– Я же дома работаю, а раз в неделю отвожу отчеты начальнику. – Придав самый загадочный тембр голосу, я поняла, что закрыла «тему». Но, дабы купировать все возраставший интерес соседки и «заполировать» тему, с радостной улыбкой произнесла:

– Римма Семеновна, я недавно привезла с дачи патиссоны. У нас много, в холодильник не помещаются. Сейчас принесу.

После довольно вялых отнекиваний вперемешку с благодарностями и вопросами, связанными с кулинарной обработкой овощей, довольный жизнью «Аргус* в юбке», волоча за собой тяжелую сумку с патиссонами, оставил пост и уполз к себе в нору. Я с облегчением вздохнула.

Заварив себе чай с лимоном и медом (мое любимое средство от треволнений), я плюхнулась на диван и стала размышлять над событиями последних суток.

Зазвонил телефон. Думая, что это Никита, я, чуть не разлив чай на диван, кинулась к аппарату.

– Яночка!

– Да, Римма Семеновна! – сжав зубы, я изо всех сил старалась сдерживать эмоции.

– А я забыла спросить, а можно эти, как их, патиссоны, жарить?

Я натужно улыбнулась в трубку:

– Конечно, Римма Семеновна. С патиссонами вообще можно делать все, что хочешь.

И со злости чуть не добавила плохое. Но вовремя одумалась.

– Ну ладно, пойду тогда жарить. Спасибо! – соседка явно была разочарована столь короткой беседой на кулинарную тему.

– Да не за что! Звоните! – слукавила я, и снова вернулась к успевшему уже остыть чаю на диване.

Стрелки часов стремительно подбирались к цифре семь. Поэтому, забыв на время о пропаже Дашки, я бросилась заниматься хозяйственными делами и встретила пришедшего с работы Дмитрия «во всеоружии»: борщ и отбивная.

Когда довольный и сытый муж устроился в гостиной на диване возле телевизора для борьбы с дремотой, я, улучив момент, взяла телефонную трубку и набрала номер Никиты. Наверное, он уже успел до кого-нибудь дозвониться и сейчас поделится со мной хоть какой-то

______________

 *Аргус – в греческой мифологии – первоначально означал звездное небо, впоследствии А. – многоглазый, всевидящий великан, сын Агенора или Иноха. Он поборол чудовищного быка, опустошавшего Аркадию, и убил змею Эхидну. Гера поставила его стражем Ио, превращенной в корову, но Гермес усыпил его игрой на флейте и отрубил ему голову.

информацией. Ведь не спит же он пьяный в то время, как его жена, может быть, нуждается в помощи!

Но Никитоса, увы, дома не было. Во всяком случае, трубку никто не брал. Позвонив еще пару раз с перерывом по десять минут, я предалась тревожным раздумьям. И в голову сразу же полезли нехорошие мысли. А вдруг это Никита что-то сотворил с Дашкой, а меня обвел вокруг пальца: якобы, дверь была открыта, когда он приехал, менты заявление не взяли…

То-то он так испугался, узнав о довольно свежем пятне крови на стене… Боже, какой ужас! А что, если все-таки это он?! А что – современный Отелло может быть еще страшнее средневекового мавра! Да и Дездемоны стали немного попредприимчивее…

Боже, что такое я несу! Ну как Никита, практически с детства безответно и трепетно влюбленный в Дашку, мог сделать ей что-то плохое?! Нет, я положительно сошла с ума!

Разозлившись на себя за то, что позволила дурным мыслям завладеть мной хоть и ненадолго, а также за то, что я даже не удосужилась узнать номера мобильных телефонов Никиты и Дашки, я пришла к весьма неутешительному выводу: быть мне «ночным детективом». Во всяком случае, обстоятельства складывались так, что очередную рисковую вылазку мне придется совершить именно ближе к ночи.

Еще раз набрав домашний Никиты и убедившись, что со мной никто не собирается говорить, я устало вздохнула, оделась и, подойдя к Димке, сказала:

– Я на полчасика отлучусь – Букина Алка подъедет, у нее новый кавалер объявился. По телефону она говорить не хочет, домой заходить ей тоже некогда – несется на свидание. Просит научить, как вести себя, чтобы кавалер не сбежал сразу.

– А ты, конечно, знаешь, как вести себя с кавалерами, – ехидно заметил муж, борясь с дремотой и щелкая кнопками телевизионного пульта.

– Да ладно тебе, Отелло. Я быстро.

Натянув куртку и чмокнув ревнивого супруга, я понеслась к лифту.

– Телефон взяла? – гаркнул мне вслед Димка.

– Да-а! – ответила я уже из лифта.

На самом деле мне не было смысла говорить мужу неправду. Он прекрасно знал о моих друзьях детства Дашке и Никите. Но я, побоявшись, что он изничтожит меня, узнав об исчезновении двух тысяч «зеленых», не стала рисковать.

