…не разбрасывать, а собирать, не уничтожать, а творить – творить память.
Ф. Е. Василюк. «Пережить горе»
Дневник Ольги
18.09.2015, Люксембург
Наташа и Таня были подругами. Я встряла в их жизнь в сопливые восемнадцать. У обеих за плечами были мужья и взрослые сыновья, институт, где преподавали на одной кафедре, и защита кандидатских плюс недавно родившиеся дети. У меня – окончание школы, первый опыт взрослой жизни – работа в издательстве, подготовка к поступлению в Полиграфический и Наташин сын Кирилл, с которым случился серьёзный роман.
С Наташей, уехавшей с младшей дочерью в Америку, общаемся по сей день. Ни развод с её сыном, ни новое замужество, ни новые дети не помешали нашей дружбе.
С Таней переписываемся, иногда встречаемся. Наша дружба странная. Годами не видимся и ничего не знаем друг о друге. Потом Таня неожиданно появляется в нужный момент.
А с Наташей Таня не дружит больше.
Татьяна
21 декабря 2015 г., в 11:59
…
Ещё ты спрашивал про Ольгу, которую часто упоминаю в письмах.
У меня была подруга Наташа. Жили в соседних домах. Работали на одной кафедре. Воспитывали одинакового возраста детей. Старшие сыновья даже какое-то время учились в одной школе. Младшие дети появились, когда нам было под сорок.
У неё – девочка, у меня опять мальчик. У неё от того же мужа, у меня – от другого.
В начале девяностых Наташа с дочерью собралась уезжать в Израиль, раскопав восьмушку еврейской крови, которую её мама Роза тщательно закопала, выйдя замуж. Приземлилась в Америке, где живёт по сей день. А старший сын Кирилл наотрез отказался куда-либо уезжать.
Дружба наша с Наташей сошла на нет. Сначала я очень страдала, потом привыкла. За двадцать с лишним лет мы виделись всего один раз, когда та прилетала в Москву для замены паспорта.
Остались взаимно разочарованными.
У Кирилла была девушка Оля. Удивительно красивая и трепетная. У них бурлила школьная любовь, которая переросла потом в сложные взрослые отношения. Дело шло к разрыву, но неожиданно закончилось свадьбой. После Наташиного отъезда я стала дружить с Олей и Кириллом. Помогала, заботилась, наставляла, особенно когда Оля забеременела. У неё была тяжёлая беременность и не менее тяжёлые роды.
Жили они плохо. Кирилл был деспотом и грубияном. Нигде толком не работал, перебивался случайными заработками. Когда дочке Сане исполнилось три месяца, Оля, перевязав грудь и оставив малютку на мужа, уехала в круиз от турфирмы «Рондо», где в последние годы работала директором по связям с общественностью. Кирилл, надо отдать ему должное, вполне сносно справлялся с ролью няньки.
Вернувшись домой, Оля поняла, что никаких денег не нужно, если она оторвана от своей малышки.
Вскоре Оле предложил работу с достаточно вольным графиком один из круизных клиентов её турфирмы. Она с радостью согласилась. Спустя год у них с этим новым начальником – Дмитрием Дмитриевичем, Митей, случился служебный роман. Кирилл, успев как следует помучить, в конце концов цинично выгнал её с дочерью из дома. К нему Оля больше не вернулась. Сначала жила с Саней у родителей, потом снимала квартиру. Митя был женат. Имел с женой совместную собственность и шестнадцатилетнюю дочь, которая часто забегала к отцу на работу. Девушки, несмотря на довольно большую разницу в возрасте, даже успели подружиться.
Когда все обо всём узнали, разразился скандал. Митя ушёл от жены и сообщил о новых отношениях друзьям и коллегам. Оля тяготилась своим неопределённым положением, но стойко всё переносила. Я, как могла, поддерживала влюблённых, даже стихи написала и посвятила Мите:
Чую, что наши срослись судьбы,
Так же, как эти срослись фразы.
Встретимся ежели в День Судный,
Что это я, ты поймёшь сразу.
Чую, мой космос и твой космос
Объединили в одно поле,
Чтобы ковром положить после
Под ноги красоте – Оле.
Много воды и нервов утекло, прежде чем Митя официально развёлся с первой женой и женился на Оле. У них родилась вторая дочь Нина, а через несколько лет – сын Петя. В новую обеспеченную Олину жизнь я не вписывалась. Дружба вскоре прервалась – Оля с Митей и общими детьми неожиданно уехали в Европу. В России осталась старшая дочь Саня, студентка университета.
