Юродивый

Давеча Флиппок с папенькой ездили на ярмарку в Астрахань. Ну как ездили… Пешком ходили… Филя с отцом, три батрака и Буян с Цыганом, собаки охранные. Гнали скот на продажу, целый загон освободили. Не пересчитав, так и погнали. В дороге тятенька попросил Филиппка разобраться с количеством, вручил ему свой стрекач (палка погонщика). Филиппок загордился доверием отца. Стрекач был ровный, гибкий с металлическим наконечником. Никита Демьянович сам был грамотным и мог все подсчитать, он ведь сам построил дом для семьи в той части села, где жили свободные зажиточные крестьяне, сам вел большое хозяйство. Такое большое, что овец считали, загоняя их в загон. Если загон – полон, значит, овцы все целы. Но теперь посчитать можно было только во время привала, так, что пока гнали, Филиппка то с одной стороны стада помогал погонщикам, а если овцы начинали разбредаться в другую сторону, его стрекач перенаправлял их в общий поток уже там. Его детство проходило среди чабанов, но вот, как ни странно, помощник по хозяйству он был так себе. Как не приучал его Никита Демьянович ладить живностью, ничего не получалось у мальца. Тятенька как-то подарил ему беленькую козочку, уж он ее берег, ласкал. Но кто его знает, почему третьего дня загрустила Алька, притулившись к колодцу, и издохла. И вот сейчас, вроде гонит отбивающихся овец, а пока батраки не подбегут, не слушаются окаянные даже отцовского стрекача. «Не важный ты хозяин, Филиппок», – часто говаривал тятенька. Зато грамота, арифметика давались мальчонке легко, как глоток воды. Еще годки его в школе только палки пишут, да алфавит никак не запомнят, а ему в сельской библиотеке уже вторую книжку выдали «Егоркино счастье». Вот и решил тятенька сделать из сына государева человека, раз хозяйство ему не впрок.

Остановились на пригорке, что бы обзор был получше. Внизу пастбище богатое и густой пролесочек. На привале дядя Митя, батрак, развел костер, заварил свекольный взвар, достали хлеб, солонину. Пока готовили обед, Филиппок приступил к расчетам. Ну, с коровами понятно, их шесть, лошади две, а вот овец сколько?

Овцы мирно паслись на полянке, поедая вместе с травой козельцы и горицветы. Буян с Цыганом разлеглись на границе отары, поближе к костру, и ждали свих кусков солонины. Филипп осторожно пробирался между животными, стараясь не нарушать их покой. Одна, две, три… Вдруг его внимание привлекла пегая овца, стоящая ближе остальных к пролеску. Как то неестественно часто она отрывалась от еды и смотрела в сторону деревьев. Филиппок пошел к ней.

Дядя Митя подозвал собак. Они, неистово виляя хвостом, побежали к костру.

В этот момент пегая овца уже почти зашла в лесок. Филипп забыл про счет, побежал к лесу с криком «Назад! Назад!», собаки тоже встрепенулись и с громким лаем понеслись за мальчиком. Овца испугалась и бросилась к отаре. Уже все погонщики бежали к лесу. Филипп, вытянул стрекач как пику, сунул его в заросли и все услышали отчаянный, просто нечеловеческий визг. Буян и Цыган бесстрашно ворвались в кустарник и выволокли лохматого и грязного неистово визжащего мужичонку. Тут и погонщики поспели. Дядя Митя отогнал собак.

– Кто таков? С каких краев?

Вопросы летели со всех сторон. Мужичонка, затравлено смотрел то на погонщиков, то рычащих собак. Косматый, грязный, в рваном тряпье. По его виду было понятно, что он юродивый, но как здесь оказался? Как звать? Почему ушел с родных мест, почему не вышел к людям попросить милостыню, а попытался увести овцу? Потихоньку страсти улеглись. Ни на один вопрос он не смог ответить. Только держался, дрожа, за деревце плакал и показывал на рот. Отец собрал в тряпицу кой-какой еды. Отдал убогому, тот закивал и сразу начал есть, отрывая куски гнилыми зубами и глотал не пережевывая. Сердце Филиппка, преисполненное жалостью к бедному человеку, сжалось, он с мольбой посмотрел на тятеньку, но тот твердо сказал:

– Куда его сейчас? На обратном пути заберем. Пусть в сторожке поживет. А может дом, какой брошенный после пожара ему приглянется.

