Но голос самого Мухтарбека в этих публикациях почти не звучит – отдельные короткие ответы журналистам.

И все же долгие поиски вознаграждены: на одном из осетинских форумов, когда речь зайдет о Кантемировых, девушка напишет «Я пресс-секретарь дяди Миши».

Можно ли пройти мимо того, что дает судьба?

На мое письмо Марина Мерникова откликается сразу. Да, она передаст дяде Мише статью о тольяттинском фестивале. Нет, он вовсе не высокомерен и терпеть не может, когда из него «делают икону». Такой же человек, как все, только « которого очень многие любят»

А через несколько дней Марина напишет: «Будете в Москве, приезжайте к нашим в Новогорск. Никто не против, все будут только рады»

6

Уже в поезде я ругаю себя последними словами. Замысла книги о Кантемирове еще нет, вернее нет уверенности, что хватит таланта и сил на большую эту работу.

Но хоть что-то ведь расскажу о нем!

«Если удар готовишь одиннадцать лет, то не промахнешься» – скажет Волкодав, герой фильма, в котором играл и Мухтарбек Кантемиров.

Если четверть века мечтала написать о человеке – не будет же встреча с ним совсем напрасной?

И вот я тащу сумку по новогорской аллее. Именно тащу, потому что ноги не очень-то идут. И руки что-то плохо слушаются. И голоса нет.

Все происходит, как в статье, написанной мальчишками, перед тем побывавшими в Новогорске.

…«Пройдя еще метров двести, мы вышли на дорожку, ведущую к длинному ангару. Около входа в здание расхаживал высокий мужчина, а рядом вились несколько собак. Заметив нас, он приподнял вверх руки и радостно крикнул:

– Ну наконец-то добрались!

По-отечески обняв нас, Мухтарбек Алибекович пригласил нас в дом.»…

Видимо в традиции хозяина – встречать гостей. Прохаживается у входа в низкий желтый дом добротной постройки – седой человек в светлом костюме. Время от времени силуэт его скрывают березы, на которых зелень листвы уже сменяется золотом – преддверие осени.

Наклоняется то к одной собаке, то к другой. Собаки черные, большие, пробежка их тяжела.

Ну, Господи, благослови – подхожу и я.

– Здравствуйте, Мухтарбек Алибекович!

Следующие четыре дня полны – переполнены! – такими яркими – до болезненности впечатлениями, что еще долго по возвращении я буду мысленно жить в Новогорске. Вспоминая множество моментов, понимая, что они не должны уйти в небытие.

7

Небольшая табличка, отливающая золотом, у входа в дом – «Конный театр «Каскадер». Этот дом – весь, с конюшнями, что по другую сторону, и есть сейчас – театр.

Директор Анатолий Клименко, художественный руководитель Мухтарбек Кантемиров, Наташа Догадина – его ученица и правая рука, и несколько человек: артисты и конюхи…

Остальные – о которых Марина Мерникова написала чудесные «Байки» – работают пока в других местах. У всех семьи, регулярная хорошая зарплата – насущна.

Но они ждут, что «Каскадер» вновь наберет силу, и вернутся сюда.

Долгие годы театр не может обрести постоянного места. Чтобы и сегодня, и завтра, и через год – на одном манеже. Чтобы не сомневаться: подготовленный спектакль, которому отдано столько сил – придет к зрителю. Чтобы зрители всей Москвы знали – где «Каскадер», и ехали туда, как на праздник.

Отец Мухтарбека – легенда цирка, Алибек Кантемиров, заложивший основу цирковых конных номеров, и конных трюков в кино, не завещал сыновьям прямо – создать подобный театр.

Но мечтал: все на что способны лошади, все богатство артистической работы – можно раскрыть только так. Театр – ярчайшее впечатление для зрителя, превыше цирка!

И Мухтарбек – годы, когда достиг наивысшего мастерства – отдал созданию театра, постановке спектаклей, не имеющих аналогов в мировой культуре.

Воплотить папину мечту!

«Каскадер» триумфально принимали не только в России – в Европе! Но 90-е годы, когда все менялось в нашей стране, и менялось на этом этапе – к худшему, держали театр – на грани выживания.

Где зимовать лошадям? Что заплатить артистам? На какие деньги покупать костюмы и реквизит для спектаклей? Чиновники от театра открещивались – не наше ведомство!

И у артистов, чье дело – творчество, стало делом – добывание хлеба насущного.

Только в последние годы, когда театр переехал на территорию учебно-тренировочного центра МЧС, к спасателям – благодаря стараниям Анатолия Клименко – появились деньги на стройку, проснулась надежда.

Уже отведен участок, подписаны бумаги, вот-вот заложат котлован.

