Дом на краю света
Одиннадцать лет назад

12 октября

Я всегда думала, что «край света» – это просто устойчивое выражение вроде «у тебя не все дома» или «на льду нет коровы»^[3]. Папа сказал бы: фразеологизм. Он учитель, мой папа. Языки, история, обществоведение. Типичный гуманитарий в мятых вельветовых штанах и с очками на носу. Может, для него «край света» так и остался речевым оборотом. А я сегодня узнала, где он, этот край. Он находится в местечке под названием Хольстед. Хотя правильнее ему было бы зваться Хульстедом – это та еще дыра.^[4]

Представь, дорогой дневник, еще утром ты живешь в городе, где почти не видно неба – всюду торчат стены, над ними – крыши и церковные шпили, а там, где все-таки пробился серый клочок, он испещрен голубями, или расчерчен белыми следами от самолетов, или дымом из труб, или… В общем, обжитое оно, это небо. Такое же, как улицы под ним – запруженные людьми, велосипедами, машинами, автобусами. Небо отражается в лужах, а лужи отражаются в нем – вот в каком городе я жила всю свою жизнь: шумном, не очень чистом, пестром, иногда вонючем, – и всегда на бегу, частенько навеселе, а иногда и под кайфом.

И вот ты говоришь ему «Прощай!», закидываешь упакованные вещички в багажник семейной машины, пристегиваешься рядом с папой и, проторчав часок в пробках, выкатываешься наконец на скоростное шоссе. Жаришь по нему – но не слишком быстро, потому что впереди едет грузовик с нашей мебелью. Все, конечно, в него не влезло. Но там мое любимое кресло-качалка. И папин письменный стол – ореховый мастодонт с ящиками и шкафчиками по обе стороны. И бабушкин буфет, который достался мне в наследство. И куча чего еще.

Дорога прямая, почти без поворотов. По сторонам – звукопоглощающие щиты или бесконечные поля с овцами. Скучища. Два моста – Сторбельт и Лиллебельт – разбавляют однообразие на несколько минут, но вот они позади, и снова – щиты, поля, овцы.

Кажется, я засыпаю, а когда открываю глаза – мы уже в Хольстеде. И я сразу понимаю: все, мир кончился. Это dead end. Тупик. Конечная станция. И дело не в том, что, когда выглядываю из окна в нашем новом доме, я вижу только пустое поле с полоской леса на горизонте и громадой неба сверху. Точнее, не только в этом. Дорогой дневник, я как-то смотрела по телику программу о городах-призраках в Америке. Кучка пустых домишек посреди пустыни, хлопающие на ветру ставни, перекати-поле на улицах – и ни одной живой души. Вот! Это Хольстед. Только вместо пустыни – поля с торчащими из голой земли обрубками кукурузных стеблей. А вместо перекати-поле – смерчики из опавших листьев. И да – ни человечка на вымерших улицах. Даже цветы в горшках за пыльными стеклами низких домов кажутся давно высохшими или бутафорскими. И еще тишина. Тишина, в которую глядится небо – ведь надо же ему в чем-нибудь отражаться.

Может, я все еще сплю в машине и все это мне снится? Сейчас ущипну себя за руку. Блин, больно. И я все еще здесь. Ненавижу Хольстед!

13 октября

Я все еще ненавижу это место.

Выбрала себе комнату на втором этаже с окнами на улицу. Сжатое поле наводит на меня тоску. А отсюда я хотя бы могу смотреть на дома соседей. И заглядывать в сад напротив. Он окружен высоченной живой изгородью, так что с дороги фиг что разглядишь. А вот из моей спальни – пожалуйста. Изгородь, кстати, подстрижена очень красиво: верх у нее не плоский, как у всех, а в виде гребня, как замковая стена. Таких изгородей раньше я нигде не видела, даже в парке. Газон тоже идеально ухожен, как и клумбы с розами. Мама бы отдала им должное, ну а я к этим зализанным зазнайкам равнодушна. Мне всегда больше нравились георгины – они ведь бывают разные: маленькие и огромные, гладкие шарообразные и встрепанные, одноцветные и такие пестрые, что в глазах рябит. Это мой цветок – георгин. Впрочем, может, и георгины в соседском саду есть – просто отцвели уже?