Спустя годы Оля неожиданно позвонила мне. Она прилетела из Люксембурга спасать тяжело заболевшего Кирилла, отца Сани. У него начинался сепсис, грозила ампутация ноги. Надежда была только на чудо. Оля нашла нужных врачей, ногу спасли, но главные мышцы пришлось удалить. Кирилл навсегда стал инвалидом. Нужен был человек, который помог бы организовать его жизнь после больницы. По старой памяти Оля обратилась ко мне.
В тот её приезд мы так и не повидались, но стали регулярно переписываться. Сначала по вопросам, связанным со здоровьем Кирилла. Потом я попросила Олю отредактировать сборник моих стихов. Она в ответ прислала несколько своих рассказов. Наши отношения возобновились.
Мы никогда не осознаём до конца воздействия того или иного события в нашей жизни, мы даём ему название, которое в корне неверно. Сама жизнь – взлёты и падения.
Клайв Стейплз Льюис. «Боль утраты»
Татьяна
16 мая 2016 г., в 11:59
Оля, привет!
Соскучилась по тебе – отзовись.
Как ты? Что нового? Жду весточки.
Ольга
16 мая 2016 г., в 13:34
Дорогая Татьяна Владимировна.
Вы просите написать о себе. Последняя новость – для меня важная и волнующая. Давно в Фейсбуке подписана на писателя Татьяну Толстую. Где-то год назад прочла, что в Переделкино она вместе с профессором МГУ Марией Голованивской организовала курсы поэтов. Я тогда восхитилась идеей и сожалела, что они не сделали таких курсов для прозаиков. И тут читаю совершенно случайно, что зимой такая школа уже состоялась. Были приглашены для лекций и семинаров интересные люди: писатели, журналисты, художники-иллюстраторы, издатели. Что школа эта сотрудничает с журналом «Сноб» и многими другими изданиями и содействует продвижению талантливых молодых дарований. И что они организуют новый летний курс как раз в те даты в июне, когда я планировала быть в Москве.
Я страшно разволновалась и решила поучаствовать в конкурсе, но увидела, что набор закрыт 1 мая. Дело было 2 мая.
Я, конечно, расстроилась, а потом написала ироничное письмо о том, что вот вечно опаздываю в последний вагон, и приложила рассказ. Каково же было моё изумление, когда наутро получила положительный ответ. Меня взяли, несмотря на то, что набор закончен.
Так что сам Бог велел – еду в Москву учиться! Уже получила кучу заданий перечитать много классики и написать рассказ об одном дне, который должен либо изменить героя, либо ситуацию. Очень надеюсь на беседу с Вами и Вашу консультацию как коллеги по близкому цеху:-).
Заранее решила отправить Вам свои наброски, чтобы Вы смогли дать мне советы и, возможно, как говорит моя подруга, «раздать пряников».
Это рассказ «Птичка-невеличка».
А от Вас жду новых стихов.
На окраине большого северного города жила дружная птичья семья. Папа – ясное дело, Орёл, мама – Жар-птица, и три птенца – Ласточка, Птичка-невеличка и Воробушек. Но поющей птичкой была лишь одна, та, которая Птичка-невеличка. Не только семья, но и вся птичья слобода просыпалась рано утром под её смешливое «А сили бичиби, а тули у нуму…».
Вот уже полгода как Птичка-невеличка замолчала. Вместо её чуднóго пения по утрам слышались свистящие хрипы и душераздирающий сухой кашель и тихие стоны. Это был птичий «коклюш». За год до того, когда пришло время делать прививку, она сильно простыла и была слишком слабой, по мнению врачей-орнитологов, для такой атаки на иммунную систему.
Сначала Птичку возили к академическим светилам и поили антибиотиками, потом, отчаявшись, – к гомеопатам и травникам. Улучшений не было, и тогда Орёл и Жар-птица, узнав, что сильно разреженный воздух может вылечить от этого недуга, предприняли ещё одну попытку – поднялись с ней высоко-высоко в горы. Не помогло. И они сломались, смирились и малодушно сделали вид, что ничего не происходит. Птичка уже не только не пела, не летала, но и всё реже и реже скакала, скорее, медленно ходила на своих тонких лапках, согнувшись, как старушка, ничего почти не ела и таяла на глазах.
Между тем надвигалась зима и вместе с ней холода и морозы, и птичья семья решилась, несмотря ни на что, полететь в тёплые края, к морю. На этот раз компания пернатых друзей-интеллектуалов, тоже со своими птенцами, зазвала их в удивительную далёкую страну – Израиль. Была составлена культурная программа с посещением Иерусалима, а затем уже спланирован долгожданный отдых на море, в Эйлате.