Будет крытый манеж, и можно пригласить артистов, ставить спектакли – у Мухтарбека столько задумок! – дал бы Бог время и силы хоть часть из них воплотить. Будет манеж – и воскреснет «Каскадер».

Для Мухтарбека это дело чести – имя Кантемировых должно отождествляться с первым конным театром, как отождествляется оно с джигитовкой, с самой сущностью ее.

Но не от него сейчас зависят сроки – от спонсоров и чиновников, от бумаг, строительной техники и рабочих рук. Ему – дождаться! Он ждет почти двадцать лет.

«Манеж-призрак», «мечта о манеже» – общая мечта витает в воздухе и вот-вот должна превратиться в реальность!

А пока…

Заходишь в дом, где сейчас театр: в коридоре полутьма, прохладно. На стенах развешаны

тяжелые щиты, здесь же реликвия – пожелтевшая первая афиша «Легенда о Золотом Руне и вечной любви». Тесно, в ряд – снимки: артисты, сцены из спектаклей, фильмов…

Мухтарбек живет здесь почти постоянно, лишь изредка уезжая в Москву, чтобы навестить семью.

Дверь в его комнату остается открытой.

«У нас дверей не запирают»…

Хотя в этой комнате человека можно закрыть – и ему никогда не будет скучно. Можно переходить от фотографии к фотографии, благоговейно касаться ножей, мечей… разглядывать корешки книг.

«Мише на память о нашей дружбе» – портрет Юрия Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.

Любимая собака – черная Асанна, Асенька без раздумий забирается на кровать, крытую шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая ждать хозяина столько, сколько нужно.

Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены – мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут – семь богатырей?

8

Вот Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Он – замечательный шорник, мастер, который делает все: седла и уздечки, стеки и волчатки, кнуты, которые век служить будут, и оклады икон, кожаные, но с таким тонким, почти ювелирным тиснением, «чеканкой» – как здесь говорят, что ахнешь и не сразу посмеешь взять в руки драгоценную работу художника.

В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…

Мягкий свет лампы, короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа с Туринской плащаницы – картина над головой.

Заглядывает на минуту друг:

– Подать инструмент? Зачем сам встаешь?

– Да я еще не знаю, что хочу сделать.

– При-и-думаешь.

Проходится губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.

С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.

Кладет, то, что стало из пластинки, из формы – произведением искусства – сохнуть.

В этот мой приезд нам удается говорить немного и как раз тогда, когда Кантемиров работает. Он рассказывает о детстве и о войне, о суровой школе цирка и лошадях – обо всем очень доверительно и просто. Далекие годы и день сегодняшний удивительно переплетаются в одно целое, имя которому – Мухтарбек.

У него мало свободных минут для разговора – зовут выступать, посетить то или иное мероприятие, постоянно приезжают гости – и всех надо принять, вложив в это душу – тепло, по-семейному.

И надо ездить лечиться, потому что после всех травм, что были в жизни, нет уже места, которое бы не болело… Он бы и терпел, да не могут терпеть друзья, и покупают ему дорогие процедуры, которые может быть – принесут облегчение?

И почти всегда – сидим ли мы в комнате или в спортзале, он рассказывает, а я пишу – мы слышим звон падающих ножей. Приехали мальчишки, или уже кто-то поопытней. Стоят у стенда, метают. Может, Мухтарбек подойдет, даст совет? У кого можно научиться лучше! Так перенять хоть малую частичку мастерства…

Но еще ценнее сохранить то, что рассказывает Кантемиров – весь путь их семьи. Путь триумфальный в середине века, и годы забвения, и через все это – «огонь, воду и медные трубы» – его спокойную, полную достоинства поступь, его несклоненную голову: во имя памяти отца, во имя сбережения великого дела.

Показать, чего стоит союз человека и лошади! Что может конь – от спасения жизни всадника до создания одухотворенных театральных сцен, от лиризма которых перехватывает горло…

Мы договариваемся о новой встрече.

В ноябре! Он обещает рассказывать дальше…

И уже ноябрь, собрана дорожная сумка, главное в ней – диктофон с кассетами. Но за несколько дней до отъезда – звонок Кости Ежкова, руководителя студии «Коловрат»:

– В Новогорске несчастье. На Мухтарбека рухнул конь. Жив, жив… Травма тяжелая… Нет, не в больнице. Там, у себя лежит…

Более подробно удается узнать вечером, у Наташи Догадиной. Она рассказывает, как готовились они к ноябрьскому параду, где Кантемиров должен был изображать Георгия Победоносца.

И – конь оступился и рухнул с возвышения – вместе с Георгием и прямо на него.

– Хуже бывало, – говорит Наташа сдержанно, «охов» и «ахов» она не любит, – Отлежится дед. Ты подожди недельку-другую.

Но в голосе самого Мухтарбека – боль явная.

