Кругосарайное путешествие

 
Почему подорожники
идут вдоль дороги,
похожи на маленькие
зелёные следы?
Почему не могут
в сторону отойти?
Почему не сбились с пути?
 
 
Ведь никто их здесь не сажал!
 
 
Значит, кто-то в дорогу
с собой позвал.
Значит, кто-то имя такое дал —
ПОДОРОЖНИК!
 

Томка была у нас заводилой. Иногда мы звали её Том Сойер. Она была хозяйкой своего прекрасного дома и сада, а мы – всего лишь какими-то дачниками. Мы – это я с братом. К тому же она была постарше нас: меня на два года, а Тима – на год.

У Томки огромное хозяйство. Вдоль одного забора тянутся клетки с пушистыми кроликами. Между помидорными грядками бегают пёстрые куры. А в сарае живёт пятнистый поросёнок Васька. Но дядя Витя, Томкин отец, почему-то нас к нему не пускает.

Сарай – очень длинный. В одном конце – Васька, а в другом утварь всякая хозяйская, а наверху – отличный сеновал. Туда можно в грозу залезть по деревянной лестнице, зарыться в сено и под раскаты грома и дикое сверкание молний в маленьком чердачном окошке рассказывать друг другу страшное.

В тот день Томка, болтая после завтрака с Тимом, обронила незнакомое слово: КРУГОСАРАЙНОЕ. Потом я спросила у Тима, что это.

– Подожди, – отмахнулся он.

Вечером, в назначенный час, мы втроём подошли к забору. Забор прерывался как раз там, где начинался длинный дяди-Витин сарай, ну а потом продолжался дальше. С задней (соседской) стороны вдоль сарая тянулся узкий карниз. Он шёл на высоте метра с небольшим. Томка убедилась, что взрослых никого не видно, залезла на старую сливу, росшую впритык к сараю, потом ступила на карниз и махнула рукой. Тим подтянулся и тоже оказался в развилке дерева. Он поддерживал все Томкины выдумки и втайне её боготворил. А я готова была лезть за братом куда угодно – с ним не так страшно, то есть и страшно и весело одновременно.

Продвигались мы очень медленно, прижимаясь всем телом к дощатой сарайной стене и отчаянно цепляясь пальцами за каждую неровность.

Вдруг со стороны соседского дома послышался страшный крик: «Ах вы черти! Ну, черти, подождите!»

Сосед был страшный дядька, лохматый, с тёмным лицом и клочковатой бородой. Звали его Мурин. Говорили, что он колдун, и все его боялись, но Томка ещё неделю назад сказала, что он куда-то уехал.

Когда я услышала этот жуткий хриплый голос, у меня внутри всё оборвалось. «Конец пришёл», – подумала я. Оглянулась – и в тот же миг свалилась в высоченную крапиву, росшую у самой стены сарая.

Мурин орал из распахнутого окна своего дома. На моё счастье, в ту минуту, как я летела в крапиву, он как раз отвернулся от окна, направляясь к двери.

Из крапивы я услышала только Томкино «Скорей!» – и замерла, как кролик в клетке. Потом до меня донеслись ещё какие-то звуки: скрежет, пыхтение и как что-то хлопнуло, не знаю что. Опять вопли Мурина, уже совсем близко. «Гады! Сволочи! Где они, черти эти?» И потом мат, целый поток этого противного мата.

Никого не увидев на карнизе, Мурин, видимо, пошёл к своей калитке, потому что через минуту, длившуюся вечность, она хлопнула так оглушительно, как будто кто-то ударил меня по голове.

Руки и ноги горели от крапивы. Сердце прыгало, как лягушка.

Вдруг я поняла, что настал миг, когда можно спастись. Я добежала до муриновской яблони, которая росла рядом с окошком сарая, быстро залезла на неё, сделала два шага по сарайному карнизу и стукнула в оконную ставню.

Окно тут же со скрежетом отворилось, и показалась Томкино лицо с блестящими озорными глазами.

– Женька! Молодчина! Давай скорей!

Внутри было довольно темно, пахло помоями, стружкой, ещё чем-то таким, и по всему этому узкому пространству носился обезумевший пятнистый поросёнок и орал так, как будто мы пришли, чтобы его зарезать.

Вначале я стояла остолбенев и только таращилась в потёмках. А Томка с Тимом смотрели на меня. Но потом нас как будто прорвало, и мы стали хохотать как сумасшедшие. Мы хохотали, а Васька носился вокруг нас дикими кругами.

Но вот в саду – теперь уже Томкином – послышались голоса. Это Мурин орал на дядю Витю, а дядя Витя пытался что-то отвечать Мурину.

– Где эти черти? Выпороть этих чертей! Как нет? В преисподнюю, что ли, провалились? Ещё раз увижу – выпорю, своих не узнают.

И опять мат этот страшный.

Мы смотрели в дверную щель и дрожали от страха. Но дядя Витя ему сказал:

– Ну дети же! Мы, что ли, там не были? И мы были…

Потом Мурин повернулся и пошёл, всё так же страшно ругаясь, по направлению к калитке.

