Хоть его поцелуй был грубым, но одновременно сам мужчина был нежным. Он не хотел причинить мне боль. Он хотел, чтобы я почувствовала его мощь, ауру и силу желания. Это было необычно, это было возбуждающе, это было пугающе.

Не понимаю саму себя. И едва дышу от злости на саму себя и на Данте. Почему я не нахожу его выходку омерзительной?

Пытаясь совладать со своими разобранными чувствами и сбившимся от волнения дыханием, я беру ведро с цветами и задвигаю их в самый дальний угол – в чулан, где наша уборщица хранит все принадлежности для уборки – швабры, губки, тряпки.

Почти тоже, что и выбросила.

Возвращаюсь к своим обязанностям и понимаю, что вечер сегодня будет тихим. Из-за Данте отменены все заказы. Никого нет. Только если кто-то решит просто прийти, без записи… Но уже давно люди приучены заранее записываться куда угодно.

Но может, оно и к лучшему? Я сейчас нахожусь в возбуждённо-злобном состоянии. В голове хаос, а в теле чувствуется слабость после его прикосновений.

Стыдно признаться… но… я бы не прочь повторить этот поцелуй…

Боже! О чём я только думаю?!

Мне не нравится это ощущение – оно опасное. Мне не нужны отношения с больным человеком. Ни к чему хорошему они не приведут. А у меня будущее распланировано. Мне нужно об учёбе думать, о дипломе и карьере, а не о поцелуях блондинистого психа! Даже если он обольстительный и властный, безжалостный, но нежный.

Так, я же хотела узнать о нём информацию. Кто он, что он?

Нахожу в заказах контакт и неприятно удивляюсь, что заказ делал не Данте, а некто Данилов Денис Александрович.

Наверное, кто-то из его друзей.

– Чёрт, – выдыхаю раздражённо и с силой закрываю папку с записями.

Смотрю на себя в зеркало и вспоминаю, как этот ненормальный наматывал мою косу на свой кулак.

Сейчас же записываюсь в салон, чтобы завтра отрезать косу.

⅏

– ДАНТЕ –

Выхожу из клуба и сразу налетаю на хмурые взгляды Гены и Стаса.

– Что? – скалюсь я.

– Ты просто чудовище, – хмыкает Стас, но его глаза серьёзны.

– Не новость. В чём дело? Почему лица похоронные?

– Придётся боулинг прервать. Уж прости, Данте. Но нарисовалось одно дело, – вздыхает Гена. – Крош ещё не в курсе, он сейчас в самолёте летит…

– Ты мямлить долго будешь или уже скажешь, какого хера произошло? – рычу я. – Швед звонил?

Я на взводе: моя Ангел не просто с характером, она – кремень. Но бля… Какая же она вкусная. Сладкая. Маленькая. Мягкая. Тёплая. И в то же время строптивая, страстная.

Стояк жутко мешает, хоть садись в тачку и дрочи, представляя губы Ангела, её затуманенный взгляд и…

– Не Швед. Позвонила девушка Кроша. Её дочь похитили. Позвонила какая-то мразь и требует выкуп за девочку, – говорит Гена.

Дальше я не слышу ни его слов, ни его голоса. Звуки исчезают. Из самых тёмных, злых уголков моей души поднимает голову Монстр.

Да, в моей душе давно поселилось Зло. Оно засыпает и пробуждается в подобные моменты.

Перед глазами возникает образ моей сестры – красивой, чистой, улыбчивой и такой живой.

Но этот светлый образ сменяет страшная картина – она искалечена, изуродована и мертва. И я опознаю её тело…

После я вижу тех мразей. Слышу их смех. Они бросаются тухлыми шуточками в мой адрес. Они начинают говорить о ней… В тот миг Он и возникает – Монстр.

Этого Монстра создали ублюдки, решившие отчего-то, что им всё позволено. Позволено обижать женщин, детей. Похищать их, издеваться над ними. Убивать их.

И моего Монстра сдержать невозможно. Никто не в силах уничтожить его. Даже я.

– И ты знаешь, кто это? – спрашиваю абсолютно спокойным, уверенным и полным предвкушения голосом.

Как и любое животное, Монстра тоже нужно кормить.

– Дарья говорит, что не знает, кто звонил, голос был изменён, и номер незнаком, но подозревает, что это её бывший. Стас уже написал нашему менту, чтобы звонок пробил, – отчитывается Гена.

Перевожу взгляд на Стаса. Он как раз с кем-то переписывается в телефоне.

