомпании, вот эта компания и оплачивала ей жилье.

Среди прочего вчера я принесла вполне приличный комбинезон, который надевала только по особым случаям, почти новый, из благотворительного магазина. Смогу произвести хорошее впечатление на Маноа. Пусть только даст мне шанс. Я не подведу. Я буду работать, буду учиться ― вдвоем мы с Эме справимся, я уверена, я сделаю так, чтобы Коди мог мной гордиться там, где он сейчас. Чтобы не оказалось, что он предупредил меня зря.

Автобус в Сити уходил с первого автотерминала, и он был гораздо приличнее пятого, который я изучила вдоль и поперек. За билет я заплатила из остатков денег, перечисленных мне социальной службой. Автобус оказался тоже красивый, новый, с кондиционером. В Сити воздух везде фильтруется, даже на улицах стоят очистные установки, но я все равно повесила на пояс респиратор ― фильтров в нем не было, но пусть наниматель видит, что я нормальный человек, не скребу социальное дно.

Мне досталось место у окна, и я решила, что это хороший знак.

Автобус тронулся, плавно набирая ход. В Сити вели две дороги, старая и новая. Мы, разумеется, ехали по старой, новая была платная. Проехали через все Гетто, вдоль границы Промзоны, притормозили у песчаного карьера, пропуская вереницу самосвалов. Я прилипла к окну. Именно на этом карьере Нико учил меня летать. Коди тогда лежал в больнице ― ему как раз возвращали слух, и я маялась, не зная, куда себя приткнуть, когда позвонил Нико и сказал, что хочет кое-что мне показать. Мы редко бывали только вдвоем, это было что-то особенное, а когда я узнала, что именно он хочет мне показать, настроение взлетело до небес. Из всей компании он выбрал меня! Это что-то да значило.

В ту неделю карьер пустовал ― кажется, рабочие решили устроить забастовку.

― Не подсматривай, ― сказал Нико. ― Сейчас соберу, тогда можно.

Пока я сидела у обрыва и пялилась на брошенные экскаваторы, он возился, доставая детали из огромных размеров свертка, который тащил на себе всю дорогу.

– Все, ― наконец сказал он, ― можешь повернуться.

Я обернулась. Нико гордо смотрел на меня, держа в руках нечто, напоминающее крылья небольшого самолета.

– Это параплан, ― сказал он. ― Ну не совсем, но вроде того. Хочешь полетать?

У меня даже мысли не возникло, что это может быть опасно. Если Нико придумал что-то, это точно сработает. Так что я поднялась, подошла к Нико, и он принялся застегивать крепления.

– Просто разбегаешься и прыгаешь, ― объяснил он, когда с креплениями было покончено. ― Держись параллельно земле. Вот, сунь руки в эти петли. Если потянешь за них, крыло наклонится, и ты повернешь. Если нет, будешь просто плавно снижаться. Не бойся, я уже пробовал, он надежный.

Я и не боялась. Просто разбежалась и прыгнула.

Я зажмурилась и снова почувствовала это. Ветер, земля далеко внизу, солнце слепит глаза, я кричу от ужаса и восторга, и Нико тоже что-то кричит мне, стоя на краю обрыва и размахивая руками.

Если бы мне предложили вернуться в любой день моей жизни, я бы выбрала этот.

Самосвалы наконец проехали, и мы снова тронулись. Карьер остался позади, потянулись циклопические постройки, назначения которых я не знала, потом здания складов, ажурные секционные башни, снова склады, огромная воронка, оставшаяся после взрыва ― раньше, до позапрошлой войны, на ее месте был какой-то завод, и сюда мы потом тоже приходили испытывать параплан Нико, уже всей компанией.

Дорога повернула влево, потянулся однообразный пейзаж ― коричневая топь с торчащими из нее редкими деревьями. Болота, от которых все старались держаться подальше. По краю болот стояли установки для откачки воды. Администрация города уже несколько лет мечтала осушить их к чертовой матери и посадить на их месте лес. Проект шел ни шатко ни валко, часть болот и правда осушили и засадили деревьями, но потом дело застопорилось ― желающих идти на работу в лесничество с каждым годом было все меньше. Болота будто того и ждали и стали расползаться, только теперь уже в сторону Гетто. Лес был снят с повестки дня, теперь надо было не дать им подобраться к жилым кварталам.

Вдалеке промелькнуло новое шоссе. Оно шло над болотами, как раз над той частью, которую успели осушить. Редкие опоры поддерживали изящную серебристую дорогу. Она вела к Гетто и дальше на восток, через холмы, к морю, и сама была похожа на реку, которая парит над землей. Она была красивая, эта дорога, и машины по ней ездили красивые ― маленькие машины из Сити. Автобус полз по трассе, выписывая какие-то безумные петли. Асфальтированная дорога подошла слишком близко к краю топи, так что автобус свернул на грунтовку, начало трясти, и я откинулась на спинку сиденья. Ничего интересного за окном больше не было, на болото я уже насмотрелась, а с другой стороны тянулись бывшие городские кварталы, откуда все давно съехали, потому что кому вообще захочется тут жить, и временные дома для тех несчастных, кого все же заманили на работу в лесничество. До Сити оставалось минут сорок езды.

Коди как-то рассказывал, что никаких болот тут раньше не было, а был нормальный лес, хороший и светлый, назывался Гройн, и много маленьких чистых озер, и в каждом торчал дом с подводной частью ― иметь такой считалось очень крутым. Но потом в Гражданскую войну во время бомбежек бо́льшая часть леса сгорела, и что-то случилось с грунтовыми водами, потом началась топливная война, и всем вообще было не до леса, а когда спохватились, от прежнего пейзажа уже мало что осталось.