Теплой рукой потрепал волосы сына:

– Ничего, не оставим в беде.

Все пошли искать в леске убежище мужичка, нашли шалаш, вокруг которого валялись скорлупки птичьих яиц, маленькие косточки. Как он здесь оказался, так и не узнали. Собрали немного провизии, отдали и засобирались в путь.

Расторговались в тот раз особенно удачно. Отец купил бричку, загрузили снедью, новым инструментом, гостинцами маменьке и сестрам, а Филиппку купили форму серую с ремнем и «золотой» бляхой, фуражку с кокардой, ботинки и тетрадки. Осенью мальчонке на учебу в мужское реальное училище. А еще папенька дал ему двадцать копеек на библиотеку. Уж больно все в семье к чтению особую тягу имели.

Домой шли налегке, впереди бежали лошадки, запряженные в бричку, полную всякой нужностью. От них не отставали Буян и Цыган. Погонщики, весело обсуждая вечерний поход в кабак, тянулись сзади. Филиппок часто выбегал вперед, ища взором знакомый пролесок. Да вот и холмик и полянка, где пасся скот, кустарник, откуда Буян и Цыган вытащили мужичка. Вместе с отцом они пошли к шалашику незнакомца. Просто отропели, когда увидели разбросанные ветки, тревожный холодок пробежал по спинам. Прошли вглубь. Откуда-то справа послышался странный лай Буяна, как-то «Вауууууууф», толи лай, толи вой. Филиппок просто сорвался на звук, за ним побежали остальные. Над ручьем, бегущем по дну оврага, склонился человек, как то неестественно спустив к воде руки, головой уткнувшись в береговую траву. Все тело покрыто синяками, а на голове запекшиеся сгустки крови. Собаки смирно сидели около него и смотрели на отца. Все смотрели то на изможденное тело, то на отца. Филиппок боялся сдвинуться с места, дядя Митя потрогал человека, да, это был тот самый юродивый, и он был мертв.

– Камнями забили, ироды, – прохрипел дядя Митя, – как же их земля носит, разве можно.

Филиппок заплакал, громко в голос. Вот ведь, чужой человек, ни имени, ни дома, ни как жил, ни как умер, а вот, вдруг, показался таким родным и близким. Отец отвел Филиппка к бричке, помог вскарабкаться наверх, велел Цыгану стеречь. А сам достал, четыре, купленные в городе лопаты и пошел к оврагу. Как же горько было мальчонке. Он рассказывал Цыгану, как нужно было забрать с собой человека, что нельзя его было оставлять, что как ему теперь с этим жить. Впервые Филипп задумался над тем, что одни люди бывают злее собак, безбожники, а другие не всегда могут им противостоять. Цыган вилял хвостом, заглядывая в лицо, приободряя мальчика, и боль утихала. Он уснул.

Проснулся уже по темной, когда впереди засверкали огоньки родного села. От этого света на душе полегчало, впереди встреча с маменькой и сестрами. А завтра последний день лета. И училище. И новые знакомые. А какие они будут? Разные…

Старший брат

1 сентября 1848 год. Кантемиров Филипп Никитович, выпускник церковно-приходской школы при Храме Иконы Божьей матери села Владимировка Царевского уезда Астраханской губернии. Закончил школу с умением бегло и осмысленно читать, грамотно писать и быстро и правильно считать. Лучше всех читал Ктехизис. Конечно это заслуга папеньки, а не отца Евлампия, который учил Слову Божьему, алфавиту и рисованию палок всех своих воспитанников.

И вот сегодня Филиппок рядом с тятенькой вышел за калитку родного дома, по адресу улица Ярморочная, 119. И двинулся вдоль дороги, прямо сияя от счастья. В холщевой сумке, на перевес, лежат чистые тетрадки, чернильница, палочки для письма. Они идут во Владимировское «Первое реальное училище». Прошли деревянную пожарную каланчу, Филиппок прижался к холодной бочке, наполненной водой, блаженно заулыбался (в голове промелькнули воспоминания о летних заплывах на реке Ахтуба), постоял минутку и побежал догонять папеньку. Завтра суббота, съехались во Владимировское тарговцы из Черного Яра, Харабалей, Урды. Народу на улице тьма.