Стас произносит, не отрывая взгляда от гаджета:

– Крош говорил, что Дашкин бывший, как только узнал, что он появился в её жизни, начал помогать ей с ребёнком и деньгами, да и просто оберегать их, попробовал выбить из девушки бабло. Шантаж там, угрозы. Типа ребёнка отберёт, если она не заплатит. Просил даже украсть у Кроша деньги. Даша не дура, всё рассказала. Крош пришёл в ярость и отбрил придурка. Тот в больничку почти на полгода отчалил. И вот, пожалуйста, ноги отсюда и растут…

Да, Крош рассказывал. Познакомился он с одной милой девушкой Дашей, но забитой, пугливой и с трёхлетним ребёнком на руках. Влюбился и пропал. А говорил, что после двух неудачных браков уже никогда не влюбится.

Стас поднимает на нас жёсткий взгляд:

– Звонил некто Пётр Романович Степков. По чистой случайности он брат Леонида Романовича Степкова – бывшего мужа Дарьи.

– Адрес узнал? Откуда звонок поступил?

– Обижаешь, – зло усмехается Стас. – Кстати, ментам она не звонила. Ублюдок пригрозил, что убьёт малышку.

– Позвонила тебе, – киваю на Гену.

– Да.

– Тогда едем. Вернём ребёнка матери.

– А ублюдков? Оставим Крошу или сразу… того?

– Сначала посмотрим на их поведение.

⅏

Оба грёбаных пидора прячутся в заброшенном бараке самого стрёмного района. Здесь тусуются конченые наркоши. Это пробившие самое дно с прогнившими душами и телами нелюди. Ради дозы дерьмо сожрут, убьют, разорвут.

Походу киднепперы как раз из таких.

Мы не проводим разведку. В этом месте нет смысла.

В нужном нам бараке лишь на втором этаже в одной только комнате горит тусклый мерцающий свет.

Влетаем на второй этаж бесшумным вихрем.

Верные «ТТ» с глушителем наготове.

Гена прикрывает наши со Стасом спины. Я иду первым, Стас за мной.

Замираем перед нужной дверью и отчётливо слышим детский плач и громкие голоса двух мужиков.

Один пытается успокоить перепуганного ребёнка. Другой что-то мямлит про бабло и новую жизнь.

Уроды.

Убираю пистолет за пояс и прикрываю курткой. Малышку пугать не хочу.

Осторожно толкаю незапертую дверь. Она без замка. Дерево от времени давно уже рассохлось, и от моего прикосновения трухлявые куски сыплются на пол.

Мягко ступая, бесшумно вхожу в провонявшее мочой, дерьмом и блевотиной помещение, когда-то бывшее коридором.

Под ногами мусор.

Свет горит в одной из комнат.

Быстро заглядываю в нужный проем, и мне этого хватает для оценки ситуации.

Жестом показываю парням, чтобы просто прикрывали мою спину и не вмешивались.

Достаю пистолет. Взвожу курок.

Убивать ублюдков не собираюсь. А вот вырубить их нужно.

Киваю парням и поднимаю кулак. Начинаю отсчёт.

Один. Два. Три.

Влетаю в комнату и стреляю из «ТТ».

Даже с глушителем всё равно звук выстрела отчётливый, просто уши не вылетают.

Звучит слабое «пффт…», «пффт…»

Одному и другому стреляю точнёхонько в плечо.

Мужики падают на пол и орут благим матом.

Быстро подхожу и добавляю по этим мразёвским рожам ботинком.

Они ненадолго вырубаются.

Маленькая девчушка с непокорными кудряшками сидит на грязном и вонючем матрасе. Она спиной вжимается к обшарпанной стене и горько плачет. По лицу размазывает пухлыми кулачками слёзы, смешавшиеся с пылью и грязью, и не понимает, где мама, почему она не рядом и почему так страшно.

Убираю пистолет и сажусь на корточки перед ребёнком.

Нависать над крохой и пугать её ещё больше ни в коем случае не хочу.

– Ш-ш-ш… Теперь всё хорошо, – говорю негромко и мягко ей улыбаюсь. – Нас за тобой мама отправила.

– Мама? – сквозь плачь и икоту переспрашивает девочка.

Киваю ей.

– Тебя как зовут, кроха? Меня Данте.

Девочка перестаёт реветь. Икает и сквозь икоту произносит:

– Саша…

– Александра, значит. Красивое имя.

Оборачиваюсь. Гена и Стас этих ублюдков уже оттаскивают в другую комнату. Отлично.

– Дядю Гену знаешь? – киваю на друга, когда тот возвращается.

Девочка не сразу, но кивает.

