Вот совсем стемнело на улицах Копенгагена. В каждом окошке зажглись огни, за окнами виднелись нарядные хозяйки и служанки, занятые хлопотами у праздничных столов. Прохожих почти не осталось, а те, кто были – очень торопились домой или в гости. Сочельник…
Этьен сидел на скамейке, грыз яблоко и глазел в окна. Видно, спешить ему было некуда.
К Этьену подсел Черный Пит – в образе хмурого коротышки в мешковатом костюме и с тростью в руке.
– Здорово, – скучно сказал Пит и положил обе руки на набалдашник трости.
– Здорово, коли не шутишь, – равнодушно ответил Этьен и, не глядя на Пита, протянул ему второе яблоко.
– Ты разве знаешь меня? – подозрительно спросил Пит и оглядел свой костюм.
– Черт или трубочист, – хмыкнул парень, скосив на него глаза.
– Я не… – вспылил было Пит, но одумался и лишь махнул рукой в досаде, надкусил яблоко и тут же отшвырнул его, – Кислятина! В общем так. Хочешь стать жирным и бородатым?
Этьен хохотнул:
– Почему бы нет? Только лет через тридцать.
Пит тут же торопливо вытащил из кармана свиток, развернул его.
– Значит, не хочешь! Тогда поставь свою подпись тут! – и он ткнул пальцем с грязным ногтем на пустое место под текстом, а текст тут же стал зачитывать скороговоркой, – Я, Этьен, категорически отказываюсь от предложенной мне роли…
Но Этьен вдруг прервал чтение, положив на бумагу руку.
– Есть работенка, приятель? Что надо делать? Я готов к любой роли.
– Узурпатор! – Пит сердито свернул свиток, слез со скамейки и зашагал по мостовой, покрытой тонкой морозной корочкой.
Он шел, опираясь на трость, как положено господину в летах. О чем Пит думал сейчас? Ну, представьте, что у вас была мечта, и вы лелеяли ее не год и не два – а несколько столетий! А когда замаячила возможность осуществить мечту, появляется какой-то проходимец – и все! Полный крах-тара-рах!
– Узурпатор! – шипел Пит, стуча тростью по мостовой.
А рядом с ним трусцой бежал Этьен.
– Стой! Куда ж ты? Так что за работа? Я совсем на мели!
Пит бросил раздраженно:
– Сказки рассказывать. Девчачьи.
Но проходимец, кажется, только обрадовался, улыбается – рот до ушей:
– Сказки? Девчачьи? Да запросто! А как насчет гонорара?
Пит резко остановился, поджал губы, вобрал воздух в грудь и тут же шумно выпустил его через ноздри. Попыхтел-попыхтел. А приказ Юлемандена нужно исполнять, нравится это Питу или нет…
– Бессмертие! Или сумма его стоимости в пересчете на местную валюту с учетом индексации, – тут Черный Пит посмотрел на Этьена, ехидно прищурясь, – Но есть одно ужасное условие!
– Какое?
– Придется остаться холостяком. Навечно. Холостая жизнь и бессмертие. Или наоборот. Ты взвесь последствия…
– Всего-то? – обрадовался Этьен, – Тогда по рукам!
Я не сказала вам, что трактир, в котором жила и работала Адель, стоял сразу за шлагбаумом на выезде из Копенгагена. С одной стороны дороги тянулось мрачное в это время года поле. С другой – мрачный в любое время лес.
Никогда в ночь на Сочельник тут не проходили путники…
Вот над полем покатилась полная луна и осветила трактир. Двери заперты, окна темны. И лишь в чердачном окошке мерцает свеча.
Свеча стоит в кружке, кружка – на подоконнике.
Новогодний шар легонько покачивается и кружится на еловой ветке.
Адель протянула руку к замедлившему свое вращение шару, вновь крутанула его. И чердачная каморка заискрилась бликами, нарисованная тройка лошадей, несущих карету, помчалась куда-то, а франтоватый кучер защелкал длинным кнутом. Девушке даже почудилось, что бархатные шторки раздвинулись, и в глубине кареты мелькнула печальная дама, укутанная в меха.
Адель поежилась: как же все-таки холодно. За окном завыла метель.
В это время у порога трактира юлой заплясал метельный столбик, докрутился до самой двери, снег осыпался – и на крыльце оказались мрачный Пит и веселый Этьен. Этьен стряхнул с плеч остатки снега, поднял лицо к полной луне. И отчего-то луна показалась ему подобием рождественского шара…
А в стеклянном шаре на чердаке вдруг отразилась серая кошачья морда…
И тут же снизу в каморку долетел грубый голос трактирщицы:
– Адель!
От неожиданности Адель вздрогнула, а шар – о, ужас! – соскочил с ветки, упал на пол и разбился…
Девушка, не веря своим глазам, сползла с табуретки, опустилась перед осколками на колени.