Димка был хорошо знаком и с Аллой Букиной, «одинокой гармонью», и знал, что она часто просит моих советов «старой мудрой совы».

Алка – единственное и любимое дитя своих родителей, избалованное до предела. Турпоездка за границу – пожалуйста, новая шубка – нет проблем. Машина? Не вопрос! Ну и так далее. Алкин папа до того, как подарил ей квартиру, и она еще жила вместе с родителями, старательно мыл каждый раз ванную, чтобы Аллочка могла искупаться. Вот только со свечкой у кровати никто из родителей не отважился постоять. Здесь, видимо, и таился их главный промах. Алка была одинока. Поэтому мне и пришлось стать ее «дуэньей».

К моменту нашего с Алкой знакомства она бодро варила куриный суп следующим способом: первый раз, когда вода закипала, она выливала ее, ужасалась количеству грязной пены и тщательно промывала курицу с мочалкой. Потом снова наливала воды в кастрюлю и еще пару раз вместо того, чтобы снять пенку, устраивала душ-шарко несчастной птице. При этом искренне недоумевала, отчего вместо бульона получается такая невкусная бурда.

Сначала я думала, что Алусик просто шутит. Но когда она однажды, оставшись у меня в гостях с новым кавалером на ночь, приготовила ему на завтрак в обычной чугунной сковороде яичницу без масла, то мужик, оказавшись, видимо, слабаком, попросту сбежал сразу же после трапезы. А мне пришлось потом выкинуть испорченную сковороду и учить зареванную Алку элементарным кулинарным рецептам.

Поэтому Димка совершенно не удивился, узнав, что я вновь отправилась давать советы моей «одинокой гармони»…

***

Подходя к дому Слепянских, я краем глаза заметила, что света в их квартире нет. Но на всякий случай решила проверить, может, Никита напился и спит. Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, я занимала себя размышлениями о том, что буду делать, если Никиты все же не окажется дома.

Нажав на кнопку звонка, я тут же отдернула руку, испугавшись слишком громкой и резкой трели. Секунду спустя я поняла причину такой особой звучности – дверь опять не была закрыта! Вот блин! До чего же мне везет! Теперь придется проверять, кто дома – не уйду же я так просто, не выяснив, почему не закрыта дверь.

Чуть приоткрыв дверь и на всякий случай еще раз нажав пальцем на звонок, я выслушала жуткую трель снова и, окончательно убедившись, что никто не спешит меня встречать, толкнула дверь пошире и смело шагнула в темную прихожую.

Тишина…Накурено… Почему-то задрожавшей рукой я нащупала на стене выключатель, и в коридоре загорелся свет.

– Никита! Ты дома? – натужно протянула я.

Никто не ответил, и я, осмелев, решила продвинуться дальше. Зажгла свет в комнате и ахнула от невиданного зрелища. В комнате царил настоящий бардак. Подобный беспорядок я видела в кино. Все вещи из шкафов были выброшены на пол, книжные полки разорены, с подоконника упали горшки с цветами, и среди битых черепков и комьев земли валялись видеокассеты, носки, рубашки, ручки, косметика и много всякой другой мелочи, засыпанной, словно снегом, пухом из распоротых подушек.

«Батюшки, да это настоящий погром», – почему-то вспомнилось мне давно забытое слово. Вдруг я увидела на дальнем диване лежащего на животе Никиту. Одна рука его безвольно свисала на пол. Никита, видимо, все же напился и спал беспробудным сном. Рядом, на журнальном столике стояли пустая коньячная бутылка, стакан и пепельница, полная окурков.

Что-то показалось мне странным. Может быть, я привыкла к тому, что мой муж, когда спит, либо зверски храпит, либо сопит и ворочается. А Никита лежал без малейших признаков жизни. Я, слыша стук собственного сердца, осторожно подошла к нему и, потянув за рукав, сказала:

– Никита! Просыпайся. Это я, Яна. Поговорить надо. Вста…

Я хотела сказать слово «вставай», но буквы застряли у меня в горле. Рука, до которой я дотронулась, была сделана, словно из дерева и холодна, как лед. Я наконец обратила внимание на какую-то странную смесь запахов в комнате: сладковатый, немного тошнотворный аромат сливался с горечью миндаля. Входя в квартиру, я еще подумала, что наверняка это какие-то индийские благовония. Дашка очень любила мучить своих гостей, поджигая ароматические палочки и пирамидки, приговаривая, что под них думается лучше, и они отбивают запах табака. Но теперь я совершенно четко осознала, откуда распространяется столь странное амбре.