– Он отвезёт тебя домой к маме, – произношу уверенно, но всё так же мягко. – Она тебя очень ждёт.

Гена уже набирает Дарью.

– Отвези её и успокой Дарью, – говорю другу. – Мы со Стасом тут дальше сами.

– Если их сейчас убьёшь, Крош расстроится, – говорит Гена и берёт малышку на руки.

Она утыкается ему в плечо, окончательно успокаивается. Потом смотрит на меня через плечо Гены отчего-то так спокойно, хотя недавно в её глазах плескался вселенский ужас, и вдруг показывает пальчиком на меня и говорит картаво:

– Кылья.

Оборачиваюсь, но, кроме мусора и окна, затянутого пожелтевшей плёнкой, не вижу никаких крыльев.

Хмыкаю и иду к Стасу.

– Скоро очухаются, – говорит он и сплёвывает на пол.

– Отлично, – выдыхаю с предвкушением.

Снимаю куртку. Разминаю шею и щёлкаю пальцами.

Глава 8

⅏

– ДАНТЕ –

Один из ублюдков стоит на коленях после моих ударов и сплёвывает кровь, заодно и несколько зубов.

– Я тебя урою… тварь… – хрипит Степков младший. Тот что выкрал ребёнка. Дядя малышки.

Хотя какой он нахер дядя? Это просто мразь, пачкающая мир своим существованием. Как и его старший брат. Как и остальные подобные подонки.

– Смотри-ка, Данте, – усмехается Стас. – Он думает, что живым останется.

Дёргаю уголками губ и произношу очень спокойно и негромко:

– Хочешь узнать, что я чувствую, причиняя боль таким вот ублюдкам, как ты? Мм?

– Иди на хуй! – рычит Степков и снова сплёвывает кровь и облизывает губы.

Руки у него связаны за спиной, и он шатается, стоя на коленях. В глазах – ненависть. Страха нет. Пока нет. А вот Степков старший быстро сдался – пара ударов от Стаса, и он в глубокой отключке. Но может быть и хорошо. Пусть отдохнёт, потом увидит, что я сделал с его брательником и поймёт, какое веселье ожидает и его.

– Я всё равно расскажу, – произношу медленно и обхожу его по кругу. Затем хватаю за сальные короткие волосы и запрокидываю его голову, вглядываюсь в омерзительное лицо и говорю со зловещей улыбкой: – Когда я делаю больно плохим парням, я испытываю удовлетворение.

– Мне срать, что ты, тварь, испытываешь… – плюясь кровью, рыча от бессилия и злобы, шипит подонок. – Я за себя всё знаю. Я не без греха. И хоть я сделал много дерьма в жизни, но я могу честно сказать, что я никого не убил, никого не калечил. За своё я отвечу. А вот тебя, засранец, ждёт самый страшный суд.

Рывком отпускаю его голову и захожусь в истеричном смехе.

Стас тоже ржёт и качает головой.

– Ты веришь в Бога? – сквозь смех спрашиваю его. – Ты? Похититель детей? Веришь, но не следуешь десяти Его заповедям?

Меня охватывает неистовый, просто огненный и бешеный гнев.

– Будто ты следуешь. Будто кто-то из людишек следует, – издевательски смеётся урод.

Я холодно улыбаюсь.

– Я скажу тебе одну вещь, – произношу острым, словно бритва тоном. Ублюдок вздрагивает. Ощущает перемены.

– Бояться должно лишь того, в чём вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет.^[4]

– Что это за хрень? – смеётся мне в лицо эта гнида.

– Это «Божественная комедия», – произношу я, сжимая руки в кулаки. Вновь обхожу мерзавца по кругу. Пора прекращать разговоры.

– Ты псих, – продолжает он смеяться. – Ты – безумец.

Сажусь на корточки. Заглядываю ему в лицо и говорю:

– А кто сказал, что безумцем быть плохо?

Он видит что-то в моих глазах пугающее для себя и прекращает смеяться. Теперь я вижу, как на его лице отпечатывается страх. Даже ужас. Дикий, липкий, зловонный.

Поднимаюсь и произношу свою любимую цитату:

– Чем ближе к совершенству каждый станет, Тем ярче в нём добро и злее зло.

Стас смотрит на меня, замерев. Друзья всегда стараются стать незаметнее, когда на меня находит хладнокровное бешенство.

Достаю свой нож и смотрю на его лезвие – острое и смертоносное. Оно изготовлено вручную, из дамасской стали. На удобной рукояти выгравирована гидра. Подарок Шведа.

