– Как же ты сильна, Млада, ― проговорила она, сжимаясь от нахлынувших воспоминаний, ― я уже не помнила всего. Но при чём тут моя дочь?

– Часть тебя осталась там, будто откололся кусочек души, ― сказала я, ― но это часть тебя, и она требует проявления. А ребёнок показывает её, даёт ей место, которое не даёшь ты.

– Я не очень понимаю, о чём ты говоришь, ― проговорила Весняна, ― я вся здесь, моё сердце принадлежит Гриславу и нашим детям…

– Знаю, но я не об этом, ― ответила я, ― часть твоего сердца застыла, не в силах пережить ту боль, что ты испытала. Но от этого боль никуда не делась, она лишь начала искать выход. Такие сильные переживания не проходят бесследно, они остаются в истории рода и сказываются на следующих поколениях, если те, кто их испытал, не может с ними справиться. Вот и твоя дочь взяла себе часть твоего груза: её сердце так же замирает, как остановилось твоё много солнц назад. Но только она не знает, почему так, и ничего не может с этим сделать, и я здесь бессильна. Лишь ты можешь ей помочь.

– Но что я могу сделать? ― удивилась Весняна, с болью глядя на своего ребёнка.

– Вернуть себе ту часть души, что осталась рядом с погибшими родными, отгоревать их уход, отпустить из своего сердца страх и боль, что обуревали тогда. Пройти через это с открытыми глазами и сердцем. Тогда ты обретёшь покой в душе и снимешь холод с сердца.

– Но я не могу, ― заплакала женщина, ― я даже вспоминать не могу о тех событиях. Если я войду в эту боль ― она никогда не кончится, родных ведь не вернёшь…

– Это уже закончилось, ― сказала я, ― боль продолжается лишь в тебе самой.

Весняна плакала и не могла говорить. Я чувствовала, что её сердце открывается, соединяется с теми событиями, и я направила ей свет, чтобы помочь пройти через воспоминания.

– Мы не властны над судьбой, ― говорила я ей, ― не мы решаем, когда ниточка судьбы оборвётся.

– Но я жива, а они ушли, ― сквозь слёзы говорила Весняна, ― я должна была уйти вместе с ними.

– Ты не виновата в том, что Боги выбрали для тебя другую судьбу. Ты должна была жить ради сына и будущих детей. А твои родные, возможно, уже получили новую жизнь. Период ожидания в Нави для светлых душ недолог.

Женщина подняла на меня свои глаза.

– Ты правда так думаешь? ― удивлённо спросила она.

– Конечно, ― ответила я, ― нам неведомы все пути. Но я уверена, что твои родные рады, что ты выжила и смогла продлить ваш род.

Весняна продолжала плакать и рассказывала подробности своего бегства. Её слова лились рекой, будто плотина, что столько солнц сдерживала их, прорвалась.

В конце концов слёзы высохли. Она взглянула на меня новым взглядом.

– Млада, ты настоящая ведунья, ― сказала она, ― эта боль казалась мне такой бездонной, и я боялась даже прикоснуться к ней. Но рядом с тобой мне не страшно чувствовать. Лишь конца ей я не ощущаю.

– Любой колодец имеет дно, ― ответила я. ― и горечь потери, если смотреть на неё без осуждения себя или других, всегда заканчивается. Тебе надо время, чтобы пройти этот путь. Мы лишь приоткрыли дверь твоей души. Ближайшие несколько Лун ты будешь оплакивать своих родных, а потом горе станет легче, ты отпустишь их и освободишься. Но пока ты носишь камень в своём сердце, ты делаешь хуже и себе, и своим детям.

– Дочке теперь станет лучше? ― с надеждой спросила Весняна.

Я взглянула на девочку, которая уже играла в углу. Приступ отпустил, и она чувствовала себя лучше.

– Не сразу и не полностью, ― ответила я, ― она долго жила под давлением камня, и её тело сбилось со здорового пути. Но ей станет легче, и я принесу тебе сборы, которые помогут её сердцу работать. А дальше ― посмотрим.

Весняна поблагодарила меня и обещала вознести хвалу Богам за исцеление дочери.

