Сон и явь

Поезд мерно стучал колёсами, приближая Марину к дому, к тому, что её там ждало. Пообщавшись немного с соседями по купе, Марина решила попробовать-таки вздремнуть на своей верхней полке. Вдруг удастся скоротать во сне пару часов?

Девушка задремала. О полноценном сне речи, конечно, не шло, сквозь пелену забытья Марина слышала всё, что происходит в купе, просто это как бы отодвинулось на периферию восприятия. А другой частью сознания она перенеслась в иное место и вдруг увидела себя в чёрном, и чей-то голос произнёс: «Ты теперь вдова».

Марина резко подскочила, сбрасывая дурман сна. Её била мелкая дрожь и голос всё звучал в ушах: вдова, вдова, вдова! Эти страшные слова засели занозой в сердце, предвещая что-то ужасное. Марина никак не могла избавиться от этого неприятного, липкого впечатления. Она убеждала себя, что это всего лишь сон, и это не может быть правдой просто потому, что этого не может быть никогда. И точка. Только не с ней, только не с ним. Всё будет хорошо!

Тем не менее, до конца дороги чувство безысходности её уже не покидало. Сознание судорожно пыталось зацепиться за ускользающую в пучине ужаса надежду…

На вокзале её встречал свёкор. На вопрос, что с Мишей, он ответил как-то уклончиво и Марина начала уже понимать, что случилось что-то серьёзное. Может, муж в тяжёлом состоянии? При смерти? В коме? Она понимала, что родителям тоже нелегко, поэтому не стала расспрашивать, обречённо села в машину, пытаясь удержать остатки самообладания. И только когда поднялись в квартиру, и она увидела в прихожей закрытое зеркало, Марина начала, наконец, понимать, что случилось непоправимое…

Она бросилась в спальню – и опять закрытое зеркало и родное лицо в траурной рамке. Следом в комнату вошла свекровь и надрывно так произнесла: «Миши больше нееет». Тут уже самообладание оставило Марину. Злость, ярость поднялась изнутри, и она закричала на свекровь: «Я вам не верю!! Нет! Нет! Нет!» Она бросилась, рыдая, на кровать, следом подскочили родные, приговаривая: «Поплачь, деточка, поплачь…»

Дальше всё было как в бреду… Морг, похороны, поминки. Нереальность происходящего.

Страшная автокатастрофа на трассе – жигулёнок Миши занесло на мокрой дороге и выбросило на встречку под Камаз. В машине их было двое, два Михаила – её Миша за рулём, а его коллега рядом. Они возвращались из соседнего города после удачных переговоров, впереди их ждал большой контракт. Эту сделку они готовили больше полугода и теперь им открывались долгожданные перспективы…

Местные жители из расположенной возле трассы деревеньки говорили, что пару дней у них ошивался какой-то пришлый пёс. И вроде как автомобиль Миши вильнул на дороге, объезжая выскочившую на проезжую часть собаку. Это было вполне в духе Миши, скорее рефлекторное решение, ну не мог он сбить собаку…

Врачи сказали, что они погибли мгновенно, от удара. Это потом их в машине мяло под колёсами Камаза.

Вина

Марина заморозила все чувства и старалась держаться. Не удивительно, ведь боль была такая, словно у тебя рваная рана во всю переднюю часть тела, выдержать такое в здравом уме сил у неё тогда не было…

На похороны приехало очень много людей. Мишу все любили. Даже мама признавалась, что завидовала Марине – какой у неё хороший муж. Друзья из Питера, Витебска, сослуживцы по армии, школьные друзья… Родные, знакомые, коллеги. С поминок шли пешком, растянулись по улице группками. Рядом с Мариной оказался Мишкин друг Валера, которого до этого она знала только по рассказам мужа. Вот надо же – на свадьбе столько друзей не было, а трагедия всех собрала. В голове не укладывалось – как так? Такой молодой, так любил жизнь.