– Танечка, сломано ребро. И Асуан – головой меня ударил… Прокатился по мне… Если бы не шлем с иконой… Шлем спас.

Мы откладываем встречу до весны.

Однако работа уже не отпускает душу, и, не смотря на вынужденную паузу, я стараюсь собирать новый материал. Выписываю книги и фильмы, связанные с династией Кантемировых, блуждаю в Интернете, пытаюсь списаться с людьми, знающими Мухтарбека.

И все крепнет наша дружба с Мариной Мерниковой.

9

Марина становится – я не скажу – моей правой рукой: в дальнейшем мы идем плечом к плечу. Она также загорается идеей рассказать о Кантемирове и театре.

Нет письма, на которое она бы не ответила, и просьбы, которую бы не исполнила! Марина записывает рассказы артистов, и пишет сама – «Байки конного театра «Каскадер». Трудно подобрать лучшее чтение, чтобы представить себе внутреннюю жизнь театра. Прочти их – и артисты становятся родными уже людьми, и без заминки узнаешь каждого из них в записях выступлений.

Этот богатырь со светлыми волосами, разбросанными по плечам, Костя Никитенко – он собирал камни, которые теперь разбивают молотом у него на спине – на бордюрах новогорских аллей.

А та девушка с флагом, венчающая пирамиду несущихся на лошадях всадников – Надя Хлебникова, которая боится крыс, и при виде их готова залезть на потолок и притвориться липучкой от мух…

Не патетика, но живая театральная жизнь.

С Мариной мы знакомы заочно – почти год, но в этот приезд впервые должны увидеться.

Она будет встречать меня на «Планерной», и мы поедем в Новогорск вместе.

Ночь в поезде позади. За толстым, пыльным стеклом вагона медленно проплывает перрон.

Конев бор. Местечко, от которого до Москвы – часа полтора.

В Коневом бору: бор – есть, коней – нет, но само название – как преддверие того, где скоро быть: у Мухтарбека Кантемирова, среди друзей и лошадей.

И вот уже залитый утренним солнцем перрон Казанского вокзала. Каждый раз я вижу только «подземную» Москву. Прямо у перрона – вход в метро, гулкая бесконечность эскалатора, шум поездов внизу, льющаяся река людей на подземных переходах. Сколько там еще станций по карте?

А, вот уже «Сходненская», которая – навсегда – песней студенческих лет…

«Далеко до Сходни

Не поспеть сегодня…»

И, наконец – «Планерная»…

Медленно всплываю на эскалаторе – где Марина? Может – та молоденькая девушка? Нет – равнодушно скользнула взглядом по моей «условленной» голубой куртке. А может та, у стеклянной двери?

Оглядываюсь: на маленькой площади – нету. Опускаю сумку у остановки, откуда уходят маршрутки в Новогорск. Обидно, вон белая «434» -ая отъезжает.

И почти сразу:

– Таня?

Высокая, тоненькая, грациозная девочка. Черноволосая, улыбчивая…

– Мы встречаем тебя на машине. Пойдем – там Вовка.

Вовка – брат. Фотограф сейчас, он несколько лет был каскадером в театре.

Мальчишка тогда – он и увлекался опасностью по-мальчишечьи. Хотя во многих, почти во всех каскадерах остается что-то детское. Кто – разумный и взрослый – сунет голову к черту в пекло?

Марина писала, как он впервые участвовал в спектакле.

«Не знаю, что он чувствовал при этом, но, думаю, волновался ужасно. Вначале он выезжал в «гусарском» блоке на большом вороном раздолбае Грассе. Грасс тоже волновался и не очень хотел туда, где пиротехники нарочно для него приготовили много приятных сюрпризов. После удачной битвы наших с ненашими (французами, очевидно), Вова «заваливал» Грасса вместе с еще тремя всадниками, и тут они внезапно появлялись из засады верхом. Грасс покладисто завалился – и это была Вовкина маленькая победа.

Дальше проходил наш любимый «красноармейский» блок, в котором кони Лурик и Осман вывозили на поле легендарную театральную тачанку с пулеметом. Накануне ее бдительно осмотрели искусствоведы в штатском, которые вежливо предупредили, что если наш пулемет хотя бы один раз «выстрелит» в сторону правительственной трибуны с мэром и Президентом, они разбомбят нафиг нашу тачанку вместе со всеми Лужниками.

Красноармейцы должны были долго стреляться и обмениваться ругательствами с белогвардейскими казаками, а затем Вовка должен был падать с тачанки и гореть. С этой целью его обрядили в толстую войлочную шинель и зарядили пиротехникой. Подготовкой трюка занимался дядя Саша Гиз. Ну то есть, Вовка, с его пиротехническим образованием, и сам знал «как надо», но уйти от авторитета папы Гиза было невозможно. С этого и начались неприятности. Как говорил потом Вовка – батарейки были севшие и поэтому заряд не сработал.