Я возвращалась от неё, чувствуя небольшую слабость. Проводить людей к их боли было тяжело и для меня. Мне приходилось открывать пространство и направлять свет в сложные моменты их жизни, чтобы человек мог справиться со своей болью и переживаниями. Особенно сложно было работать с потерей близких и предательствами. Последние часто оставляли ещё большие шрамы на душе, чем гибель родных.

Погружённая в свои мысли, я не заметила, что меня догнала мать Бартана. Старейшина с каждым годом всё больше напоминала мне давно ушедшую Тимиру. Хорошо, что ныне живущая не обладала тёмной силой и не умела насылать змей. Но ей хватало собственной темноты, что наполняла душу.

Окрикнув меня, она подошла вплотную, заглянула мне в глаза. Обычно я заранее чувствовала её приближение и успевала закрыть своё сердце. Но сейчас была поглощена недавней работой с Весняной и не заметила старейшину, идущую в мою сторону, оказавшись открытой для неё.

– Твой муж с братом отбыли в охотничий поход? ― спросила она, пробирая своим взглядом до костей.

Я быстро накинула защиту, почувствовав, как теплом отозвался амулет на моей груди.

– Да, князь привечает тех, кто привозит шкуры для его воинов, ― ответила я.

– А вы хотите быть замеченными князем? ― уточнила мать Бартана.

– Мы хотим служить ему, он ведь наш правитель, ― сказала я, ― вы тоже ему служите.

– Моя служба не чета вашей, ― высокомерно ответила старейшина. ― И я никогда не поверю, что вы с добрыми помыслами взялись снабжать дружину князя мехами.

– Я не отвечаю за ваши чувства, ― ответила я, ― верите вы или нет, ко мне это не относится. Мой муж уехал добывать то, что требует князь. Чем вы недовольны?

– Почему они не взяли с собой других мужчин? ― спросила мать Бартана. ― Вдвоём на охоте опасно.

– А кто-то ещё хотел поехать? ― притворно удивилась я. ― Демид искал добровольцев, но после сбора урожая все мужчины устали и хотят отдохнуть. Тем более надо готовить дворы к зиме. После такого жаркого лета зима может быть лютой, а дрова не припасены.

– А вам не надо готовиться? ― пытаясь поймать меня на словах, спросила старейшина.

– В нашем дворе осталось двое мужчин ― младшие братья моего мужа. Они и подготовят всё, ― ответила я.

Мать Бартана недобро смотрела на меня.

– Я не верю тебе, уверена, вы что-то задумали, ― сказала она, ― что за гость был у вас на прошлой Луне?

Старейшина внимательно следила за моей реакцией, пытаясь поймать страх или смятение.

– Гость? ― спросила я. ― О ком вы говорите?

Голос мой звучал ровно, но внутри бушевала буря. Мы были уверены, что княжича никто из селян не видел. Он приехал в ночь свадебного огня, когда все жители были на празднике, и уехал следующей ночью. В селении не появлялся и даже по нашей территории не ходил, находился в доме Цветаны. Семьи братьев Демида с ним не пересекались. С Доброславом общались лишь те, кому я доверяла больше, чем себе.

И лишь Велислава была новым человеком из тех, кто видел княжича. Подумав о жене Белозара, я слегка сбилась с дыхания, что сразу же заметила старейшина. Но я не могла поверить, что она могла донести на нашу семью. Я видела её душу: она была чиста.

«Тогда кто рассказал о визите?» ― подумала я, но ответа не было.

– Я хочу от тебя услышать, кто к вам приезжал, ― продолжала женщина.

– Не знаю, о ком вы говорите, ― ответила я. ― В моём доме не было чужих людей.

Я сказала это так, что старейшина почувствовала, что говорю правду. Княжич ведь на самом деле не был нам чужим, мы были хоть и дальними, но кровными родственниками.

Мать Бартана поняла, что не добьётся от меня признания. На этом мы распрощались, но я знала, что теперь она будет следить за моей семьёй с усиленным рвением.

Дни в ожидании мужа шли медленно. Природа готовилась к долгому зимнему сну, солнце всё реже появлялось на небе. А я прислушивалась к миру, пытаясь понять, откуда идёт угроза и кто предатель в нашей семье.

Велиславу стала держать на расстоянии, внимательно приглядывалась к жёнам младших братьев Демида. Но ничего подозрительного не заметила. Спросив Богов, кто же виновен в подозрениях старейшины, я случайно перевела взгляд за окно, увидев во дворе играющих детей. Среди них был сын Дарьяны, я знала, что он часто общается с селянскими мальчишками.