Какое-то время шли молча, потом Валера произнёс: «Марина, ты хоть немножко не беременна?» И такая надежда звучала в его голосе – а вдруг она носит под сердцем частичку Миши, его продолжение?

Слова эти обожгли девушку изнутри. Нет, она не была беременна. Они пока не планировали, Марина только третий курс института закончила. Разве мог кто-то такое предположить?

Но слова эти засели у неё внутри ещё одной болью. На Мишке обрывался целый род – он был единственным ребёнком в семье и наследника оставить не успел. Это она виновата. Хотя в чём? Что не успела? В том, что ей всего 21 год? Их жизнь только начиналась, она студентка, он молодой специалист в области экологии, 1996 год, время смутное, зарплаты маленькие. Жили с его родителями… Нужно было время – ей закончить учёбу, ему – встать на ноги. Но времени этого судьба им не отмерила…

Спасительная идея

Ночью Марине пришла в голову идея, навеянная этим разговором и ищущим выхода чувством вины, – если прямо сейчас срочно «забеременеть», взяв генетический материал от свёкра, то все поверят, что это Мишкин ребёнок. Тогда у рода будет продолжение. А она выполнит свой долг.

На раздумья и взвешенный подход времени не было, действовать надо было быстро, поэтому Марина тут же поделилась своими мыслями с родителями Миши. Они, люди в высшей степени порядочные и убитые горем, сразу же не стали кидать в неё тапками, чего девушка опасалась. Её слова дали им надежду и своего рода утешение.

Осталось решить техническую сторону вопроса. Марина слышала, что недавно в их городе открылся медико-психологический центр, занимающийся вопросами репродуктологии. Она бросилась туда.

Пришла на прием к заведующему и без лишних предысторий вывалила всё, как есть: что муж погиб, и она бы хотела продолжить его род несколько странным способом. Но об этом никто не должен узнать, все должны считать, что ребёнок от мужа. Она возбуждённо рассказывала, а заведующий, врач-психотерапевт, надо отдать ему должное, внимал без нравоучений и даже обещал помочь. Марину это успокоило.

Её провели в кабинет УЗИ, чтобы определить предполагаемое время овуляции. Оказалось, примерно через неделю. Вот в этот срок ей и было назначено явиться с генетическим материалом в пробирочке.

Марину это вдохновило. Она как будто ни в чём не встречала сопротивления, всё складывалось пока наилучшим образом. Осталось подождать всего 7 дней и у неё появится смысл жизни, и заглушит это ненавистное чувство вины…

Разрешение

Потянулись мучительно дни. Каждый день Марина с родителями мужа ездили на кладбище, подолгу сидели возле могилы, плакали, разговаривали с Мишей.

Психологически было, конечно, очень тяжело. Каждый день к ним домой приходил Мишин школьный друг Игорь. Поддерживал, как мог, просто был рядом. Потом стал приходить не один, а со своей женщиной – Людмилой. Она была очень необычной – во-первых, старше его на 13 лет, а во-вторых, она обладала мистическими способностями, ясновидением. Могла разговаривать с душами и тоже, по-своему, поддерживала семью.

Когда такое горе, начинаешь хвататься за всё, как за соломинку. Людмила рассказывала разные мистические истории, которые немного отвлекали, и вообще была довольно мудрой женщиной, в поле которой становилось как-то спокойно и умиротворённо.

Марина чувствовала потребность поделиться с кем-то тем, что она удумала, ей нужен был некий объективный взгляд со стороны, потому что догадывалась, что действует из состояния аффекта, и хотела поддержки, что она всё делает правильно. Поскольку всё должно было оставаться в тайне, Марина выбрала Людмилу на роль незаинтересованного доверенного лица.

Улучив момент, она позвала женщину в комнату для серьёзного и конфиденциального разговора. Возбуждённо и немного спутано поведала о своём решении, доверилась всем сердцем, внутри надеясь получить некоторое «разрешение», санкцию, одобрение.

