26. О случайностях

Когда я, заведенная обыском и морально дезориентированная тем, что кто-то посмел рыться в моих вещах, сидела в ожидании рейса, ко мне подошла неприятного вида старуха. Даже не старуха – лет под 60. Это еще не возраст старухи.

– А где тут банкомат?

«Где же банкомат тут найти?» – раздраженно думала я.

От нее шел отчетливый запах спиртного, что злило меня еще больше, чем неопрятная старость. Женщина не унималась. Я уткнулась в книгу.

– А куда нам выходить к самолету?

– Туда, – ткнула я пальцем в сторону гейта.

Она встала, подняла свою «дамскую» сумку и направилась открывать двери. Неадекватность поведения и какая-то потерянность в ее действиях меня уже не злили, а настораживали. А ей хотелось поговорить. И тут я.

«На похороны лечу. Сына повесили… В Орск, Оренбург. Игрок он был».

И тут и потерянность, и алкоголь – все нашло свое объяснение.

«Вот билеты, ночью прилечу».

А я смотрю в ее билеты, а там вылет в Оренбург не 15 марта, а 16 марта, то есть через сутки. Пытаюсь объяснить ей, что в билеты ей вписали не ту дату. Не понимает.

На посадку иду рядом и объясняю: подойдите по прилету, скажите, что вам сегодня надо лететь… Она смотрит на меня чуть больными и пьяными глазами и снова не понимает.

В Москве я ее не видела – наверное, в разные автобусы попали по выходу из самолета. Впрочем, если честно, не особо искала, хотя надо было. И это меня мучает. Не знаю почему. Наверное, это называется «совесть». Все боюсь момента, когда мир станет для меня в силу возраста слишком быстрым и непонятным, и оттого враждебным.

Иногда важно, чтобы кто-то рядом замедлил свой бег или отвлекся от фейсбука. Чтобы хотя бы помочь найти тот самый чертов гейт.

27. Гоша. Он же Жора

Пара дней прошла. Но как-то отложилась история. Утро. Петербургское метро. Полный вагон. Я втискиваю не только себя, но и сумку с платьем для танго. Наверное, кому-то сумка доставляет некое беспокойство, и я на рефлексе воспитания бормочу «извините». Рядом стоит мужчина и смотрит внимательно. Решив, что взгляд вызван моей сумкой, уже персонально ему говорю «извините». Не знаю, насколько вообще принято извиняться в метро, но мне, понаехавшей, можно. Мужчина говорит: «Удивительно, сумкой вы меня не задели, а извинились. Вежливо». И пытается вступить со мной в беседу. Она разворачивается в стиле классики «Москва слезам не верит», я держу дистанцию, а он идет на диалог. Мужчина зачем-то начинает рассуждать о вежливости, потом что-то обо мне, потом извиняется, что выпил пива, ибо едет с ночной смены. Все это немного нелепо и начинает раздражать, но грубить как-то неловко (я ведь уже продемонстрировала себя как супервежливая, снижать планку неудобно), отойти тоже некуда, поэтому лениво отвечаю. На каждой остановке он начинает со мной прощаться, пока не говорю ему о том, что мне выходить на Петроградской и прощания ни к чему.

– А можно, я с вами выйду, мне пару слов вам сказать надо?

Выходит следом.

Вокруг толпа, я смотрю на него: обычное рабочее лицо, правильное, уставшее, такое из классических рабочих, но без алкогольного габитуса.

– Послушайте меня, я все про вас понял и не знаю, зачем я за вами пошел, вы же явно непростая и смотрите на меня, как психолог (интересно, откуда он это увидел?), а я на вас – как на красивую женщину, – он запинается, – зачем я это все говорю, как все нелепо…

Я смотрю на громадное электронное табло и понимаю, что время движется к началу рабочего дня, а мне не хочется помогать ему в его странных объяснениях.

– Я развелся пару лет назад и ничего и никого постоянного нет, – смотрит куда-то вдаль.

Понимаю, что мы мешаем людям, я предлагаю отойти в сторону, на что он замечает: «Да я вижу, что вы сами все привыкли решать».