В первый же вечер в Тель-Авиве, на закате, птичья братия собралась на берегу моря. Все были уставшие после долгого, изнурительного перелёта. Но радость переполняла стаю – добрались до зимовки без потерь и приключений. Несмотря на благодушное настроение компании, Жар-птица ощущала молчаливый упрёк за своё легковерное материнское решение взять с собой больного птенца. Нет, друзья ей ничего не говорили, но на каждый приступ кашля Птички нарочито громко вздыхали, качали головами и похлопывали себя крыльями. Жар-птица пыталась оправдываться и объяснять, что болезнь эта незаразная для тех, кто делал прививку, а ведь сделали все, она специально опрашивала перед отправлением в дальние края, так что и нечего волноваться. Но в душе понимала, что осуждают за другое. За её засветившиеся от счастья глаза, за перья, заигравшие на солнце всеми цветами радуги, за непозволительное блаженство от южного тепла и моря в тот момент, когда надо скорбеть, потому что болезнь побеждает, а их Птичка уходит.
В то утро в отеле «Птичья гавань» они опять проснулись от кашля Невелички, и Орёл решил, что нельзя её брать на весь день на экскурсию.
– Она совсем там обессилит, надо кому-то из нас с ней остаться, – сказал он печально.
Жар-птица тут же прощебетала, что, конечно же, останется с ней, ещё будет время, они обязательно прилетят в Израиль и увидят Иерусалим, «а ты, Орёл, отправляйся со всеми на экскурсию».
Она быстро собрала старших птенцов и мужа и уже хотела прилечь в гнездо вместе с малышкой, обнять её горячее от температуры прозрачное тельце, прижаться, когда все улетят, и вдыхать её запах, пока ещё можно, пока он источает жизнь, как вдруг Орёл, уже на выходе, обернулся и очень уверенно произнёс:
– Собирайтесь. Вместе полетим.
И вновь она засуетилась, запрыгала вокруг гнезда, пытаясь приподнять Невеличку. Та не шевелилась. Тогда Орёл нагнулся, обхватил кроху своими мощными крыльями и нежно уложил на плечо её слабую головку.
Когда они, извинившись за опоздание, присоединились к компании, друзья вытаращили глаза, но промолчали, вновь с осуждением закачав головами. Всю экскурсию Орёл носил Птичку на себе. Она лежала как тряпочка, лишь изредка приподнимала тонкую шейку, смотрела куда-то вдаль невидящим взглядом и опять тихо ложилась ему на плечо.
У Стены Плача Жар-птица страстно разговаривала с чужим ей Богом и одновременно дрожащими коготками тщательно засовывала в крохотную расщелину в стене начерканную наспех записку с мольбой о выздоровлении Птички-невелички. Шептала ему о том, что готова, умерев зимой, как это происходит год от года с жар-птицами, отдать малышке свой дар возрождаться каждой весной, лишь бы та не болела больше и жила, жила. Видимо, растратила все эмоции, потому что, обернувшись, заметила, что Невеличку держит не Орёл, а их друг Аист, и даже не удивилась.
Но вдруг что-то тяжёлое и тёмное ухнуло в сердце, пронеслось мимо, подняв пылевой вихрь и задев могильным холодом её крылья. Жар-птица словно во сне поглядела немного вбок и увидела на Стене искажённую неровностью древних глыб страшную тень гигантской хищной птицы, распустившей когти над одинокой фигурой на мужской половине древней святыни. А спустя мгновение поняла, что эта фигура – её Орёл. Он стоял, почти вплотную к плитам, прикрыв глаза, и будто немного раскачивался. Горделивый Орёл-безбожник, Орёл – царь всех птиц, согбенно стоял у Стены Плача в чёрной кипе, опустив крылья и голову в немом страдании, и ничего вокруг не замечал.
Жар-птица не моргая смотрела на тень, приготовившуюся к атаке, затем подняла голову. Никого. Тень без хозяина. Липкий животный страх захватил, сковал, но продержался недолго – глухое, рокочущее возмущение подступило к горлу. Ей нестерпимо захотелось взлететь и сжечь дотла своим волшебным огнём чудовищную картинку. Она взмахнула крыльями и вот уже собралась воспарить, как увидела, что тень, вздрогнув в полуденном мареве, стала быстро растворяться, словно древняя фреска под прямыми лучами солнца. Спустя мгновение от неё не осталось и следа. В этот же миг в сердце Жар-птица ощутила необыкновенную благость, которая стала разливаться по всему телу. Она посмотрела на свои крылья. Медленно они покрывались золотом. Такое с ней и раньше происходило, правда, редко, в особых случаях. Подобные метаморфозы всегда объяснялись торжественностью момента, будь то первая, судьбоносная встреча с Орлом или рождение их птенцов. Сейчас она не понимала символичности своего преображения. Она не понимала и того, что делал её Орёл у Стены, но ни тогда, ни потом не говорила с ним об этом эпизоде.
О проекте
О подписке