Потом попыталась вернуться к своим мыслям, но они всё время тянулись к резвящимся детям.

Я вспомнила слова бабушки о том, как Боги дают нам ответы на вопросы.

«После того как задала вопрос, прислушивайся, что происходит вокруг. Ты можешь не сразу найти ответ. Но если будешь чутка к тому, что через своих посланников говорят тебе Боги, то обязательно узнаешь его, ― учила меня бабушка. ― Это может быть случайный взгляд на что-то, казалось бы, не связанное с вопросом; фраза, услышанная в чужом разговоре, которая зацепила тебя и не отпускает; может быть сон или крик птицы, раскат грома в момент мысли. Обращай на это внимание, Боги общаются с нами по-разному. Никогда не знаешь, кто даст тебе ответ на вопрос».

«Неужели это связано с ребёнком Дарьяны? ― подумала я. ― Он разболтал то, что не следовало, по малости лет?»

Гулкий крик птицы, впорхнувшей неожиданно в наш двор, был мне ответом.

Я спустилась вниз и подошла к сыну младшего брата Демида.

– Скажи мне, ― обратилась я к ребёнку, ― ты недавно играл с селянскими мальчишками?

– Да, ― ответил он, склонив голову, ― матушка отпустила меня, но я быстро вернулся.

– А в нашем доме ты видел кого-то незнакомого тебе? ― спросила я. ― Говорил ли ты об этом кому-то?

Мальчик молчал. Я вопросительно смотрела на него, уже зная ответ.

– На прошлой Луне я тайно пробрался в наш соседний двор, туда залетел мой ножичек во время игры. Мне его сделал отец, и я не мог его потерять. Там я случайно увидел светловолосого мужчину, который разговаривал со Светозаром, ― мальчик смотрел на меня большими чистыми глазами. ― Я знаю, что туда ходить нельзя, но мне было очень надо.

– И ты рассказал об этом соседским мальчишкам? ― строго спросила я. ― Разве ты не знаешь, что о том, что происходит за нашими стенами, никому нельзя говорить?

– Я случайно, ― совсем сникнув, ответил ребёнок. ― Даже не знаю, зачем я это сказал.

– Больше никогда так не делай, ― успокаивающе погладив ребёнка по голове, велела я. ― Всё, что происходит за воротами нашего дома, ― только наше дело.

Я отпустила мальчика играть. А сама с одной стороны была расстроена, что происходящее в моём доме вышло за пределы семьи, но с другой рада, что это были случайные слова ребёнка, а не осознанное предательство взрослого.

Глава 8

Посвящение воинов

Тем же вечером я решила посмотреть, как дела у Демида. Я старалась не нарушать его защитный кокон и не часто «ходила» к мужу сквозь пространство.

Следуя за Ладо своим вниманием, я знала, что они с Белозаром заезжают в соседние селения и под видом набора мужчин в охотничьи отряды ищут сыновей Перуна. Не в каждом селении были такие, и тем, кто не подходил им, приходилось отказывать.

Формально Демид не брал добровольцев из-за недостаточной ловкости и смелости, говоря, что в дальних лесах при охоте на дикого зверя нужны особые навыки. Но фактически он изучал каждого, и если не видел в нём огненного пояса, который даже в непробуждённом состоянии был заметен знающим, то отказывал.

За прошедшую Луну они с Белозаром успели найти нескольких сыновей Перуна. Двое из них были совсем молоды, остальные постарше. Молодцы были статны и сильны. Но не все знали о своём предназначении. Большинство росло без отцов, а матери боялись упоминать об их даре, чтобы не потерять ещё и сыновей.

Демид поговорил с семьями отобранных молодцев, узнал, что отцы у них на самом деле были воинами в дружине князя. Родные не хотели отпускать сыновей на опасные испытания по принятию огня. Но юноши, увидев Демида с Белозаром и узнав о своём предназначении, сказали, что обязательно поедут.

Совсем юных молодцев, не достигших возраста женитьбы, пришлось оставить дома, а остальные отправились на посвящение.