Она смотрела на осколки и по щекам ее текли крупные слезы. В одном осколке отразилась семья за столом, на столе – рождественский гусь, мать качает Адель, завернутую в пеленки. В другом осколке – умирающая мать держит крошку Адель за руку. В третьем осколке – малышку Адель тянет за собой трактирщица. И во всех мелких кусочках – Адель, сочиняющая письмо Юлемандену…
– Адель! – раздался все тот же противный голос.
И девушка пулей вылетела из чердачной каморки. Послышался топот бегущих вниз по лестнице девичьих ног…
А на чердак, в щель от неприкрытой двери вновь заглянул чрезвычайно упитанный серый кот.
Кот приметил, как из норки осторожно вылезла толстая мышь. Мышь повела усами, быстро пробежала к самому большому из сверкающих осколков разбитого шара и заглянула в него…
Что это?! Неужто, волшебство? В зеркальном осколке вместо мыши отразился усатый дородный купец! Мышь радостно запищала, даже встала на лапки, поворачиваясь боками – и, гляньте-ка, в отражении купец точно так же стал крутиться, туда бочком, сюда бочком…
Тут скрипнула дверь, мышь оглянулась – увидела кота, кажется, он готовился к прыжку… Но не успел кот сказать «мяу!», мышь прошмыгнула назад в свою норку.
А Адель бежала по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и внизу плюхнулась прямо в живот толстой трактирщицы.
– Опять бездельничала, паршивка?
Трактирщица подняла, было, свою ручищу, чтобы ударить служанку… Ах, я и забыла сказать, что девушка жила здесь в прислугах! …Но в тот же миг раздался сильный стук в дверь.
Трактирщица опустила руку, поскребла щетинистый подбородок и произнесла:
– Кого это принесла нелегкая?
Она повела носом в сторону двери, будто хотела унюхать: что за смельчак постучал в ее трактир в ночь на Сочельник.
Зал трактира был освещен лишь от тлеющих углей огромного камина. На очаге висел здоровенный котел. И всюду свисали на нитках пучки сухих трав, видать, хозяйка знала в них толк.
Посреди зала стоял большущий стол, да какой же трактир без стола? А по бокам стояли длинные лавки. Под лестницей, по которой только что спустилась Адель, была устроена ниша со всяким скарбом, ее прикрывала цветистая занавеска. Имелась и стойка, за которой трактирщица в обычную пору наливала гостям напитки. Прямо за стойкой – дверь на кухню. А по стенам висели лесные трофеи: рога и чучела, клыки да когти. Бррр!
Вот таким был этот придорожный трактир с толстой, из столетнего дуба, входной дверью. Впрочем, захаживали сюда лишь самые отчаянные путники да охотники, им нравилось такое убранство.
А на пороге под качающейся от метели вывеской прыгал продрогший Этьен. Парень настойчиво стучал в дверь кулаком:
– Эй! Есть кто? Откройте!
Трактирщица стояла, опершись толстыми руками о стол. Открывать явно не торопилась.
– Посмотри-ка в щелку, стоит ли впускать этого разбойника! – шепотом приказала она Адель.
Девушка на цыпочках подошла к двери, заглянула в дверную щель и разглядела Этьена, он стоял, пританцовывая.
По лестнице в зал спустился жирный серый кот, оглядел Адель и хозяйку, и вскарабкался на подоконник с замерзшим окном.
– Да откройте же, я околел совсем! – прокричал с улицы Этьен.
Кот улегся на подоконнике. А с той стороны окна Пит подышал на замерзшее стекло и на стекле сразу оттаял лед. Кот зевнул, мельком глянул в оттаявший круг и – шерсть на нем встала дыбом: прямо на него с той стороны окна смотрел Черный Пит. Кота с подоконника как ветром сдуло, и он прыгнул прямо на толстый загривок Трактирщицы.
– Эй, безобразник! – удивилась та и вновь подозрительно повела носом, – Что-то тут нечисто.
И все же трактирщица ничего не учуяла.
А Пит протиснулся сквозь стекло и, невидимый для девушки и хозяйки, соскочил с подоконника на пол. Кот, глядя на Пита, только таращил глаза и шипел.
– Чего уставился? – сказал коту Пит, – Терпеть не могу котов.
Этьен все стучался, трактирщица раздумывала, Адель смотрела в замочную скважину. Пит щелкнул пальцами, и тотчас у камина появилось невидимое кресло с пледом. Пит уселся в кресло, укутал озябшие ноги. Кот от такой наглости оцарапал трактирщице шею и та, разозлившись, скинула его с себя:
– Когти распускать? А ну, брысь!
И кот забился под лестницей, с опаской поглядывая на Пита из-под занавески.
– Да откройте же! Я заплачу! – молил Этьен.
Трактирщица оттолкнула Адель и сама глянула в дверную щель.