На автомате, повинуясь только голосу разума, а не чувствам и эмоциям, я с силой схватила за железобетонную руку Никиту и перевернула парня. Он, конечно же, не спал. Он просто… был мертв!… Широко открытые глаза смотрели куда-то поверх меня, в потолок. Нос заострился и стал неправдоподобно длинен. Щеки, наоборот, как-то странно впали. Рот приоткрылся, обнажив крепкие белые зубы. На подушке, где лежала его голова, осталось какое-то мокрое серовато-белое пятно. Сомнения отпали. Я находилась в комнате один на один с покойником!

Сказать, что я напугалась, это ничего не сказать. Слава богу, что днем я не успела пообедать, а только пила чай. Только поэтому меня и не вырвало. Я лишь беспомощно хватала ртом воздух, чтобы выровнять дыхание и не свалиться в обморок…

Все же Никитка был моим другом детства. Поэтому страх вдруг сменила неимоверная жалость к умершему. Пересилив себя, я попыталась понять, что же здесь произошло. Почему такой крепкий, практически никогда не болевший Никита вдруг лежит сейчас мертвый? Сердце не выдержало? Слишком нервничал и много выпил? Дудки. Я знавала времена, когда Кит мог преспокойно выпить пару бутылок водки и, что называется, быть «ни в одном глазу». Нервы? Да у всех нервы. Но у него ведь жена пропала с детьми! Разве можно вот так просто бездействовать и пить, а потом и вообще концы отдать?! Ведь это не по-мужски! Нет, тут что-то не так. Внезапная догадка поразила меня. Я уже хотела было взять стакан с остатками коньяка и понюхать содержимое, но быстро отдернула руку.

Хватит самодеятельности! Так можно невесть до чего допрыгаться. Одна пропала, другой уже мертв! Пора вызывать полицию. И будь что будет.

***

Пока местные Дукалисы и Ларины скакали на вызов, я успела открыть окна и позвонить Димке: предупредила его, что скоро не приду, потому что вляпалась в жуткую историю, и в двух словах ввела его в курс дела.

– Не дергайся, я уже иду, какая же ты у меня все-таки балда! – мрачно констатировал муженек и положил трубку. Надо сказать, что я страшно обрадовалась, что оправдываться перед ментами буду не в одиночестве, поэтому нисколечко не обиделась на «балду».

Но начинать оправдания мне пришлось все же одной…

Не могу не выразить огромную благодарность моим родителям за то, что они поспособствовали моему обучению в гуманитарном вузе (хоть и не на юридической стезе). Язык у меня, что называется, подвешен все-таки профессионально. Более того, сменив, подобно Петру Первому, с десяток самых разнообразных профессий (правда, не рабочих), я, прекрасно владея русским языком, научилась общаться с обладателями любого социального статуса – от представителей высших эшелонов власти до маргиналов.

Поэтому, когда оперативники, громко топая, ввалились в квартиру, я уже вошла в роль и скромно сидела на стуле в гостиной, на самом видном месте, немного склонив голову. И, несмотря на то, что они пытались повернуть начало допроса в свою сторону, орали и рявкали на меня, дико вращая глазами, я, обладая незаурядными актерскими способностями, с величайшим трудом, но все-таки победила грубую полицейскую массу и аккуратно и ненавязчиво взяла инициативу в свои руки. Это удалось мне не сразу, но результатом горжусь до сих пор.

Для начала я постаралась выделить из группы ментов самого главного. В фильме «Марш Турецкого» следователя по особо важным делам очень мило называют «важняк». Когда представители закона в форме, то найти «важняка» довольно просто – по погонам, ну а если они одеты в куртки и джинсы, то тогда могут помочь лишь наблюдательные способности. На самом деле все довольно банально: второстепенные участники «менто-шоу» периодически глядят на самого главного, как бы сверяя свои действия с ним.

«Козырного туза» этой «колоды» я нашла сразу. Высокий, плотный, с коротко стриженными светлыми волосами, он был бы похож на эсэсовца времен второй мировой, если бы не добродушный, какой-то полудетский взгляд серо-голубых глаз, смотревших на все вокруг с затаенным юморком. Большой плюшевый мишка, – почему-то подумалось мне.

Пока я готовила дежурную объяснительную фразу, «плюшевый медведь» скороговоркой представился следователем прокуратуры Соловьевым и, сменив полудетский взгляд на взрослый, подозрительный, сурово попросил меня предъявить документы.

Я с готовностью вынула из сумочки паспорт, быстро назвала свои имя, отчество и фамилию, адрес проживания, не забыв сообщить при этом заслуги некоторых родственников перед Родиной, и кратко, но довольно просто изложила всю историю от начала до конца. При этом я не упустила случая «куснуть» следака, упомянув, что еще сегодня утром посылала Никиту в отделение полиции писать заявление о пропаже жены и детей.