Старое место, где Демид сам проходил испытания, было разрушено пособниками нового князя. Они с Белозаром искали новое место. Мой Ладо пытался мысленно связаться с отцом, спросить у него совета.

В последнее время мы оба были уверены в том, что Ведмурд жив. Ещё до отъезда муж говорил мне, что видит отца в своих снах, но не как воина, а как волхва.

– Я не знаю, возможно ли это, ― сказал он мне однажды, ― но я видел отца, одетого в волчью шкуру, рядом с большим чёрным волком.

– Валидом? ― затаив дыхание, спросила я.

– Чётко рассмотреть я не смог, ― ответил Ладо, ― возможно, это был Валид. А может, другой волк, волхвы ведь Велесу служат, а волки и медведи ― его проводники.

– Что было вокруг твоего отца? ― уточнила я.

– Капище, ― задумавшись, ответил Демид, ― такое большое, каких я в жизни не видел. Фигуры Богов высоченные, тени от них живут будто самостоятельной жизнью. Движутся вместе с Солнцем, переплетаются и расходятся, и после этого мир меняется. А вокруг лес непроходимый ― и ни одной живой души, кроме волхвов.

Я представила себе величественное капище, окружённое тёмной стеной леса, и Ведмурда, стоящего рядом с пылающими кострами. Валид сидел поодаль, и они вместе творили какой-то обряд. Человек ― словами, волк ― сердцем.

Я взглянула на мужа, не до конца веря тому, что открылось моим глазам.

– Ты тоже это видишь, да? ― спросил Демид. ― Как же мне повезло с женой. Мы смотрим в одну сторону.

Улыбнувшись, я обняла его.

– Твой отец вернётся к нам, я верю, ― сказала я. ― А мы пока будем делать то, что должно.

Вспоминая этот разговор, я улыбалась. Но и тревожилась за мужа, потому что ответа, куда вести инициируемых воинов, у него так не было.

Сейчас отряд воинов ехал в глубь леса, охотясь и присматривая себе место для посвящения. Не в каждом месте можно было проводить испытания. Есть такие участки на земле, где сами Боги спускаются на землю: и силы там много, и света. Вот их и надо было найти.

Проведя несколько удачных охот, воины продолжали двигаться в поисках места для посвящения. Демиду постоянно казалось, что на их пути их кто-то сопровождает, заботливо направляя и оберегая. К нежным прикосновениям Млады он уже привык, но новые проводники были другими.

Они незримо вели отряд, Демид чувствовал это. Благодаря этому они обходили болота и топи, всегда находили себе пропитание и места для ночлега. А на охоте, когда они окружили хозяина леса, ему будто кто-то подсказал сдвинуть рогатину¹ вправо, и медведь на самом деле кинулся на него правее того направления, чем ожидал Демид. Если бы он держал своё охотничье оружие в первоначальном положении, то зацепил бы им зверя совсем немного.

А так хищник попал на самое остриё и, уже уперевшись в него, продолжал пытаться достать охотника своими лапами и пастью. Тогда другие воины подоспели и утихомирили медведя своими охотничьими клинками.

Демид, держа на острие уже оседающего зверя, отчётливо чувствовал, что ему помогли. Он был не очень опытным медвежатником, и эта охота могла закончиться плохо. Но трофей был добыт, и авторитет Демида ещё больше возрос в глазах воинов. Ведь стоять напротив медведя, понимая, что оружие прошло мимо сердца зверя, и не дрогнуть ― совсем не просто.

Именно после этой охоты отряду открылось прекрасное место для посвящения. Густой лес расступился, открывая просторную, ровную поляну. Её будто кто-то готовил для них. Рядом шумел ручей, в лесу было много дичи. Здесь воины могли провести достаточно времени.

Теперь предстояло обустроить лагерь. Демид распределил обязанности между всеми участниками похода: часть воинов обрабатывала охотничьи трофеи, другие ― рыли землянки, а они с Белозаром завалили большое дерево и принялись изготавливать из него фигуру Перуна, чтобы лик Бога был рядом во время пробуждения его воинов.

Потом организовали обучение ближнему бою и тонкостям военного искусства. Демид рассказывал молодцам о силе сынов Перуна, их предназначении и возможностях управления своим внутренним огнём.

