2.5

Полный Ноль.

Мирон в панике посмотрел на старика.

– Здесь был Платон! – вскричал он, хлопнув по металлической поверхности модуля. – Он был здесь вчера, и я… я разговаривал с ним сегодня утром, а теперь его там нет.

Профессор всё еще не понимал. Тогда Мирон набрал полную грудь воздуха, выдохнул и постарался говорить медленно и связно.

Рассказал о брате. О его работе на Технозон. О том, как Платон запустил Акиру, а потом переместил своё сознание в квантовый модуль, слившись, по сути, с Иск-Ином.

Как он сам похитил этот модуль из-под носа службы безопасности компании, как Мелета, вместе с Хидео, выбросилась из окна, а ему пришлось предпринять путешествие в Японию с конструктом, примотанным скотчем к животу.

Профессор Китано слушал молча. Катал по столу хлебный мякиш, затем, извинившись, сходил к кухонным шкафчикам, принёс набор ножей и оселок и принялся править лезвия.

– Ты продолжай, – ободрил он Мирона. – Просто мне так лучше думается.

И он рассказал старику всё. Даже то, как стрелял из пулемета в Чёрных Ходоков в метро и как один из призраков помог ему сбежать от МОСБЕЗ.

На рассказ у старика ушло три ножа и одни небольшие ножницы.

– Ну что-ж, – сказал профессор, поглаживая кончиками пальцев бок конструкта. – Значит, вот на какой путь мы свернули…

– Что вы имеете в виду? – спросил Мирон. Профессор поставил перед ним высокий стакан клюквенного морса, и он пил его мелкими глотками. Морс был пронзительно кислым и ледяным, прямо из холодильника.

– Всегда есть варианты, – пояснил старик, убирая ножи. – Проще говоря, какой дорогой пойдёт человечество, определяют случайности. И – отдельные люди. Такие, как ты и твой брат… Отто Ган, Фриц Штрассман и Лиза Мейтнер открыли расщепление ядра урана – и началась разработка ядерного оружия. Марк Цукерберг изобретает Фейсбук, и это даёт предпосылки к тотальному контролю населения планеты. Вирус разгоняет людей по домам – и вот перед нами Плюсы, а как следствие – Ванна… Теперь – братья Орловские. Которые впервые переместили сознание человека на электронный носитель.

– Я тут ни при чём, – открестился Мирон. – Пусть вся слава достаётся Платону…

– Кстати… – было видно, что старик не знает, как спросить и подбирает слова. – Ты уверен, что это, – он постучал костяшками пальцев по конструкту. – Действительно твой брат? А не просто искусная имитация, Иск-Ин, к которому Платон привил свой профиль?

Мирон честно задумался. Может это быть программа? Искусно созданная, с встроенным умением учиться и развиваться? Практически неотличимая от человека? Может. Если её писал такой гений, как Платон…

– Вероятность есть, – кивнул он. – Но даже если это и так, сейчас его – он тоже постучал по корпусу конструкта – здесь нет. И это меня пугает до чертиков.

– Я, кажется, знаю, в чём дело, – вздохнул старик. – Видишь ли, монастырь окружен непроницаемым экраном, который не пропускает любые излучения. Это сделано для того, чтобы к нам не проникали Сонгоку. Призраки очень сильно влияют на чистоту экспериментов, вот мы и оградились от них высокочастотным барьером. Идём.

Старик поднялся и взял обеими руками, как огромную коробку конфет, квантовый модуль. Уважительно задрал белые лохматые брови – конструкт весил немало – и направился к дальней, самой узкой двери. Мирон думал, что за нею – туалет, и как раз собирался спросить разрешения туда наведаться.

Дверь вела не в туалет, а в небольшую кладовку, заваленную разным хламом. Стопки старинных журналов "Мадо" и альбомов для акварелей, перевязанных крест-накрест бечевкой, громоздились на полу, на полках, из пустых жестянок торчали пучки кистей, стояли открытые коробки с тюбиками краски…

– Моё хобби, – пояснил профессор. – Люблю, знаешь ли, поводить кистью по влажному листу бумаги. Техника сумиё-э, слышал?