И тут мне становится забавна и моя психологическая жалость, и легкость прочтения меня посторонним мужиком и, самое главное, и его, и мое понимание всей глупости ситуации.

– Извините, мне пора, – уже не дожидаясь каких-то его слов, спешу к выходу из метро. Он так и остается стоять у стены, о чем-то задумавшись. Потому что это не моя история, только осталось дурацкое чувство, что порой все-таки у меня еще прорывается мое «спасательство». Предвижу вопросы: «Таня, зачем ты разговариваешь с посторонними?» и прочее. Бывает почему-то. Не знаю. Остатки интереса к людям.

28. Когда я уеду из этой страны

Ему 50. Он думает, что производит впечатление веселого и жизнерадостного человека, а я вижу немного другое. Какое-то постоянное напряжение, которое выплескивается на официанток, людей, которые в Питере, по его мнению, некрасивые, город, который построен на болоте и мертвый. И постоянное утверждение, что он свободен и счастлив. И он всегда знает, как правильно. Что есть и что пить, и что мне надо надеть шарф, чтобы не простудиться.

И дочь, которой он дал свободу, но недоволен, что она живет здесь, на берегу холодного моря, с каким-то парнем, который не собирается на ней жениться. Хотя должна уехать жить туда, где тепло и где все счастливы. Разговоры про дочь включают во мне моего внутреннего подростка по эмоциям и с нынешним аналитическим умом, и я спрашиваю: «А кто сказал, что ей туда хочется?».

«Я знаю, что там лучше».

«Лучше ты сам и езжай, тебе же там лучше, не ей».

«Уеду, скоро уеду», – и его состояние напряжения и внутренней агрессии меня утомляет.

Дело не в том, что я довольна страной. Отнюдь. Я люблю ее, но я не ура-патриот.

Дело в том, что меня утомляет состояние внутреннего напряжения людей. Притом я понимаю, что выхода в их жизни нет. Ничто ничего не изменит – ни переезд в другую страну, планету, галактику. Скорпион ненависти к своей жизни сделал свое дело. Осталось немного – время. А может быть, оно и лучше, что он живет состоянием «когда я уеду», может быть, иначе пришлось признать, что-то, что происходит в его внешне благополучной жизни, сделал он сам.

Это пост не про страну, «уезжать или не уезжать».

А о том, что даже на край света мы увезем самих себя. Я, сбежав из Кенига, привезла с собой в Питер все те же личностные проблемы.

И поэтому даже на самом прекрасном пляже мира будет повод для разочарований и гнева.

Жаль, что он меня не услышал. Впрочем, он же все знает лучше. Ведь когда он уедет из этой страны и начнет все заново, он будет счастлив. Он знает. Осталось немного. И все будет.

29. Врачебное

Так как я – ипохондрик первой степени, то, чуть что, звоню в «Согаз» и отправляюсь по врачам. Ибо ученая я. Вот и сегодня. Проанализировав внимательно состояние кожи, я решила, что кожа какая-то сухая. И попросила милостивый «Согаз» записать меня к дерматологу. «Согаз» милостиво записал. Приехав, я обнаружила, что меня записали почему-то к дерматовенерологу.

«Где наша не пропадала», – подумала я и пошлепала к врачу.

Врач был в возрасте, тучный мужчина в очках и с ученой степенью. К слову сказать, не люблю я ученых степеней среди врачей. Не знаю, интуитивно как-то. Ибо сама с этой степенью.

– Сифилисом болели? – с порога спросил после «здрасьте» доктор, внимательно глядя на мои ноги.

– Эээ… – ошарашенно протянула я.

– А что вы так задумались? – настороженно посмотрел на меня доктор.

– Крестов Вассермана не обнаружено! — зачем-то испуганно отрапортовала я.

– Так, а на что жалуетесь? – расслабился доктор.

– Вот, кожа сухая стала…

Врач натянул вторые очки, взял лупу, включил лампу в стиле «В глаза смотреть, вопросы здесь задаю я», и принялся изучать мой фейс.

– Это вы питаетесь неправильно, — назидательно причмокнув, сказал доктор.

– Шоколад едите?

– Нет. Ну, то есть мало.

– Вам нельзя морепродукты.