Но Людмила отрезвила её одной фразой: «Если Бог не дал, не надо вмешиваться. Раз суждено Мише уйти бездетным, значит, так предначертано. Ты можешь притянуть ребёнка с такими проблемами, что будешь потом всю жизнь жалеть. Не надо».

Марина испытала противоречивые чувства: с одной стороны, она как будто врезалась на скорости в бетонную стену, а с другой – почувствовала облегчение. Какая-то её часть тут же приняла эти слова, как будто она и сама всё это знала, но не допускала в воспалённое сознание, а теперь услышала и смирилась с ситуацией, хотя разогнанная внутренняя махина ещё долго и яростно скрежетала тормозами…

В день Х Марина просто никуда не пошла. Родители Миши тоже разговора об этом больше не заводили. Ситуация разрешилась внутри принятием и смирением. И проживанием горя и боли, без судорожных попыток насильственно что-то изменить, догнать и исправить.

Чёрные будни

Через два месяца каникулы закончились, началась учёба в институте. Марина ходила все время в чёрном, так ей было проще спрятаться от жизни. Преподаватели жалели её, девчонки перешёптывались. Марина была единственной замужней среди них, а теперь ещё и вдова, в 21-то год!

Жила она по-прежнему с его родителями, это была уже два года её новая семья. Марина вышла замуж и переехала в другой город, перевелась в институт, родители и подруги остались в родном городе. Здесь всю её жизнь составлял Миша, его семья и учеба. У девчонок в институте были пока другие заботы—дискотеки да свиданья, замужних не было, поэтому и общих интересов тоже не обнаружилось. Марина сосредоточилась на учёбе.

После пар она через день ездила на кладбище, находиться всё время дома было очень тяжело, ведь здесь всё напоминало о Мише. Он часто снился ей – живой, весёлый, всё было как прежде и от этого пробуждение и осознание реальности давались ей очень тяжело, она будто заново переживала известие о его смерти. Это было невыносимо…

Ещё через месяц Марина поняла, что сама уже не справляется со своим горем. Она не хотела жить. Почему Бог не забрал их вместе? Почему она не была с ним в тот час? В моменты душевной слабости она злилась и завидовала ему, ей казалось, что умереть в одночасье легче, чем проживать этот ужас день за днём, месяц за месяцем.

В её голову стали приходить мысли о смерти. Марина понимала, что сама с собой она сделать ничего не сможет, кишка тонка, но воображение рисовало ей то кирпич на голову, то сбивающую её из-за угла машину…

Здравой частью сознания девушка понимала, что это ненормально и ей нужна помощь. Она даже сходила к знакомому психиатру, который посоветовал ей групповые психотерапевтические занятия. К сожалению, группа у них уже была набрана и закрыта, сказали, следующая будет только через два месяца. Два месяца, Карл! Это просто запредельный срок для того, кому в тяжелейшей агонии приходится проживать каждый день, каждый час.

Приглашение

В один из вечеров в гости к ним пришли друзья семьи – семейная пара с дочерью-ровесницей Марины. Оказалось, что Люба тоже учится в инязе, только на английском отделении. У девушек появилась общая тема для разговоров, и они немного пообщались. Уходя, Люба сказала:

– Послезавтра у нас открывается молодёжный тренинговый клуб. Приходи на первое открытое занятие, будет интересно!

«А что, – подумала Марина, – помирать так с музыкой, я же ничего не теряю, я вон даже в „психушку“ уже сходила».

На занятие пришло человек 30—40 молодёжи, студентов. Сначала все сидели в круге, представлялись, потом начался тренинг. Всё было так необычно и интересно, что Марина на минуту забыла, что привела её сюда безысходность. Когда программа закончилась, ведущая объявила, что желающие могут записаться в тренинговые группы для занятий раз в неделю. Марина решила пойти.

В конце вечера к ней подошла Люба и сказала, что ведущая-психолог проводит и личные приёмы и посоветовала к ней обратиться по своей ситуации. Марина так и сделала.