Вот, перечитала, что я тут понаписала – полная чушь! Ну не умею я писать дневники. Занялась этим, только чтобы как-то использовать мамин подарок. Даже не помню, когда она мне подарила эту тетрадку, на день рождения или на Рождество? В каком году? Точно не в прошлом, я бы запомнила. Хотя… Мама никогда не дарит мне то, что я прошу. Она всегда покупает вещи, которые, как ей самой кажется, нужны мне. Например, гитару. Это такой намек: пора бы тебе, доченька, заняться музыкой. Или видеоуроки «Идеальная фигура за две недели» – даже думать не хочется, на что это был намек. Но все рекорды, пожалуй, побил кактус – чудовище в полтора метра высотой и с двадцатисантиметровыми колючками. Значение этого подарка я так и не смогла угадать, поэтому пришлось спросить прямо. Мама совершенно серьезно ответила: «Чили, лапочка, мне кажется, настало время тебе учиться о ком-то заботиться. Это твой первый питомец». Вообще-то я хотела собаку. Но ма решила, что я должна начать с первого уровня, а не прыгать сразу на двадцатый. Кактус сдох через месяц. Когда мы везли его на помойку, мама ругалась, что в магазине ее обманули. Ей сказали, что этот вид происходит из мексиканской пустыни и выносит засуху и перепады температуры до 30 градусов.

В багажник, кстати, кактус не влез, и пришлось положить его на заднее сиденье. Угадайте, на что я села, когда поехала с родителями на очередное совместное мероприятие под лозунгом «Проводите больше времени с вашим ребенком»? Правильно. Колючки у меня из попы вытаскивал папа: маме от зрелища ягодиц, похожих на подушечки для булавок, стало дурно.

Гитару и видеоуроки аэробики я сдала в секонд-хенд, когда мы разбирали домашний хлам перед переездом. Приторно розовая тетрадка в крылатых лошадях, бриллиантиках и с замочком должна была отправиться туда же. Я просто совершенно про нее забыла. А вспомнила, когда обнаружила среди своих книг, плотно набитых в коробку с надписью одеяла, подушки. Грузчики жутко ругались, когда ее волокли. «Че это у них за гребаные одеяла, мэн! Они в них че, завернули дедушку своего долбанутого в центнер весом?» «Ага, только сначала порубили его на куски». Придурки думали, я не слышу. Короче, на упаковке мне никогда не работать – уволят в первый же день.

Выкидывать тетрадку мне стало жалко. Где тут секондхендовские контейнеры, я еще не знаю. Может, их вообще в этой дыре нет. Вот я и стала вести дневник. Не для того чтобы познать себя и заняться саморазвитием личности, как надеялась мама. Я собираюсь познать совсем другое. Есть в этом Хольстеде что-то такое… жутковато странное. От чего бегают мурашки по коже. И в то же время – привлекательное. Такая ущербная красота, какая бывает в руинах и заброшенных зданиях. Я, конечно, мало еще что тут видела, но…

Блин! Я только что установила зрительный контакт с первым обнаруженным аборигеном! Пришлось прервать писанину из-за шума. Сначала я думала, папа наконец нашел пылесос. Но жужжание вроде доносилось снаружи. С какой стати папе пылесосить крыльцо? Я высунулась в окно. Источником звука оказался странный агрегат, похожий на трубу с ручкой и мешком. Он засасывал с газона опавшие листья и находился в руках соседа из дома напротив. Сосредоточенно работавший мальчишка вполне мог оказаться моим ровесником, а мог учиться и класса на два младше – в этом возрасте по парням не поймешь. Бывает, ему только тринадцать, а он вымахал под потолок. А бывает, что пятнадцатилетний пищит цыпленком и макушкой тебе в подбородок упирается.

Это я к тому, что сосед мой оказался из малахольных. А если его прикид отражает местное представление о моде, то мне явно придется пересмотреть свой гардероб, чтобы вписаться в стадо. Клетчатая рубашка, фланелевая, линялая и такая здоровенная, что свисала чуть не до колен; куцые джинсики до лодыжек, а в довершение всего – клоги, размером больше напоминающие выброшенные на мель корабли. Причем надетые на босые ноги.

Брр, у меня от одного их вида побежали мурашки по коже – за окном-то сегодня вряд ли выше десяти градусов. Да еще ветрюган – хламида пацана хлопала на нем, как флаг неведомого краесветского государства.

Лица соседа сверху не удалось разглядеть – мальчишка пялился на жерло «листососа». Мне было видно только давно не стриженную темноволосую макушку. Внезапно в поле зрения появился еще один персонаж. Из двери дома напротив вышел мужик типа «шкаф-купе» и решительно направился к парнишке. Папашка его? Фигура – почти совершенный прямоугольник, маленькая круглая голова едва выдавалась из мощных плечей. Козырек бейсболки закрывал физиономию – на виду оставалась только бульдожья нижняя челюсть, мясистая и гладко выбритая.