И вот картина маслом: по полю с гиканьем несется припозднившийся казак, его настойчиво догоняет красноармеец в съезжающей буденовке, они о чем-то совещаются и разъезжаются. В это время там же бежит по летней жаре, заплетаясь в полах длинной зимней шинели, непонятный заблудившийся красноармеец с обиженным лицом. Куда и зачем – непонятно. Раздается взрыв, но наш герой почему-то не загорается. Однако – куда деваться – достает из кармана большую зажигалку и пытается себя поджечь сам. В этом ему безуспешно «помогает» соседний конник с факелом. В общем, так и выбежал из круга Вовка, не выполнив для зрителей акт самосожжения. Папа Гиз потом долго ругался, что он тут вовсе ни при чем, и что Вовка сам во всем виноват, а тот шипел: «Шоб я еще раз….да кого-нибудь послушался…» Ну а окружающие… окружающие просто в голос стонали от смеха, и до сих пор периодически вспоминают этот акт публичного самосожжения каскадера.

Сейчас Вовка сам вспоминает этот эпизод со смехом, и говорит, что такого адреналина, как на стадионе перед сотнями зрителей, больше не испытывал нигде»…

Вова как-то даже пытался поджечь Марину, чтобы и она «погорела», и хлебнула адреналину, не внимая дружному – остальных каскадеров: «Это же девочка!»

Какая же девочка – сестра! Родная душа. Так дать ей почувствовать…

А вот и Володя. Красивый, высокий, в легком смущении – доброжелательность. Он помогает загрузить в багажник сумку

– Там ничего сильно бьющегося?

Нет. Там только невыносимо благоухают копченые жерехи, купленные на Сызранском вокзале, «волжский» подарок….

Брат с сестрой живут порознь, видятся не каждый день, поэтому путь для них – повод поговорить. О чем угодно: хоть о дороге, при подъезде к Новогорску – ближний загород – вьющейся серпантином. И Вова рассказывает, как пролетают тут газельки, «визжа пассажирами».

Им говорить, а мне – настраивать душу на встречу…

Почему-то – не смотря на всю доброту и простоту Мухтарбека Алибековича – не можешь освободиться от этой внутренней робости. Он – всегда вершина. Но будешь ли соответствовать? Не изменился ли ты сам внутренне, не стал ли хуже? Не будет ли ему с тобой тяжело, не утомишь ли?

И сыграть тут нельзя…

– Он хороший интуит, как все лошадники, – Наташа Догадина найдет простые слова.

Но его умение почувствовать собеседника, заглянуть ему в душу… В этом он больше, чем «лошадник», здесь уже что-то свыше.

10

Марина как старому знакомому улыбается солдату, что дежурит при въезде на территорию учебного центра МЧС.

И нам позволяют проехать по припорошенным снегом дорожкам – до самого дома…

Вова первый захватывает сумку, и мы спускаемся – ибо вход в дом – спуск.

Широкий полутемный коридор, где помнишь каждую фотографию на стенах

И вот …тяжелые, чуть шаркающие шаги, и глуховатый голос, приветствующий – брата с сестрой…

– А где здесь девушка Татьяна?

Девушка Татьяна притихает за Вовкиной спиной, так как в последний миг выясняется, что настроиться она все-таки не успела.

Все же, конечно мы здороваемся. Но – первый взгляд и – боль: сколько сил отняла у него эта зима! Как утомлен! Хворает?

Однако, еще раньше Кантемирова в коридоре оказывается парень, о котором – Марина:

– А это Олег. Ученик. Я его пригласила, потому что он так расслабляющее действует…

Кто видел фильм «Возвращение Странника» – тот Олега не может забыть. Всего несколько минут он в кадре – но каких! Стоит у стенда. В него метают ножи. В последний миг он легко отклоняется – уходит.

Летящий нож, его – взгляд не можешь оторвать – будто замедленные обороты в воздухе, и когда он почти у самого лица – скользящее, небрежное даже движение Олега. И нож глубоко входит в дерево на том месте, где только что была его голова.

Но не только это мастерство завораживает, но и удивительное сходство – молодой Высоцкий.

Поздоровавшись, Кантемиров возвращается к работе – ненадолго! Доделать надо!

А мы собираемся за столом в его комнате, как в кают-компании.

Здесь тоже почти ничего не изменилось.

Ткнулась носом, проверяя – кто, вспоминая – Ася. Ей сейчас не очень до нас. Щенки подрастают и уже осложняют жизнь. Ася в заботе: как хоть ненадолго сбежать из «детской»?

На полу, у кухонного закутка – корзины с овощами, банки с фасолью. Попытка запасов, но из-за многочисленных гостей они тают – так быстро!