Пока мы довольно мирно ворковали со следователем, остальные двое сыщиков планомерно производили обыск. Один все время щелкал фотоаппаратом, наверное, надеясь вызвать у меня нервный тик. Другой, видимо, эксперт-криминалист в латексных перчатках сыпал на все предметы какой-то порошок и после этого елозил по белой поверхности кисточкой. Искоса наблюдая за его священнодействиями, я лишний раз убедилась, что не зря вызвала ментов и рассказываю все, что знаю об этом странном деле.

В коридоре тем временем послышалось знакомое покашливание и приглушенный мужской диалог в серьезном тоне.

– Это я мужа вызвала, – во избежание эксцессов быстро сказала я Соловьеву.

– Пропустите, – рявкнул он кому-то (видимо, я не правильно сосчитала «ментов», наверное, у выхода из квартиры стоял еще и «часовой»).

Прошедший в комнату Дмитрий показал свои документы. Соловьев принялся внимательно изучать их. Потом, вдруг, крякнул и хлопнул себя по толстой коленке ладонью:

– Димка, Быстров, блин, ты что ли?

Муж мой часто-часто заморгал и оторопело уставился на него. А потом вдруг радостно рассмеялся:

– Ну, слава богу, что это ты, «Батон»!

– Ну, ёперный театр! Старшина, здорово! Бывают же встречи! Ты куда пропал?

– Ну, во-первых, я не старшина, а давно уже майор. И как раз я-то никуда не пропадал, это ты исчез из поля зрения. А оказывается, вот ты где – следаком стал.

Мужчины обнялись под удивленные взгляды остальных, присутствующих в комнате.

– Димка, черт, как я все-таки рад тебя видеть!

Я сидела своем стуле и тихо радовалась тому, что не «все кругом враги»; при этом, видимо, довольно глупо улыбаясь.

– Да-а…Окабанел ты, брат, – произнес мой муж, с восторгом оглядывая верзилу-следователя.

– А ты все такой же мальчишка, ничуть не изменился, – довольным тоном хмыкнул тот.

Потом Соловьев вдруг опомнился, увидев, что остальные сыщики перестали заниматься делом и с интересом поглядывают на них с Димкой.

– Твоя супружница, что ли? – следователь сурово покосился на меня.

– Моя, – вздохнул Димка. – Все время вляпывается в какие-нибудь невероятные истории. А я выручаю по мере сил.

– Ладно, не переживай, сейчас все решим.

У меня засосало под ложечкой.

Соловьев глянул на меня уже не с таким подозрением, подмигнул и произнес:

– Ты вот что, голубушка, бери-ка бумагу и опиши подробно, как все было. Как ты вошла сюда, что увидала, что делать стала. Потом распишись, поставь дату. И можешь идти домой с мужем. А завтра я тебя повесткой вызову.

Обрадованная, я схватила лист бумаги со стола, нашарила в сумке ручку и принялась, что есть мочи, строчить объяснительную.

В коридоре жалась парочка старушек, призванных в понятые. К этому моменту уже приехала «скорая», и врачи, быстро констатировав смерть, увезли тело Никиты на экспертизу.

Отдав исписанный с двух сторон лист бумаги Соловьеву, я добавила, что муж мой абсолютно не в курсе того, что я давала Дарье взаймы, что с утра была у Никиты, чем вызвала усмешку следака и такой выразительный взгляд Димона, что сразу же загрустила: спокойного вечера у меня не будет.

По взглядам, которыми обменялись следователь и «человек с кисточкой», я поняла, что в стакане был не только коньяк. Значит, Никиту отравили. Но кто?

– Простите меня за навязчивость, – сказала я и, сама того не ожидая, заплакала. – Погибший и его пропавшая жена были моими друзьями детства, лет с четырех мы были неразлучны, правда, за последние годы жизнь все-таки разъединила нас. Но я бы очень хотела помочь следствию, чем смогу. И если потребуется моя помощь, то я бы очень вас попросила – используйте мои (чуть было не ляпнула «талант и знания», но вовремя опомнилась) сведения. Я с удовольствием буду помогать следствию. Ведь пропали и дети тоже.

– Мы вызовем вас, когда понадобитесь, Янина Владимировна. А сейчас идите домой, не мешайте нам работать, – строго сказал Соловьев.

Потом они с Димкой еще раз пожали друг другу руки, и следователь негромко произнес:

– Надо как-нибудь встретиться, молодость вспомнить.

– Я всегда только за, – обрадованно среагировал Димка.

Напоследок они обменялись телефонами.

– До свидания, – пробормотала я, и мы с Димкой вышли из квартиры.

Когда мы оказались на улице, я тут же спросила мужа:

– Откуда ты его знаешь?

– Да служили как-то вместе.

– Расскажи, – попросила я, стараясь переключить мысли супруга с ужасной гибели Никиты и причины моего появления в квартире Слепянских на воспоминания о днях службы.