Только он исчез, как дядя Витя кинулся к поросятнику: Васька так и не успокоился и визжал на самой высокой ноте, так, что хоть святых выноси.

А мы хоть и не святые были, но тоже чуть не оглохли.

И вот заходит дядя Витя к нам, прищурился в полумраке и говорит:

– Так, ну что, Том Сойер? Пороть пора! Твоя затея?

Томка не моргнув глазом:

– Моя.

Тим рядом с ней встал:

– Наша общая.

А я где стояла, там так и стою, ничего не говорю.

Дядя Витя:

– Защитник? Жених, что ли?

Тим смутился:

– Да нет, так просто… друг.

Дядя Витя:

– И её с собой потащили (показывает на меня). Посмотрите на неё, еле живая. И Ваську мне перепугали до смерти. Вась, Вась, ну всё. Паразиты они.

Потрепал его по загривку, и Васька затих.

– Яблоки, что ли, воровали?

– Зачем они нам? Своих полно, – сказала Томка.

Дядя Витя посмотрел на маленькое зелёное яблоко, валявшееся на полу под окном.

– А это что? Может, Васька принёс?

Васька успокоенно чавкал, уткнувшись пятачком в корыто.

– Нечаянно сорвалось, – терпеливо объяснил Тим.

– Ну а тогда какого чёрта?

– Пап, – сказала Томка сердито, – просто мы ходили в КРУГОСАРАЙНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. А Мурин этот нам всё испортил.

– В КРУГОСАРАЙНОЕ? – Дядя Витя посмотрел на нас незнакомым серьёзным взглядом, как будто вспомнил что-то далёкое. – До середины, значит, только дошли…

Потом, помолчав, плюнул с досадой себе под ноги:

– Кругосарайное! Мурину этого не понять! Ладно, уж коли так, будем считать, что проехали.

Двор, школа, двор…

 
Старики и мальчишки
Собираются в кланы.
Вечно в ссадинах руки.
С чудесами карманы.
 
 
И ночами в созвездья
Собираются звёзды.
У стрижей по обрывам
Коммунальные гнёзда.
 
 
Скопом тучи приходят,
Дожидаясь поры.
Осень, сходятся вместе
Золотые шары.
 
 
Что бы там ни случилось,
Не «иду со двора».
«Цепи неразрывные» —
Это наша игра!
 

Каникулы кончаются. В саду пахнет антоновкой, астрами и чуть подсохшими флоксами. Ещё сладким дымом, с которым улетучивается лето.

Уже через несколько дней астры и флоксы встретятся с золотыми шарами, растущими в палисаднике у них во дворе.

Двор – и школа. Они неразлучны, соединены кривым рукавом проходного двора. Это и удобно, и не очень. Удобно – можно подольше поспать утром; если что-то забыл из вещей, сбегать на перемене и взять.

Не очень – потому что носишься с мальчишками по дворам, скачешь по гаражам, потом спрыгнешь – и окажешься перед самым носом Ульяны Палны, которая считала тебя пай-девочкой и отличницей. И смотрит она на тебя, как на марсианина или чёрта из табакерки. А ты стоишь и молчишь как рыба об лёд. Ну что тут скажешь?

Двор! Проходной, расхристанный, с благородными особняками и романтичной помойкой – там вечно что-нибудь полыхает или карбид бабахает, доводя до исступления дворничиху тётю Миру. В середине круг, где растут старые яблони и шампиньоны. А ещё секреты разные зарыты.

– Тим, Женька, в ножички будете? – Вовка-толстый.

Пыхтя, чертит ножичком на земле большой круг, начинаем играть. Появляется Костя со своей шпаной, чертят рядом свой круг.

Всё бы ничего, да только кто-нибудь из шпаны нет-нет да и метнёт ножичком в яблоневый ствол (а сами недавно обтрясли все яблони до последнего кислого яблочка).

– Не, всё, Тим, я пошла.

И кто только не проходил через наш двор: кошки, собаки, мальчишки, большая шпана, цыгане, великие люди!

– Смотри, сын Никулина! Ага, с собачкой.

– Видишь? Актриса пошла, ну эта самая, как её? Ну, помнишь, недавно по телику смотрели?

Школа степенная, строгая, из какого-то особенного, шершаво-серого камня. А сбоку к ней чудом притулились палаты семнадцатого века, белые как мел, на башню похожие, с крутой-крутой лестницей.

И всё-таки они (двор и школа) связаны незаметной изнаночной ниточкой. И в школу врывались дворовые вихри и завихрения. Мальчишки отращивали длинные волосы а-ля хиппи, девчонки укорачивали юбки (хоть и неудобно: ни формулу на коленке не напишешь, ни шпору не спрячешь). На доске прямо перед уроком появлялись словечки с улицы. Например, ПИВО. Дежурные с показным остервенением стирали его с доски, но ПИВО появлялось снова и снова.

Конец ознакомительного фрагмента.