На следующий день она уже сидела в гостиной у Наталии Алексеевны, рассказывая, что же у неё произошло. Марина впервые пересказывала незнакомому человеку боль своей души. Внимательно выслушав, психолог сказала ей:

– Тебе надо уйти от родителей мужа. Иначе в скором времени ты последуешь за ним. Своей жизни у тебя там не будет.

Марина вышла от неё ошарашенная. Как уйти? В такое тяжёлое для всех для них время? Это ощущалось как предательство. Она не могла так поступить!

Одновременно какой-то частью себя Марина понимала, что психолог права. Остаться там означало для неё отказаться от своей жизни и занять место Миши в его семье. И её смутное чувство вины как раз толкало её на это.

А на самом деле Марина чувствовала, что не может больше там находиться, что коэффициент горя на квадратный метр этой квартиры превышает допустимые для её психики пределы. Нужно было принимать такое болезненное и впервые в жизни взрослое решение, не рассчитывая, что близкие её поймут и поддержат.

И потом, куда ей идти в чужом городе? Она никого здесь не знает, денег у неё нет… Марина вспомнила про Полину – её знакомую по родному городу, которая тоже теперь училась здесь и снимала комнату. Хозяйка квартиры была очень строгая дама, девушку заселила больше для пригляда за имуществом и самой квартирой. Полина сказала, что вряд ли она пустит кого-то ещё.

Деваться Марине было некуда, она пришла к хозяйке и рассказала всё, как есть – что муж погиб и что жить в доме, где всё напоминает о нём, она не может. Неожиданно для всех женщина вошла в положение и разрешила Марине занять одну из комнат за небольшую плату. Родители обещали помочь материально.

Оставалось самое трудное – сообщить родителям Миши о своём уходе. Как же это было тяжело! Марина чувствовала их боль как свою, и ей было очень непросто решиться на этот шаг. Но неведомая сила, её Жизнь звала её двигаться вперёд.

Марина поняла и приняла одну, хоть и горькую тогда для неё истину: раз её жизнь не закончилась вместе с Мишкой, раз Бог не забрал и её тоже, значит, самой лучшей памятью о любимом будет ЖИТЬ дальше, жить свою жизнь и быть счастливой. Она ни на минуту не могла представить, что Миша хотел бы для неё горькую жизнь вдовы, которая поставила на себе крест. Он так любил жизнь!

Новое начало

Марина начала посещать молодёжную тренинговую группу. По условиям занятий надо было прицепить на одежду бейдж с именем, причём, любым, хоть выдуманным. Марина решила назваться по-другому, чтобы хотя бы на тренинге абстрагироваться от своей «судьбы». Она выбрала имя Кристина – так звали её подругу из Германии, к которой она в этот год так и не доехала. И с которой они были похожи, как сёстры.

На этих занятиях Марина-Кристина начала потихоньку оживать. И хотя первые полгода она носила траур, то есть неизменно одевалась в чёрное, причины этого никто не знал, поэтому такой наряд придавал её образу ещё больше загадочности. На группе Марина открывала новую себя, знакомилась с другими и узнавала себя глазами других. Тренинги были построены на программах Николая Козлова и московского клуба «Синтон». Для 1996 года это было очень даже революционно.

У Марины появились новые подруги, и это была та дружба, которой девушке так не хватало в новом для неё городе, в новой жизни. Они могли до полночи философствовать о жизни и смерти, петь под гитару песни собственного сочинения, бродить по ночному городу и устраивать праздники, карнавалы и маскарады в молодёжном клубе.

Походы Марины на кладбище и в церковь становились всё реже, зато молитва и разговор с Мишей переместились внутрь неё. Каждый день, засыпая, Марина повторяла «Отче наш», а просыпаясь – «Молитву Оптинских Старцев». Это стало для неё неотъемлемым ежедневным ритуалом. И с каждым днём Марина чувствовала, что в её сердце поселяется всё больше спокойствия и принятия. Немой крик: «За что? почему это случилось со мной?» потихоньку стал сменяться внутренним знанием, что «на всё воля Твоя»…