Глава 4

Мир вокруг был черно-белым.

Чернота неба Эстеллу не удивила: для ночи это любимый цвет. Жаль только, звезд видно не было. Наверное, из-за того, что абсолютно белая полная луна своим светом полностью затмевала их.

А в этом свете, ярком, как театральные софиты – от этого сравнения Эстелла ощутила пробирающий до костей холод – высвечивалась черная ветка дерева. Листья тоже черные, как бывает лишь глубокой ночью.

Эстелла приблизилась, стараясь ступать бесшумно, чтобы не выдать своего присутствия. Сама не понимала, почему непременно нужно оставаться в тени, знала лишь: так будет правильно. Она не должна быть здесь. Где бы это «здесь» ни находилось, оно не желало ее принимать. Даже земля под ногами не чувствовалась, словно Эстелла была лишь бесплотным облачком.

Белоснежная тень мелькнула среди ветвей.

«Если я облачко, то могу летать», – подумала Эстелла. Оттолкнулась от воздуха под ногами, поднялась почти до самой вершины дерева…

А в следующий момент едва не рухнула обратно, поняв, что там скрывается. Кто скрывается. Эту нежную голубку она бы узнала среди сотен таких же.

– Мама? – сорвалось с губ прежде, чем она успела подумать, как это неразумно. Хотела спрятаться, но прятаться было негде.

Голубка обернулась, раскинула крылья. У Эстеллы перед глазами возникла картинка из детства: мама в залитой светом бальной зале сидит за роялем и играет волшебную мелодию.

А следом – снова мама, снова за роялем. Совсем недавно. Там, в «Инкансо» даже освещение было почти таким же.

От этого воспоминания все волшебство вмиг исчезло. Эстелла нахмурилась, спросила, уже не таясь:

– Почему ты никак не оставишь меня в покое?

Голубка не ответила. Кажется, даже не заметила Эстеллу. Смотрела куда-то сквозь нее. И вовсе ни капельки не обидно, она ведь и хотела оставаться незамеченной. Продолжила наблюдать за птицей. А та перелетела на соседнюю ветку, вытянула голову, на миг скрывшись в темноте, и вынесла в клюве несколько совсем тоненьких веточек. Сложила их аккуратно на стопку других. Отошла на шаг, окинула придирчивым взглядом получающееся гнездо. Курлыкнула, и из темноты за ней послышался шелест крыльев.

Эстелла вздрогнула, но не успела высказать, даже мысленно, догадку, кому эти крылья могли принадлежать. Тень закрыла луну, и мир стал полностью черным…

…Шелк простыни приятно холодил кожу. Глаза открывать совсем не хотелось, так что Эстелла решила еще немного продлить сонное забытье. Вытянула руку, крепко прижалась к груди мирно сопящего рядом Мэлоуна. Стало жарко, но от его тепла вовсе не хотелось отстраниться. Скорее уж наоборот: позволить окутать себя, словно одеялом. Хотя бы до тех пор, пока не проснется.

Впрочем, во сне так не затаивают дыхание, опасаясь пошевелиться.

– Не притворяйся, я знаю, что не спишь, – промурлыкала Эстелла.

– Боялся тебя потревожить. – Мэлоун провел пальцами по ее шее. Легонько, едва касаясь. Заставив зажмуриться от удовольствия. – Ты когда спишь, такая…

– Это какая же? – Эстелла приподнялась на локтях.

Даже в полутьме спальни можно было легко разглядеть на лице молчащего Мэлоуна хитрую полуулыбку.

– Хэй, не думай, что…

«…сможешь уклониться от ответа», – хотела было возмутиться Эстелла, но он прервал ее на полуслове поцелуем. Слова мигом вылетели из головы, а руки обвили его шею.

Не важно. Что бы она ни собиралась спросить – это подождет. А пока – исчезнуть в дурманящих объятьях. Исчезнуть в пустоте, где можно хоть навсегда затеряться. Где нет ни забот, ни тревог. Нет ничего.

Даже ее самой.

Эстелла и не заметила, как прикусила губу. Свою или его – не разобрать. Лишь почувствовала сладковато-соленый привкус. Когда поняла, из-за чего, тут же отшатнулась. А за миг до того так впилась пальцами в кожу Мэлоуна, что теперь, была уверена, останутся царапины. Судя по тому, как он сморщился – точно останутся.