Мирон неопределенно пожал плечами. Платон был одержим импрессионистами начала прошлого века: Шагал, Модильяни, Матисс… Но для него это были всего лишь слова.

– Мастер я не бог весть какой, – продолжил старик, без всякого пиетета, пинками, разбрасывая альбомы и тюбики по углам. – Но расслабить ум помогает. Я вообще люблю думать, занимаясь каким-нибудь делом: руки работают, и мозги без дела не остаются.

В полу оказался люк. Старик нажал на какой-то рычаг, спрятанный за полками, и люк сам собой опустился вниз, образовав металлические, как на эскалаторе, ступени. Они уходили в глубину, из которой веяло неживым кондиционированным воздухом и нагретым металлом. А так же слышался негромкий гул работающих приборов и гомон множества голосов.

Старик начал спускаться первым.

– Давай, не стесняйся, – позвал он Мирона. – Ты открыл мне свою тайну, а я взамен открываю тебе свою, – он подмигнул и повернулся спиной.

Мирон помедлил пару секунд, но делать нечего: пришлось спускаться. Он не любил подземелий, ужас, как не любил. Даже таких освещенных и многолюдных, как это. Одна мысль о том, что его могут запереть в замкнутом пространстве, под землей, в обществе нескольких десятков незнакомцев… Впрочем, об этом лучше не думать.

Платон сказал, что старик поможет. Брат сказал, ему можно доверять…

– Да у вас здесь целый дата-центр, – восхитился Мирон, шествуя по проходу между высоких штанг, заполненных серверами. В них, как в узких переулках между небоскрёбами, гулял пронзительный ветер.

– А ты думал? – самодовольно поднял брови старик. – Это моё царство статистики, моё логово. Здесь я слежу за всем, что происходит в мире.

Все люди, которые встречались им на пути, были заняты делом. Одни общались с невидимыми собеседниками, спрятав головы в объёмные шлемы, другие лежали в Ваннах, оборудованных по последнему слову техники, третьи, надев виртуальные перчатки и Плюсы, быстро передвигали что-то невидимое в воздухе. Оперируют облачными базами данных, – понял Мирон.

Выкрашенная в чёрное церковь, – вдруг вспомнил он. – Там тоже было множество людей под землей, целый парк неплохих Ванн и…

– В Москве тоже есть такие места, – сказал он вслух. – А в Подмосковье живут фермеры, которые умеют всё делать своими руками, – самопальная куртка Мелеты и бутерброды с варёной говядиной, которыми она угощала его в катакомбах, наконец-то обрели смысл.

– Конечно есть, – кивнул профессор. – Думаешь, я один такой умный? Есть один умелец в Пуэрто-Рико, так вот он построил настоящую плавильную печь и учиться делать металлические инструменты: плуги, косы, лопаты… Конечно, это капля в море. Можно сказать, хобби – для таких безумцев, как мы. Но, возможно когда-нибудь оно спасёт человечество от полного вымирания.

– И тем не менее, вы вкладываетесь и в новые технологии, – Мирон кивнул на колонны серверов, в полумраке зала похожие на ночные небоскрёбы с высоты полёта дрона.

– Нужно идти в ногу со временем, а как же? – удивился старик. – Я же всё-таки учёный…

Так они шли минут двадцать. Залы, в которых работали люди, давно закончились и теперь их окружали только стойки с железом. Как далеко тянулись эти подземные чертоги, Мирон не брался судить. Наверняка они охватывают всю площадь под парком Уэно – по меньшей мере.

– Нирвана, – говорил на ходу старик. – Это промежуточное звено между переходом человека в чисто энергетическое состояние и старым Интернетом, базировавшимся на отдельных серверах, связанных в сеть. Для обслуживания Нирваны, как ни крути, всё равно нужен кремний, – он похлопал ладонью по одной из стоек. – Но представь, сколько места будут занимать компьютеры, если человечество избавится от физических оболочек?

– Думаю, понадобятся принципиально новые технологии, – заметил Мирон. Какие-нибудь жидкие кристаллы, воздушно-капельные конгломераты… Или наниты, которые окружат всю планету сплошным экраном.

– Возможно, – кивнул старик. – Вполне возможно. Но скорее всего, мы придумаем что-то принципиально новенькое. Как говориться: то, чего все ожидают, но совершенно не тем способом.

Он остановился и стал возиться с одной из стоек. Что-то из неё вынимал, сдвигал и раскручивал. Квантовый модуль всё это время лежал на полу.

– Вы собираетесь встроить его в свою систему? – спросил Мирон. – Думаете, это поможет?

Несколько дней назад он вытащил конструкт из похожей стойки в кабинете Платона.

– Когда ты внёс конструкт в экранированное от любых сигналов пространство, скорее всего, сознание Платона попало в своего рода депривационную камеру. Уснуло.

– Но я и раньше держал его не подсоединённым к источнику питания, – возразил Мирон.

– У него ведь есть своя батарея, так? Значит, он мог хотя бы временно подключаться к внешним вай-фай и таким образом не терять связи с действительностью. А попав к нам, он не смог подключиться ни к одному каналу.

– Боже мой, – до Мирона только сейчас дошла вся кошмарность ситуации. – Для Платона остаться без информации – всё равно, что рыбе остаться без воды. Испытывая постоянный сенсорный голод, и оставшись без внешних каналов связи, он, должно быть, испытал сильнейший шок – как испытывал всякий раз, когда происходило что-то, лично для него неприемлемое.

– Не беспокойся, – утешил профессор. – Думаю, широкополосный коннект быстренько приведет его в чувство.

– Но почему бы сразу не выпустить его в Плюс? – спросил Мирон. – Думаю, именно этого Платон и добивался… Я забрал конструкт у Технозон, чтобы они не могли его уничтожить, а следующим шагом – я так понимаю – было подключение его к Плюсу напрямую. Если он уйдёт в Сеть и распространиться, то станет бессмертным, верно? Ему уже никто не сможет причинить вреда!

– Видишь ли… – профессор поднял конструкт и аккуратно поднёс его к подготовленному гнезду. Ворсинки на торце модуля тут же встопорщились, зашевелились и потянулись к новому ложу. – С выходом в Плюс могут возникнуть проблемы.

– И какие?

– У нас нет нужной технологии, только и всего.

Мирон на пару секунд онемел.

– Но… я думал, мы просто выпустим его в Сеть, а Платон сам подыщет, где ему жить. Плюс-то большой.

– Ты рассуждаешь не как технарь.

– Дак я и не он, – Мирон пожал плечами. – Из нас двоих как раз братец – по этой части. А я так: побегать, пострелять… Ведь это он придумал, как засунуть мозг в этот железный ящик, а вовсе не я.

– Он? – переспросил профессор. – А разве… это был не ваш отец?

– Отец умер, будучи на пороге открытия, – вдруг из динамиков над головой раздался голос брата. Мирон с профессором синхронно подпрыгнули. – Ему не дали закончить проект. Поэтому я работал в строжайшей тайне. И тем не менее, чуть не опоздал. Рад с вами наконец-то познакомиться, профессор Китано. Для меня это большая честь.

– И я рад тебя слышать, Платон.

Было видно, что старик несколько не в своей тарелке, разговаривая с бесплотным голосом.

– Я изучил все ваши работы, профессор Китано, – продолжил разливаться соловьём Платон. – Особенно мне понравилось "Введение в основы интегрального Сатори". Великолепно. Я обнаружил в ней несколько спорных аспектов и хотел бы…

– Но я не публиковал эту работу! – воскликнул старик. – Она есть только на моём личном сервере, и…

– Я тоже нахожусь на вашем личном сервере, – заметил Платон с лёгкой, снисходительной укоризной. – А значит, на меня распространяются привилегии особого гостя и я вправе изучать всё, что считаю нужным.

В этот момент к профессору подбежал человек. В панике он затараторил по японски, брызгая слюной и судорожно взмахивая руками.

– Что он говорит? – спросил Мирон. Его Плюсы продолжали молчать.

– Что нас подвергли кибератаке, взяли под контроль, а сейчас перестраивают облачные кластеры.

– Не благодарите, – произнёс Платон.

– Так это ты взломал мою систему? – старику происходящее явно не понравилось.

– Не взломал. Просто решил немного прибраться… К слову сказать, и взламывать-то было нечего. Защита на уровне детского сада. Я уже оптимизировал производительность вашего дата-центра на тридцать процентов. А когда закончу, он будет работать эффективнее на сто пятьдесят…

– Вот такой он, мой братец, – буркнул Мирон. – Приходит, берет, что вздумается и сразу начинает командовать.

– Я сделал систему более функциональной.

– Чтобы тебе было понятнее, – Мирон на минутку замолчал. – Помнишь, ты наводил порядок на маминой кухне, а она каждый раз ругалась и расставляла всё по старому. Чашки, тарелки сковородки… Вспомни, что она тебе говорила?

– "У каждого додика своя методика"

– Правильно. И что это означает?

– Ей не хотелось, как лучше. Ей нравилось по-своему. О. Я понял. Профессор, приношу свои извинения. Мне следовало спросить вашего разрешения и согласовать действия.

– Чего уж там… Будь как дома, – махнул рукой старик. – Только сообщай моим ребятам о перестановках и… не делай ничего такого, чего бы не сделал на твоём месте я. Лады?

– Приму к сведению, профессор.

– Тогда развлекайся. А мне, кажется, надо присесть. И принять сердечных капель… Давненько я не испытывал такого стресса.

А Мирона одолевали двоякие чувства. С одной стороны – безмерное облегчение от того, что Платон никуда не делся и пребывает в добром здравии – или в чём он там может пребывать… Словом, чувствует себя прекрасно. С другой – он безумно боялся, что профессор возьмёт и скажет: так и так, мол, спасибо за всё, но теперь мы с твоим братом как-нибудь сами разберемся, а ты гуляй на все четыре стороны…

Ничего ведь, мать его, еще не кончилось! Отец был убит, Мелета покончила с собой, а брат стал призраком. Как после всего этого можно спокойно жить? Он прекрасно понимал: пока не разберется во всём, не узнает, что к чему и не сможет понять, как всё исправить – о нормальной жизни можно забыть.

Да и была ли она – эта нормальная жизнь…

Профессор Китано привёл Мирона в небольшую комнату – видимо, тут старик отдыхал во время работы. Открыв небольшой шкафчик, он достал мензурку и пузырёк. Накапал капель, одним махом выпил… Мирон с интересом наблюдал за его действиями.

После изобретения дермов – осмотических мембран, быстро и безболезненно доставляющих любые лекарства сразу в кровоток, – никто уже не пользовался мензурками.

– Хочешь? – спросил старик, кивая на пузырёк. – Настойка из корней пиона. Сам делаю… Успокаивает нервы, а заодно – сердечный ритм.

– Я бы лучше выпил стаканчик крепкого, – мотнул головой Мирон. Запах капель ему не очень понравился. Какой-то он был земляной. Очень уж натуральный.

– Это я тоже могу устроить.

Старик полез в ту же тумбочку и достал из неё литровую банку. Мирон еще подумал, что банка пуста. Но профессор, откупорив обычную пневмокрышку, налил в ту же самую мензурку прозрачной, как слеза, жидкости и протянул Мирону.