– Крош мне «спасибо» не скажет за твою смерть и смерть твоего брата. Я знаю, что он сам бы вас кончил. Выпотрошил бы, как грязных свиней. Но он мой друг. Он часть моей семьи. И я не хочу, чтобы кто-то из них дополнительно пачкал руки в крови таких ублюдков, как вы. Можешь помолиться перед смертью. Можешь сказать последнее слово.

Мужик кроваво улыбается и плюёт мне на ботинки. Но промазывает.

– Жаль. Мог бы искупить свои грехи молитвой. В прошлой жизни я реально верил, что ОН простирает своё прощение тем, кто кается и получает его.

Хватаю ублюдка за плечо и рывком поднимаю его с колен. Смотрю в его глаза и вижу на лице отражение прогнившей душонки. Не уверен я, что даже Ад примет такую мразь.

Одним мощным и точным ударом вонзаю нож ему в грудь по самую рукоять – в самое сердце. Затем наклоняюсь к его уху и произношу холодно:

– Всем тварям, что я убил, передавай от меня пламенный привет.

Его тело дёргается. С губ срывается предсмертный всхлип. Под ногами собирается лужа – ублюдок обмочился.

Медленно вытаскиваю свой нож из груди ублюдка.

Разжимаю пальцы, и мёртвое тело падает на прогнившие доски, когда-то бывшие полом.

Присев, вытираю нож о рубашку мертвеца.

Когда один умер, другой, наконец, приходит в себя.

Степков старший стонет и не сразу осознаёт, где он и что происходит.

Приходится помочь с возвращением памяти.

– Ты и твой младший брат похитили маленькую девочку, – ледяным тоном произносит Стас. – Требовал у её матери выкуп.

Стас хватает его пальцами за подбородок, с силой сжимает и рычит ему в рожу:

– Ты реально думал, что это сработает? Что Крош – дебил и лох? Что Дарья не сообщит нам о похищении?

Мужик трясётся со страха и что-то мычит.

А когда его взгляд падает на тело младшего брата, начинает выть, скулить и умолять нас не убивать его.

– Пожалуйста… Прошу-прошу-прошу… Я всё, что угодно, сделаю… Что хотите… Только… Не убивайте меня-а-а! Я не хочу умира-а-ать!

Качаю головой и говорю брезгливо:

– Твой младший брат хоть и подонок, но был бесстрашным.

Мужик самым натуральным образом рыдает. Пускает слюни пузырями. Из его носа текут сопли. Омерзительное зрелище.

– Умоляю вас… – скулит он. – Я же не похищал Сашу… Это не я…

– Не ты. Твой брат. Но ты всё спланировал. И признавайся, ты ведь собирался убить младшего братишку, если бы получил выкуп? Так? – интересуюсь у него.

Он часто кивает. Страх делает Леонида Степкова.

– И как насчёт девочки? Ты бы вернул её матери? Или оставил бы здесь? В этом убогом месте? Куда могли зайти обдолбанные наркоманы? Психопаты и прочие ублюдочные рожи?

– Я… Я… Просто хотел денег, – говорит он. – Почему эта стерва может быть при деньгах, а я нет? Если не я, то Сашка бы не родилась!

– Какая же ты крыса, – сплёвываю я. – Об тебя даже руки марать не хочется.

– Сука! Это же твоя дочь! – рявкает Стас.

Не сдерживается и наносит мощный удар в челюсть. Раздаётся характерный хруст. Стас сломал ему челюсть. Голова Степкова запрокидывается. Он трясётся ещё сильнее и скулит от боли.

– Ты поступил очень погано. И за этот поступок придётся платить, – произношу устало. Азарт схлынул. Монстру не по вкусу эта мразь.

Не слушаю его скулёж. Перерезаю ему горло и обрываю нить жизни.

Тело падает к моим ногам. Крови много. Успеваю отойти от набежавшей лужи.

Киваю Стасу и говорю:

– В тачке есть канистра с бензином. Давай спалим это гиблое место.

Когда старый барак полыхает, стонет, окончательно умирает, хороня вместе с собой все грязные тайны прошлого и настоящего, и озаряет пламенем весь грёбаный наркоманский район, я произношу:

– Поехали, Стас. Хочу в душ и спать.

Стас хлопает меня по плечу и говорит:

– К своей девушке пару дней не заявляйся. Ты после подобных дел всегда точно зверь. Напугаешь её, Данте.

– Иди на хер, – отмахиваюсь от него и сажусь в тачку.

Где-то вдали уже слышны звуки сирен: пожарные и полиция спешат на помощь.

К счастью, трухлявый барак сгорает быстрее.