Наконец деревья за окном стали больше похожи на деревья, а не на воткнутые в землю прутики, снова начали попадаться дома и склады, и мы притормозили.

– Внимание, ― раздался ласковый женский голос из динамиков, ― вы въезжаете в зону ограниченного доступа. Приготовьте ваши пропуска для проверки.

Я достала пропуск, и в тот же момент в автобус зашли двое мужчин в форме. Я привстала и посмотрела вперед. Мы стояли у пропускного терминала, а прямо по курсу возвышались зеркальные башни Сити.

Приехали.

Я снова начала нервничать. А мой пропуск точно действителен? А он точно выдан на мое имя? А вдруг меня прямо сейчас арестуют?

Но, конечно, ничего не случилось. Даже не глядя на меня, один из полицейских сунул мой пропуск в ридер, посмотрел на экран, сказал: «Добро пожаловать. К вечеру вы должны покинуть Чарна-Сити» ― и пошел дальше.

Эту мороку с пропусками ввели еще до моего рождения, когда гетто окончательно оформилось как Гетто, и в центральных районах решили, что надо как-то ограничить поток оборванцев с окраин, а то скоро станет страшно выходить на улицы. Это я тоже знала от Коди, он любил историю ― почти так же сильно, как воровать в магазинах.

Автобус тронулся, и я в сотый раз сверилась с картой. Получалось, что сейчас будут остановки возле университетского кампуса, возле жилого квартала «Аврора», а потом у городского парка «Сады Винайс», и вот там мне надо будет выйти, потому что потом автобус поедет в центр, к башням Зеркало и Зеркало-2, потом остановится у здания Администрации (конечно, посмотреть на него вживую было бы интересно, но тогда я вряд ли успею вернуться к двенадцати), потом будут какие-то лаборатории, спортивная арена, снова жилые кварталы, набережная, а потом автобус уйдет дальше на запад, к Чарне-Технической-2. Словом, мне надо выйти на третьей остановке, пройти через парк, и я окажусь на улице Эрика Канделя, где и живет мой наниматель.

Мы проехали яркие здания студенческого городка, притормозили у корпуса университета, потом нырнули под монорельсовую дорогу ― по ней ходил подвесной вагончик, доставляющий студентов и преподавателей в центр Сити. Про этот вагончик я слышала от Нико ― его сконструировал какой-то студент в качестве дипломной работы, проект так всем понравился, что университет выделил деньги на его постройку. Когда Нико рассказывал то, что ему удавалось узнать про университет, у него загорались глаза. Я посмотрела вверх ― вагончик как раз проезжал над нами, вытянутый и похожий на каплю расплавленного металла. Красивый, как все в Сити. Затем за окном замелькали аккуратные стеклянные купола, между которыми извивались выложенные цветными плитками дорожки, и автобус снова притормозил. Жилой квартал «Аврора» находился в основном под землей. Воронки, оставшиеся после бомбежек, не стали закапывать, а превратили в целый подземный район. На верхних ярусах, под самыми куполами ― сады, которые даже можно было разглядеть через стекло, внизу ― квартиры, рестораны, больницы и все остальное, что нужно для жизни. Отдельными щупальцами торчали воздухозаборники системы вентиляции.

Автобус тронулся, я начала пробираться к выходу. В груди зашевелилось приятное волнение. Во-первых, у меня в запасе куча времени, можно не спеша прогуляться по парку. Во-вторых, я увижу, как они тут живут. И в-третьих ― может, меня возьмут на работу! Я посмотрела на свое отражение в стекле. Точно, я бы себя взяла. Может, окажется, что у этого А. есть глухая бабка, которой нужен постоянный уход, и тогда мне оформят временное проживание. Иногда так делали, если работник был нужен каждый день. Те, кто обслуживал город, жили неподалеку ― ну не в Сити, конечно, а в специальном квартале, выстроенном недалеко от его границы. Там, говорят, все довольно строго ― Сити не хотелось иметь еще одно Гетто под боком, так что там постоянно дежурит полиция, за шум после десяти, драки, алкоголь и тому подобное сразу увольняют и отправляют обратно в Гетто, на оружие строгий запрет ― не такой, как в Гетто, а по-настоящему строгий, ― и арендная плата там повыше, и разрешение на жительство надо все время продлевать, поэтому не все стремятся туда попасть, но я бы хотела. Может, если работы у Маноа окажется много, я попрошу его подписать мою заявку. Если он согласится ― это автоматически поднимет мне личный индекс до сорока пяти.

Автобус затормозил у парка, я вышла и остановилась. Парк цвел ― это первое, что бросалось в глаза. Я не дикая, видела, как цветут растения, и в теплицах у нас с Коди всегда все цвело как надо, я даже дома как-то раз вырастила куст помидоров. Но это было другое. Я осторожно ступила на песчаную дорожку между деревьями, словно боясь, что все увянет от одного моего неуместного присутствия. Но парку было все равно, что я из Гетто и что я сидела в тюрьме: даже когда я кончиками пальцев провела по лепесткам огромных бело-розовых цветов на приземистом дереве, они и не подумали осыпаться. В памяти всплыло слово «магнолия». Я стояла и улыбалась и так бы, наверное, и простояла полдня, если бы за спиной кто-то не спросил:

– Что, первый раз?

Я обернулась и увидела девушку моих лет ― видно, она вышла из автобуса вслед за мной.

– Ага.

Девушка улыбнулась: