4. Влюбленность не болезнь? Я б поспорила!

Некоторое время назад

– Что на этот раз? – сквозь собственные всхлипы в ладони слышу шепот Янки, а через секунду чувствую, как подруга садится слева от меня. К поглаживаниям по спине присоединилась вторая рука.

– То же самое, – отвечает ей Майя, что сидит от меня справа. – Матвеев с новой девицей. И с кем!

– С кем?

– С Зориной!

– С Кристиной?!

При упоминании выскочки Зориной я рыдаю сильнее. Обидно, не могу! Ладно бы какая–нибудь София Гладова – мисс университет прошлого года – красавица, отличница, моделью подрабатывает в местном журнале.

А то Кристина Зорина – наша староста и мышь серая! Смотреть не на что.

– Надолго ли, – утешает меня Яна, заправляя мне волосы за ухо. – Он их каждый день меняет.

– Целовались они, – выкладывает еще одну порцию Майя.

– И–и н–не толь–о–ко, – ударяюсь в новые рыдания.

Перед глазами стоит отвратительная картинка, которую мне довелось сегодня увидеть. Мало того, что Арсений пришел в кафе с Кристиной, так он ее, гад, завел в туалет, куда буквально через минуту случайно зашла я. Туалетная комната небольшая, рассчитана на одного посетителя и с добротным замком.

А эти… Не закрылись!

И в тот момент, когда Сеня задирал юбку своей новой подружки, одновременно с этим пихая свой язык в рот Зориной, вошла я!

Они меня даже не заметили в порыве страсти!

А в меня будто кол всадили. В самое сердце!

Выскочила оттуда как ужаленная, дверью хлопнула со всей дури и свет им вдобавок выключила!

А теперь реву в окружении сочувствующих подруг. Увы, не в первый раз.

Моя влюбленность похожа на болезнь. Я натуральным образом чахну, страдая по парню, который на меня внимания почти не обращает. Почти – то есть иногда он, сидя за столиком в кафе, где я подрабатываю, кидает на меня заинтересованные взгляды. Думаю, ему доложили, что я к нему одержимо неравнодушна и ему это льстит. К нему многие девушки неравнодушны. Некоторым он отвечает взаимностью, но недолго. Ко мне он не подкатывает. В универе вообще делает вид, что не замечает, даже когда мы сталкиваемся нос к носу.

А в кафе я для него обычная официантка. Обслуживающий персонал. Но один раз он оставил щедрые чаевые. Мне! Я на них распечатала большую фотографию своего кумира и вставила ее в рамку. Висит у меня над кроватью. Теперь я засыпаю и просыпаюсь с Арсением.

– Крис тоже хороша. Знает же, что ты по Матвееву сохнешь и как специально с ним мутит, – шипит Яна. – Увижу ее завтра, все ей выскажу в моську бесстыжую!

– Девочки, да забейте вы на нее, – усмехается Майя. – Он как только уши нашей Кристины увидит, сразу ее бросит.

– А что у нее с ушами? – поворачиваю зареванное лицо к подруге.

– Вы что – не знаете?

– Нет, – таращим с Яной глаза.

– Ну вы даете! У Зориной уши как у обезьяны – оттопыренные, поэтому она всегда с распущенными волосами – прячет их.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спрашиваю.

– Она Альке показывала. Говорит, на операцию копит, чтобы пластику сделать.

– Во–от, – по моим щекам с новой силой начинают течь ручьи, – сделает пластику, станет красивой, и он ее не броси–ит…

– Так, Настька, хорош реветь, – в дверях, оказывается, стоит Галка и слушает наш разговор. – Тема есть! – вытягивает руки с зажатыми горлышками игристого. – Обсудить надо.

Заторможенно моргая мокрыми ресницами, наблюдаю, как со скоростью метеоритов девочки накрывают стол. Первым делом – бокалы. Затем нарезанные дольками апельсины и яблоки, сыр.

– Короче, – разливая шипучку по бокалам, говорит Галка, – у меня на работе одна бабенка мужа с любовницей застала прямо у них дома. Ну, короче, развод, раздел имущества, то, се. И при этом эта женщина мужа любит без памяти. И что она делает? Она едет к одной бабке в деревню, и та дает ей приворотное зелье. Для мужа. Все, развод отменили, второй медовый месяц отмечают. Других баб ее муж в упор не видит. Говорит, как бельмо перед глазами стоит на всех, кто с титьками.

– Ничего себе, – Майя округляет глаза. – Бабка, наверное, очень сильная. Я бы тоже от зелья не отказалась, жаль, мне приворожить некого. Не встретился мне еще мой ненаглядный.

И я бы не отказалась. Если бы верила, что это реально работает. Увы, мы живем не в сказке.

Наши бокалы с шипящим напитком соприкасаются с тихим дзынь. Пьем.

Девочки многозначительно переглядываются, стреляя глазами друг в друга.

– Эй, вы что задумали? – по очереди обвожу каждую пытливым взглядом.

– Настюха, а давай твоего Сеньку приворожим? – выдает Яна.

– Чего? – пузырьки ударили в нос, я закашлялась. – Зачем?

– Как зачем, Нестерова? Ты же его любишь?

– Люблю.

– А мы ему чуть–чуть поможем, чтобы он в тебя тоже влюбился. А то год прошел, а страдаешь все больше.

– Реально, Настька, ты утомила уже всех своими слезами. Давай действовать, – кучно наседают девочки.

– Нет–нет–нет, – машу руками, нисколько не обижаясь на правду. – Я так не хочу. Я хочу, чтобы он сам, осознанно. Да и не верю я во все эти приворотные средства.

– В любви все средства хороши. Короче, с меня адрес, с тебя желание. Вместе поедем.

– Я не желаю!

Желаю! Всеми фибрами своей души желаю!

Но!

Я боюсь, что понадеюсь на зелье, а оно раз – и не сработает. И тогда надежды на счастливое будущее с Арсением точно не останется! Она и так тает с каждым днем все сильнее.

.

На поездку в деревню со странным названием Лопушки долго уговаривать меня не пришлось. Желание быть с любимым оказалось сильнее всяких там «верю–не верю».

А вдруг получится? Ну вдруг?!

Долго, очень долго мы трясемся в холодном автобусе, едем по заснеженным полям с редкими деревьями и сорочьими гнездами на их макушках.

Ни Майя, ни Галинка не смогли поехать с нами, поэтому едем мы вдвоем с Яной. Она, как первая зачинщица этой аферы, просто не имела права слиться.

Осененные Галкиным крестом, сдобренные напутствиями удачи, одетые в свои самые теплые вещи, сидим в старом скрипучем Пазике, гадая, доедем мы на нем до конечной точки или он развалится посреди полей и сугробов.

В автобусе кроме нас двоих еще человек десять пассажиров, но чем дальше мы едем, тем людей становится меньше. Один за другим они выходят на редких остановках.

– А Лопушки скоро? – не выдерживает подруга после очередной остановки и, привстав, кричит водителю.

– Скоро, – доносится до нас грубый мужской голос.

– Сколько еще ехать по времени?

– Сколько надо.

– Редиска… – шипит Яна. Откидывается на спинку сиденья, сложив руки на груди и набычившись. – Никакой клиентоориентированности.

Согласна!

Мне хочется напомнить Янке, что это, вообще–то, ее идея ехать к черту на кулички на автобусе, а не на такси, но подругу жаль и я молчу. Только кладу голову ей на плечо и прикрываю глаза.

Вот бы правда получить приворотное зелье.

Так и вижу, как Арсений Матвеев его выпивает, ничего не подозревая и мгновенно в меня влюбляется.

Интересно, как долго оно будет действовать? А если у него ограниченный срок?

Я привыкну к Арсению, влюблюсь еще сильнее, а зелье раз – и испарится, выписается, вычихается.

Надо спросить у колдуньи как ее средство работает.

Если она даст мне его – это средство.

– Кому там Лопушки нужны были? – басит на весь салон мужской голос. – Приехали!

– Ян, Ян, – толкаю подругу. Мы, оказывается, с ней одновременно уснули.

– А? – не открывая глаз.

– Вставай, приехали. Наша остановка.

Протискиваемся по узким проходам к выходу.

– Обратно вы во сколько поедете? – тормознув перед дверью, спрашиваю водителя автобуса.

– Через два часа, – буркнул бородатый дядечка в солнцезащитных очках и вязанной шапке, что пирамидой возвышается на его, подозреваю, лысой макушке. Даже головы в мою сторону не повернул. Или замерз, или по жизни такой недовольный. Наверное, его тоже никто не любит.

– Через два часа на этой остановке? – уточняю.

– На этой через три.

Понятно, что ничего не понятно. Ладно, не маленькие, разберемся.

Выходим.

Автобус, чихнув и обдав нас выхлопным дымом, уехал и через минуту слился с белым полем.

– Нам куда?

Осматриваемся.

– Туда, – уверенно указывает Яна на свороток с дороги.

Идти все равно больше некуда. Автобус уехал вперед, назад – мы только что оттуда, а тут что–то похожее на накатанную дорогу, ведомую неизвестно куда, и одинокий дорожный знак, указывающий на Т–образный перекресток.

5. Для счастья никаких денег не жалко

Чистейший зимний воздух звенит и искрится в солнечных лучах. Плотный снежный покров ослепляет до слез. Синее–синее небо так и манит взмахнуть руками и взлететь лебедем.

Если идти быстрым шагом, то не сильно холодно, только мерзнет лицо. Легкий ветерок щиплет кожу. И только снег под ногами радостно хрустит, приветствуя двух сумасшедших девчонок в бескрайнем чистом поле.

Ни разу не пожалела, что надела под пуховик толстый свитер с высоким воротником и утепленные зимние штаны, которые каким–то чудом оказались в моем гардеробе.

Янка, по–моему, сама не рада, что затеяла эту поездку. Натянув до глаз махровый шарф и сунув руки в варежках в карманы пуховика, молчит, пыхтит и упрямо прет вперед как танк.

Стараюсь идти в шаг с подругой.

Почему девочки решили, что мне одной очень–преочень нужно приворотное зелье для Матвеева? Неужели я их действительно настолько задолбала слезами?

Ну… да.

Реву я в последнее время часто. Матвеев как нарочно ходит чуть ли не каждый день в кафе с новой девушкой. Будто поставил себе цель извести меня окончательно. И улыбается, гад, своими ямочками и шикарными белыми зубами. А у меня от его улыбки крыша едет и ноги подкашиваются. А еще несколько выговоров и последних предупреждений от администратора за «случайно» вылитые напитки на наших посетительниц. Которые, на минуточку, приходят с Арсением и с восторгом заглядывают ему в рот. Вот и приходится их немного приземлять.

– Ян, ты уверена, что мы идем в верном направлении?

– А то, – едва ворочая замерзшими губами, храбрится подруга. Зубы постукивают. По краю шарфа и на ресницах образовалась снежная опушка. Янка похожа на снегурочку.

– Лопушки! – радуется моя спутница, завидев вдали печные трубы с серым дымом.

Воспряв духом, спешим вперед.

– Так, нам нужна улица Центральная, дом пятнадцать. Нам туда, – Яна показывает направление в глубь деревни.

– Почему туда?

– Потому что Центральная улица должна быть по центру, логично?

Целеустремленно шагаем вперед, по пути крутим головами, пялимся на дома и покосившиеся избушки по обе стороны от нас, выискивая название улицы. Если бы не дым из труб, я бы подумала, что деревня давно вымерла. На улице ни души и даже собаки не гавкают.

После городских высоток как в сказку попали. Того и гляди из какого двора Баба–Яга с коромыслом выползет.

Но нет. На наше счастье, навстречу нам попался дедок. В валенках, фуфайке и ушанке. С белой густой бородой по грудь. С каким–то серым мешком за спиной, который он удерживает обеими руками, а сам сгибается под его тяжестью.

Колоритный старичок. Надень ему красный халат, шапку с меховой оторочкой, вручи посох и мешок с подарками – вылитый Дед Мороз.

– Здравствуйте, дедушка! – поздоровалась с ним, сравнявшись, Яна.

Старичок остановился. Не торопясь, опустил ношу на снег под ноги, выпрямился.

– И тебе не хворать, красна девица, – с любопытством разглядывает нас – Никак к Марьянке нашей приехали?

Обрадовано переглядываемся. А гадалку–то нашу Марьяной зовут. Популярная бабушка, раз тут ее все знают. Значит, мы на верном пути!

– Да–да, к ней. Подскажите, где ее дом?

– Тыща, – шмыгнул красным носом дед.

– Чего тыща?

– Тыща рублей, скажу, как пройти.

– Вот еще! – взбрыкнула подруга. – Сами найдем!

– Не найдете, – уверено заявил дедок. – Никто самостоятельно найти не может.

– Ян, – взмолилась я, – давай дадим ему тыщу, а то пока нужный дом найдем, на обратный автобус опоздаем.

Если еще дойдем обратно до остановки. Мороз крепчает, того гляди превратимся в ледяные статуи. Надо было сюда на такси ехать!

– Ладно… Сто рублей дам, – Яна, проворчав, полезла в нагрудный карман за кошельком.

– Тыщу, – стоит на своем мужик.

– Пятьсот, – подруга вытаскивает купюру.

– Тыщу.

Дед не слепой, разглядел, что в кошельке есть еще деньги. Мы специально сняли в банкомате наличку на тот случай, если гадалка далека от цивилизации и переводом ее услуги оплатить будет невозможно. Хотя сколько стоит приворотное зелье мы от Галки так и не узнали.

– Грабеж средь бела дня! Нате вам тыщу! – Яна сунула две бумажки в скрюченные пальцы деда. Деньги мгновенно исчезли в его толстых варежках. – Куда идти? Эй, дед? Дорогу покажи!

– А вот ее дом, – отбежав на приличное расстояние, крикнул дядька и показал на ближний к нам дом. А на фасаде крупными буквами и цифрами написано «Центральная 15».

Это первый дом в деревне, на котором мы вообще увидели название улицы.

– Шарлатан! – затрясла красным кулаком Янка.

Что ответил нам недедмороз, можно только догадываться, но сдается мне, это было что–то вроде «Сами дуры».

– Я же смотрела на этот дом! Не было там вывески!

– И я смотрела! Не было!

Оглядываемся назад. Деда нигде нет. Исчез. Испарился. В воздухе растворился, инеем рассыпался.

– Чертовщина какая–то.

– Идем? – неуверенно.

Верить во что–то сверхъестественное мозг отказывается. Это просто наша невнимательность. Коллективная.

– Идем.

Подходим к дому ближе.

Дом как дом. Зеленый, одноэтажный, с шиферной крышей под пирамиду, высокой трубой из красного кирпича. Три окна со шторами внутри и ставнями снаружи глядят на улицу. Палисад из частокола, ворота высокие. Ничего общего с избушкой на курьих ножках или землянкой, как я себе представляла жилье бабки–гадалки.

– Ну, дым из трубы идет, значит, дома кто–то есть.

– Эт–то хорошо, – стучат мои зубы. – Сейчас бы к печке. Или на печку. Ноги замерзли.

– Я вообще вся за–замерзла.

Осмотрев калитку и ворота на предмет звонка и не найдя его, стучу. Звук на морозном воздухе звонкий, громкий, с эхом на всю деревню.

По ту сторону заливается лаем собачонка.