Мальчишка стоял спиной к мужчине, а потому не видел его и, само собой, не слышал из-за шума «пылесоса», как тот подходит. Я видела, как открывается и закрывается рот мордоворота – он что-то говорил или кричал. Пацан вздрогнул и присел, чуть не уронив свой агрегат. Мужчина схватил его за плечо, развернул к себе – так резко, что мальчишка едва не упал. Теперь, когда они оказались нос к носу, стала еще заметнее разница в росте. Бульдог склонился над парнишкой. Козырек кепки скрыл лицо полностью, но я увидела, как темная от волос ручища стиснула плечо под безразмерным рукавом: толстые пальцы почти сомкнулись. Пацан стоял сгорбившись, опустив голову. Если бы он был собакой, хвост наверняка бы поджал под самое брюхо. Мужчина встряхнул мальчишку напоследок и отпустил.

Бедолага перехватил поудобнее «пылесос» и торопливо зашлепал по дорожке, чуть не теряя свои башмаки-лодки. Мужчина зашел в дом. Заинтригованная, я стояла у окна и пыталась сообразить, что только что видела. Мальчишка вернулся – уже без агрегата, но с веерными граблями и тачкой. Снова принялся за листья. Теперь дело шло медленнее. К тому же ветер норовил то и дело разворошить кучку опада, аккуратно сгребаемого пареньком. Я наблюдала за его сизифовым трудом еще какое-то время. Не знаю зачем. Может, надеялась, что сосед поднимет голову, и я разгляжу его лицо. Но он смотрел только в траву.

– Чили, ты где? Не поможешь распаковать фарфор?

Это папа. Пришлось поспешить ему на помощь, пока он не раскокал половину бабушкиного антикварного сервиза. Но в голове застряла картинка, как слайд в древнем слайдоскопе: сгорбленный мальчишка и вцепившийся ему в плечо тип с комплекцией игрока в регби. Какого дерева?! Ничего ведь не произошло. К тому же я не знаю, что натворил это пацан. Конечно, мой папа никогда и пальцем меня не тронул. Но вот с мамой у нас бывали стычки. Когда я доводила ее до истерики, она тоже могла вцепиться мне в плечи и трясти. Разве это не то же самое? Обычная семейная сцена. Ага, только мама с фигурой модели и сосед-качок – это разные весовые категории.

Мы провозились с распаковкой коробок часов до трех. К этому времени оба выдохлись и поняли, что голодны как волки.

– Перерыв, – объявил папа. – Если ты сходишь в магазин, я накрою на стол. Супермаркет совсем рядом, даже велосипед брать не обязательно.

Я все же выкатила из гаража велик – не хотелось переть мешки с продуктами на собственном горбу. Только перекинула ногу через раму – и бац! Вот он, соседский пацан. Как раз скребет дорожку своими граблями. Мне его было видно через ворота: они у них кованые, со всякими завитушками на прутьях. Бедняга что, так с утра тут и мучился? Я представила, как ветер снова и снова раскидывает собранные им в кучки листья, как выдувает опад из тачки и издевательски крутит желто-красные торнадо по идеально подстриженному газону.

Наверное, мальчишка почувствовал мой взгляд или просто услышал что-то, потому что он поднял голову. Блин, хорошо, что я не успела сесть на велик – точно бы навернулась. Господи, ну и урод! Мне даже жалко его стало. Сначала показалось, что лицо у бедолаги кривое. Не просто ассиметричное, а будто взяли правую половину от одного человека, левую от другого и неудачно склеили. Да еще на той половинке, что слева, выкололи глаз. А другой глаз затянули бельмом. В общем, персонаж из мультика «Монстры против пришельцев».

Вероятно, выражение морды лица у меня было соответствующее, потому что монстрик явно смутился. На обветренных скулах вспыхнули пятна. Он сгорбился, будто хотел сделаться меньше ростом, развернулся и уже собрался удрать со своими граблями.

То ли от жалости, то ли от стыда за свое поведение – тоже мне, вылупилась, как детсадовка в зоопарке – я бросила велик и подошла к воротам.

– Привет, я ваша новая соседка, – говорю, пытаясь, чтобы это звучало мило, но голос виновато дрожит. – Мы вчера приехали. Меня, кстати, зовут Чили. А тебя?

Он обернулся – всего на мгновение. Но я теперь была ближе – да и первый шок уже прошел – и успела его рассмотреть: лицо паренька вовсе не было кривым. И слепым он тоже не был. Так казалось из-за разницы в цвете глаз. В правый будто черных чернил плеснули, вот почему мне почудилось, что там дыра. Зрачок совершенно сливался с радужкой. А левый светлел настолько прозрачной голубизной, что выглядел больным.