– Ну, я их мало…

– Все продукты винограда, в том числе вино.

– Ну, вино я вообще не пью…

– Мед нельзя, даже мало.

– Не ем я его!!!

– Рыбу, нельзя кроме деликатесных сортов…

– Не люблю я рыбу…

– Бананы, апельсины, грейпфруты по маленькому кусочку раз в три дня.

– Ну как же так?..

Монолог с перечислением недозволенных продуктов продолжался минут семь. Я пыталась что-то сказать, но… Встаю, а он все перечисляет:

– Манго, киви…

…Продвигаюсь крадучись к выходу.

Слова «икру черную и красную» уже слушала, взявшись за ручку двери.

Пока бежала по коридору, вслед мне неслось:

– Жирное мясо тоже нельзя.

С лестницы я крикнула:

– Не ем я жирное мясо!!! – и выкатилась на улицу.

И вам не болеть!

30. Потеря

Я была резка с ней. Уже поздно что-то говорить. Я вообще редко с кем церемонюсь. Особенно с такими, как она. И в этот раз, так печально завершившийся, я резко ее одернула.

За нашей легкой «борьбой» на платформе в ожидании прибывающего поезда с интересом наблюдала девушка с фиолетовой челкой и пирсингом в носу.

Она пощелкивала жвачкой и ждала кто-кого.

Так вот. Я ее дернула. Она отскочила. Развернулась и бросилась к краю платформы…

«Ааааахххх…» – вдох девушки с фиолетовой челкой.

Я завороженно смотрю, и в глубине сознания: «Не успею». Она еще раз повернулась ко мне и нырнула на рельсы. И в тот же миг все закрыл синий бок прибывшего поезда.

— Очень красивая была, – почему-то сказала мне «челка».

Да, очень. Где теперь искать такую пуговицу?

31. Про метро и паранойю

Этот миг единения с народом прекрасен. Парочки обнимаются, и женщины едут, уткнувшись в шею любимого мужчины. Бабульки, которым не спится в восемь утра, работяги, уставше-помятые после ночной смены, и такие же клерки, как я. Запахи – это самое значимое в этой массе. Передо мной маячит шея белобрысого парня, от которой идет флер утренней жареной картошки. Кто-то стоя читает книги, кто-то играет в игры. Студенты кучкой селедок (кстати, опять поколение невысокого роста). Я спешу не в свой офис, поэтому ехать мне дальше, чем обычно. Толпа такая, что можно рожать или заниматься сексом незаметно для окружающих. И умереть тоже, наверное. Ваше тело простоит в толпе до Невского проспекта, и только когда все рванут на выход, тихо осядет на пол вагона.

Я еду в рабочих мыслях, тихо матерясь на свои каблуки. И тут чувствую, что к моей филейной части кто-то прикасается. Не особо обращаю внимание, просто стараюсь отодвинуться, чтобы минимизировать контакт. Изменить, так сказать, градус поворота.

Через некоторое время опять. Черт возьми. При этом толпа такая, что повернуться, не опрокинув полвагона, просто невозможно. Через три неудачных попытки я, искоса взглянув, понимаю, что это парень в зеленой кожаной куртке. Не уверенная, что это он делает специально, стоически терплю. Вот и моя станция. Можно даже не перебирать ногами – толпа сама вынесет тебя на платформу. Приезжаю в офис. Забываю. В обед спускаюсь на эскалаторе, и… тот парень навстречу. И пристально так на меня смотрит. Потом кивает. Наверное, его мысли: «А эта та самая, которая прижималась ко мне в метро». Мои мысли аналогичны. Социальная паранойя. Да. Да.

32. ***

Их у меня было много. Первым был, конечно, бельгиец. Можно сказать, венец коллекции. Он был надежным, как истинный европеец. Меня смущали некоторые его выкрутасы и то, что я не могла угодить ему в одежде. Поэтому мы расстались.

Потом было несколько русских. Но это было жалкое подобие бельгийца. Пара русских пытались вести себя достойно, но они ненадежны. И спорить тут я буду до хрипоты. Никаких русских.

Один залетный грек, с которым я рассталась в Германии, и два непонятных ярких бразильца.