В новой серой форме, фуражке с кокардой со сверкающей бляхой на ремне, мальчишка вдруг почувствовал свою значимость, для тех поглядывающих на него с неприкрытой завистью сельских ребятишек. Несмотря на недавние печальные события, сегодня Филиппок счастлив, папенька рассказывает о том, как его крестный учил играючи читать и писать. Каким чудесным он был человеком, а Филиппку казалось, что он говорил о себе, ведь нет на всем Божьем свете лучшего человека, чем папенька.

Войдя в парадную, Никита Демьянович душевно помолился на икону, дернул за рукав замешкавшегося сына, тот быстренько троекратно наложил на себя крест и стал глазами искать вход в классную комнату. На двери слева было написано печатными буквами «Директор». Там они уже были на прошлой недели. Тятенька заплатил 12 рублей 50 копеек за первую четверть. Филиппку усатый директор задавал вопросы по Закону Божьему, истории христианской церкви, катехизису митрополита Филарета, арифметике. Остался довольным. Попрощался с ними с легкой улыбкой, поздравив с поступлением.

Справа в глубине коридора послышались голоса ребят. Надо же. А ведь они пришли на час раньше, что бы осмотреться, освоиться, но, похоже, были не первыми.

Войдя в класс, папенька в пояс поклонился учителю, сидящему за столом, тот сразу встал и отвесил поклон в ответ. Филиппок постарался поклониться как можно ниже, искоса наблюдая за реакцией троих мальчишек, занявших видимо свои места за единственным огромным столом. Ребята быстро подскочили и тоже ответили поклоном.

Тятенька подошел к учителю и с гордостью начал рассказывать о сыне. С той самой гордостью, которая превращает любовь отеческую в смысл жизни. Филиппка заметил, что учитель, Николай Иванович, не очень доволен достижениями будущего питомца. Но продолжал внимательно слушать не перебивая. Затем они вдвоем вышли из класса. Мальчишки, которые до сих пор молчали, с любопытством смотрели на Филиппка.

– Я Вася Лопатин, это Мишка и Яшка Евтушенко, – представил всех сразу рыжеволосый мальчуган. – А ты чей будешь?

– Я Филипп Кантемиров.

– А ты правда умеешь хорошо читать?

– Да, папенька сказал, что я потом поеду в Астрахань, в гимназию, по этому, должен быть прилежным и старательным.

– Это да, – многозначительно протянул Вася и скосил взгляд на чан с вымокающими розгами.

Потом пришли еще мальчишки, все старались сесть подальше от учителя, пододвигая на лавке несопротивляющегося Филиппка. Вот и оказался он рядом со стулом Николая Ивановича, тот, когда вернулся, увидел это и непонятно почему, его взгляд потеплел, и он едва заметно улыбнулся.

Заглянула уборщица, вытянула руку с медным колокольчиком, все притихли, и колокольчик зазвонил, звучно, заливисто. Бабонька улыбнулась и скрылась за дверью.

– Здравствуйте, господа реалисты, я ваш классный наставник, Прогин Николай Иванович. Все ваши вопросы и проблемы мы с вами будем решать вместе, кроме того я буду вести у вас уроки арифметики и географии, у вас будут еще уроки литературы, физики, черчения, химии, Слова Божьего.

Мальчишки внимали каждому слову, арифметика это понятно. Один, два, три… А география, химия, физика. Это же непостижимо.

Николай Иванович взял кусок мела и написал 9+14=, 25—17=, 13—7=. Он предложил выйти к доске того, кто сможет решить эти примеры, Вызвался Яша Евтушенко, написал за знаками равенства 23, 9, 6.

– Кто видит ошибку?

Тишина. Николай Иванович посмотрел на Филиппка.

– Ну-с, Кантемиров, будьте любезны ответить.

Тихо, почти шепотом Филиппок сказал:

– Ни 9, а 8.

И зарделся, потупив взгляд. Покосился на Яшу. Тот неодобрительно хмыкнул.

Потом под диктовку написали еще восемь примеров. Решали задачи про продажу соли с копий и улетающих на юг гусей. Было очень интересно.

Не заметили, как прошло время урока, зазвенел звонок. Мальчишки выбежали на улицу, там к ним подошли старшеклассники. Начали подшучивать над младшими. Среди них был Никита, старший брат Мишки и Яшки и Андрей Уваров, тот самый который все лето, вертелся около дома Филиппка, стараясь хоть на минутку увидеть Лёлю, старшую сестру. Она, всегда проходя мимо мальчишек как-то очень игриво улыбалась, а перед самым порогом оглядывалась и непонятно чему начинала заливисто смеяться.