Ничего не ответив, пацан отвел взгляд и исчез за живой изгородью. Вот так я и познакомилась с соседом!

14 октября

Гетерохромия – вот как это называется. Сегодня папа подключил наконец Интернет, и я пробила разные глаза в Гугле. Такая фигня может быть врожденной, может возникнуть в результате травмы, а может быть симптомом всяких жутких болячек. Если сосед-монстрик болен, то мне его действительно жаль. Особенно если я его обидела. Надо как-то извиниться перед ним. Или сделать для него что-нибудь приятное.

Я выглянула в окно. В саду никого не было. Зеленый газон казался настолько же усыпанным опадом, как и вчера. То ли пацан не слишком старался, то ли ветер все-таки победил. Какой умник вообще мог додуматься убирать листья в такую погоду? Вон у нас весь двор ими завален и что? Мы не заморачиваемся.

Я спустилась вниз и обнаружила папу в кабинете. Он готовился к завтрашним урокам. В понедельник у него первый рабочий день в местной школе. А у меня – первый учебный.

– Пап, – решила я прощупать почву, – а когда вы с мамой въехали в нашу квартиру, вы навещали соседей? Ну там, чтобы познакомиться, подарить бутылку вина или тортик.

– М-м… – Папа листал какую-то книжищу, очки сползли на кончик носа. – Кажется, фру Мортенсен снизу заходила к нам. С печеньем и орешками. Печенье пришлось размачивать в кофе, а орешки мы, к счастью, попробовать не успели. На следующий день заскочил ее внук и предупредил, чтобы мы все выбросили. Печенье это лежало в шкафу фру Мортенсен с его конфирмации^[5]. А орешки остались от шоколадных конфет. Понимаешь, она не могла жевать ядрышки, а шоколад обсасывала, и…

– Фу, ну и гадость! – Я замахала руками. – Слушай, если испеку пирог, сходишь со мной к соседям напротив?

– М-м? – Папа сосредоточенно делал заметки в толстом блокноте.

– Просто визит вежливости. Странно будет, если я пойду одна… Папа!

Он вздрогнул и в последний момент подхватил падающие очки.

– Замечательно, золотце, что ты хочешь установить хорошие отношения с соседями. В конце концов, теперь это наш новый дом. Так что, – папа со вздохом поправил высящуюся на столе кипу бумаг, – конечно, я схожу с тобой… Только позже, – добавил он и снова углубился в свои заметки.

Я решила испечь шоколадный торт. Нет, я не какой-то там расчудесный кулинар. Я вообще не умею готовить. Уроки домоводства в старой школе для меня всегда были жутким кошмаром. Котлеты превращались в хрустящие на зубах горькие угольки. Булочки – в расползающийся серый клейстер. Если мне приходилось крошить овощи для супа, я щедро приправляла его своей кровью. Если меня ставили разбивать яйца, одно из них обязательно оказывалось тухлым, и все летело в помойное ведро. Нашей училке становилось все труднее и труднее подобрать для меня группу. В конце концов со мной соглашались иметь дело при одном условии: я тихо стою в сторонке и ничего не трогаю.

А как меня доставало «остроумие» одноклассников! Зачитывают, например, в рецепте: «Приправьте блюдо по вкусу». И тут же раздается скорбный хор: «Только не надо Чили!» Или вот кто-нибудь пробует доходящее до готовности рагу, корчит отвратную морду и орет: «С Чили переперчили!» И все в таком духе. Естественно, у меня сложился комплекс кулинарной неполноценности, и на кухню я заходила, только чтобы что-нибудь слопать. Но теперь мама с нами больше не живет, а папа снова выходит на работу, и волей-неволей придется ему помогать. Так что чем раньше начну осваиваться в роли домохозяйки, тем лучше.

Шоколадный торт – беспроигрышный вариант. Ну как можно накосячить с готовой смесью из супермаркета, в которую просто надо добавить воды? Я воткнула штепсель кухонного комбайна в розетку и тут обнаружила, что не знаю, где лежат насадки. С папой, ответственным за распаковку кухонного инвентаря, общаться было бесполезно – он с головой ушел в оккупационный период. Порывшись в ящиках и оставшихся неразобранными коробках, я плюнула и схватила ложку: замесим тесто вручную. Тетки и дядьки в кулинарных шоу делают это с полпинка. Неужели у меня не получится?