– Нищий музыкантишка с лютней, – презрительно сказала она, разглядев гостя, – У них вечно ни гроша за душой. Не открывай.
И она прошла на кухню и стала там греметь кастрюлями.
– Эй! Мороз крепчает! – кричал Этьен.
Адель очень испугалась.
– Госпожа, пусти его на ночлег!
– Пусть идет восвояси! – откликнулась трактирщица.
И снова стук в дверь, но уже намного, намного слабее. Пит зевнул в кресле.
– Откройте ради святого Рождества! – донеслось с улицы.
Адель, ни секунды не медля, взметнулась по лестнице вверх, в свою каморку и тут же вернулась, в руке у нее был мешочек с монетами. Трактирщица вышла из кухни, она жевала кусок оставшегося с ужина мяса.
Служанка высыпала себе на ладонь все деньги, что были в мешочке. Хозяйка взглядом посчитала монеты и утерла рот кулаком.
– Госпожа, – горячо заговорила Адель, – Матушка в детстве мне говорила, если в такую ночь постучится гость, я должна принять его как принца, потому что…
И Адель запнулась, слова комом встали у нее в горле. Трактирщица усмехнулась.
– Это все, что у меня есть, – вздохнула Адель, – Я сама заплачу за его ночлег.
– И дуреха же ты, – хмыкнула трактирщица и сгребла монеты с ее руки, – Ладно. Впускай. Да не жги свечу.
И трактирщица тяжело поднялась по лестнице – на второй этаж, где были комнаты для гостей и ее собственная спальня.
Как только хозяйка ушла, Адель отперла дверной засов…
Вместе с Этьеном в зал ворвалась метель и пробежалась до очага. Но девушка быстро захлопнула дверь и заперла засов.
– Прошу вас, входите, грейтесь!
– Вы меня чуть в ледышку не превратили! – проворчал Этьен, снимая шляпу и стряхивая с себя гору снега, лютня за его спиной при этом жалобно всхлипнула, – Это ведь трактир, я не ошибся?
Адель схватила его шляпу и устроила ее сушиться на каминной полке, потом быстро раскочегарила неостывшие угли и подбросила в разгоревшийся огонь поленце. Камин запылал.
– Так почему же вы, хозяюшка, не открывали? – Этьен так продрог, что не мог разжать окоченевшие руки в рваных перчатках.
– Что вы, я простая служанка, – рассмеялась Адель, – Давайте, я просушу вашу шубу. И, прошу вас, грейте руки у камина! Хотите, я сделаю грелку?
– Шубу? – удивился парень и стал расстегивать непослушными пальцами единственную пуговицу своего плаща, который носил и зимой и летом.
Адель бросилась ему помогать.
– Кхе-кхе! – услышал Этьен за плечом, обернулся и лишь тут заметил Пита – тот уютно устроился с пледом в кресле-качалке.
– Спроси про девочку, болван!
Наконец, Адель помогла гостю снять плащ и растянула его у камина – сушиться. Этьен разглядывал убранство трактира.
– А разве она тебя не видит? – тихо спросил у Пита парень.
Кот жалобно мяукнул из-за ситцевой занавески.
– Успокойся, не видит. Да, похоже, она сейчас вообще не видит никого, кроме тебя, – хохотнул Пит.
И тут в его руке появилась трубка, он вставил ее в рот, затянулся, кашлянул, скривился – и трубка исчезла.
– Всю жизнь хотел попробовать разные такие штуки, – скромно сообщил Пит Этьену, – Должна же быть и для меня хоть какая-то польза в этом деле.
– Не злоупотребляй! – строго сказал Этьен, и Адель обернулась к нему с готовой улыбкой.
– Что вы сказали, сударь?
– Я сказал: не хочу злоупотреблять твоей добротой, – выкрутился Этьен, кивнув на свою одежду.
– Что вы! – воскликнула девушка, – Для меня это в радость!
Этьен положил лютню на лавку. И тут Адель потерла лоб, силясь вспомнить, и сразу вспомнила! Потому что вдруг взглянула на гостя и щеки ее порозовели! Это был тот самый менестрель, что спас ее сегодня из-под лошадиных копыт! Немудрено, что она не узнала его сразу – в трактире стоял полумрак.
– Так. И где же девочка? – спросил Этьен и зевнул.
– Какая девочка? – поинтересовалась Адель, теперь она отчего-то уставилась на свои ноги в штопаных-перештопанных чулках – забыла надеть башмаки!
– Ну, та, что шлет Юлемандену человечков за столом, – проговорил Этьен, его разморило у камина, захотелось поесть, а, может, даже и поспать.
Адель так удивилась, что уставилась на Этьена широко открытыми глазами. Она никогда, ни одной живой душе на свете, не рассказывала про свои письма датскому рождественскому волшебнику!
О проекте
О подписке
Другие проекты