Воины слушали с большим вниманием, многие из них ещё недавно не представляли, что являются наследниками великих Родов, обладающих даром Богов. И соревновались между собой в ловкости и силе. А за их испытаниями, казалось, наблюдали сами Боги. Ведь целых тринадцать солнц на Северных землях не появлялось новых воинов Перуна, способных насылать огонь.

Вокруг поляны, где проходили испытания, был начертан обережный круг. Демид разделил это пространство с остальным лесом невидимой стеной, прочертив границу острым ножом и прочитав заговор, который передала ему жена. А также разложил по восьмиконечной звезде защитные предметы, привезённые с собой.

Но кроме этого чувствовалось, что кто-то ещё защищает их от чужих глаз. В пределах поляны казалось, что находишься в недоступном извне мире, и это давало возможность воинам устанавливать связь со своей силой, не страшась быть увиденными тёмным колдуном.

Ни звери, ни птицы не беспокоили их. Погода стояла тихая и достаточно тёплая для текущего времени года. Боги были на их стороне и приветствовали скорое рождение новых защитников Северных земель.

Демид проводил инициацию впервые. Обычно это делали седовласые воины, чья жизнь по земным меркам клонилась к закату. Но сейчас их не осталось в Северных землях. И право инициировать перешло к Демиду, как к единственному проявленному воину.

Он помнил этапы посвящения, которое проходил сам. Но не в таких подробностях, какие нужны для передачи и пробуждения огня в других. Поэтому он на несколько ночей удалился в лес, чтобы побыть в одиночестве.

Там, находясь в темноте осенних ночей совсем один, питаясь только родниковой водой и ощущая связь со всем бытием, он просил Богов дать ему недостающие знания. Внимательно прислушивался к себе и к явлениям природы, что происходили рядом с ним. В каждом звуке окружающего мира стараясь услышать ответ.

И знания начали приходить к нему, он вспоминал подробности своей инициации, разговоры с отцом и его общение с другими взрослыми воинами, когда старцы обсуждали тонкости пробуждения огня в молодых. Чтобы провести каждого воина к силе наилучшим для него путём. Ведь каждый путь индивидуален. И нельзя пробуждать всех одинаково.

Перед глазами Демида возникали картины прошедших солнц. Он вспоминал, чему отец учил его перед посвящением, какие испытания он проходил, чтобы доказать, что достоин владеть огнём Перуна.

А ночью, последней перед возвращением в лагерь, Демид увидел себя в момент принятия силы. Только в этот раз он незримо стоял за спинами старших воинов, которые вели инициацию, и ясно слышал, о чём они просили Богов. Это было похоже на обряд благословения детей во взрослую жизнь, только на воинов ещё и накладывалась ответственность за их поступки с применением силы Перуна.

Демид понял, что кроме пробуждения огня он должен заложить в воинов границы применения их силы, чтобы воины не могли использовать её во вред. И обращали только во имя благого дела: для защиты своей семьи, земли и себя от врагов.

В этом и была ценность инициации. Пробудиться воин мог и сам, как это случилось с Демидом и его братом Боремиром, во время опасности. Но такое постижение силы было чревато: без осознания воином своей ответственности его сила становилась опасной для людей. Именно инициация задавала течение силы в нужном направлении.

Поэтому, когда Демид, защищая себя и Младу у лесного алтаря, использовал проснувшийся в нём огонь, он нарушил закон принятия силы, за что был наказан тяжёлой хворью. И оправданием ему стала лишь благая цель, на которую он направил своё искусство.

Резко проснувшись, мужчина подумал о своём брате Боремире, который сбился с пути и встал на сторону завоевателей. Как тот чувствовал себя после самопроизвольного пробуждения огня, Демид не знал, и избежал ли он кары Богов, тоже было неизвестно. Демид лишь чувствовал огненный пояс Боремира, пылающий где-то на Северных землях. Значит, брат был жив, но что с ним происходило всё это время ― закрывала завеса непрогляда.

Возвращаясь в лагерь воинов, чтобы приступить к пробуждению силы, Демид как никогда раньше осознавал ответственность Мастера, который передаёт свои знания. Ему предстояло привести в мир людей, способных сжечь любое живое существо. И от того, что он заложит в воинов при инициации, какие границы сумеет им поставить и какие послания передать ― будет зависеть жизнь многих. И это была ещё одна ноша, которую он должен быть взять на себя.