– Прости, прости, я не хотела, – испуганно пролепетала Эстелла, не понимая, что на нее нашло. Хотя, доктор предупреждал, что та микстура может необычно подействовать. Но отказаться от нее – значит придется отказаться и от ночей с Мэлом. На это Эстелла была не готова. – Я правда не…

Поток оправданий остановил сам Мэлоун, прижав палец к ее губам.

– С чего ты решила, будто я против?

Его вопрос застал врасплох, так что Эстелла не нашлась, что ответить. Повернулась на другой бок, к Мэлоуну спиной, и пробормотала, все еще не отбросив желание оправдываться:

– Я, наверное, просто не до конца проснулась.

– Наверное, – не стал спорить Мэлоун. Притянул ее поближе к себе. – Расскажешь, что тебе снилось?

– Зачем? – Эстелла вдруг почувствовала себя жутко глупо, выпалив этот вопрос раньше, чем успела подумать.

– Хотелось бы понять, что тебя делает такой…

Мэлоун снова, не договорив, загадочно замолчал. Этим лишь раззадорил любопытство. Эстелла убрала от себя его руку. Села, опершись на подушку.

– Расскажу. Если ты расскажешь, кто там вчера был в переулке. И не говори снова, что не знаешь: Гаруш все видел и тебе передал.

– Всегда все должно быть по-твоему, – усмехнулся Мэлоун. Потом картинно вздохнул. – Но на самом деле ничего интересного. Просто человек какой-то. Гаруш его не видел ни разу, или не узнал. Скрылся в переулке, в темноте. Не оглядывался, не спешил. Обычный прохожий, только и всего.

– Жаль.

Эстелла не смогла скрыть разочарования. «Жаль, что обманываешь меня», – это прозвучало в ее голосе вполне отчетливо. Все еще считает ее маленькой глупышкой, которую надо защищать от правды. Но внутренний голос так просто не проведешь.

Поднявшись, она отдернула невесомую парчовую штору. За приоткрытым окном было тихо, как всегда перед рассветом. Ночные птицы и цикады уже умолкли, а утренняя жизнь не спешила занять их место. Ведь и сон перед рассветом тоже всегда самый крепкий.

– Тебе пора возвращаться к себе, – произнесла она бесцветным тоном. – Слуги рано начинают день, и если тебя увидят…

– Я легко смогу выдумать объяснение, – закончил за нее Мэлоун. – Просто скажи, что обиделась и пытаешься меня выставить прочь.

Эстелла пожала плечами.

– Ты догадливый. А теперь иди, я серьезно.

Однако Мэлоун не спешил подниматься с кровати. Заложил руки за голову и всем своим видом показывал, что «приказы» Эстеллы на него не действуют.

– Уйду, когда узнаю, что такого тебе приснилось.

«Тогда мне совсем нет смысла об этом тебе рассказывать», – подумалось Эстелле. Пусть и пыталась его прогнать, чтобы проучить за скрытность, но на самом деле совсем этого не хотела.

– Я не помню, – произнеслось само собой раньше, чем успела подумать. Эстелла поморщилась от досады, но вынуждена была договорить: – Ни одного своего сна не помню с тех пор, как… ну, сам понимаешь.

С тех пор, как родители, на возвращение которых к жизни она не надеялась, устроили свадьбу, которой она не просила.

Произносить это вслух не понадобилось, Мэлоун и без слов прекрасно понял. Кивнул, поднялся, но подходить не стал. Только переспросил:

– Мне точно уйти?

Эстелла промолчала. Знала прекрасно, что если соврет – он догадается. Потому отвернулась, продолжила глядеть в окно, за которым начал алеть рассвет. Дверь тихонько захлопнулась, и лишь после этого Эстелла вновь плюхнулась на кровать. Зарылась лицом в подушку. Все еще теплую. Впитавшую терпкий, чуточку горьковатый ореховый запах его волос.

Снова уснуть не получилось, да она и не особенно старалась. Но когда дневной свет уже залил спальню, поднялась, чувствуя себя отчего-то совершенно разбитой. Даже ледяная вода не помогла взбодриться.

Протирая глаза, она спустилась в столовую, где уже почти прикончил свой завтрак Мэлоун. Возмутительно бодрый и, судя по тому, как решительно орудовал вилкой, настроенный на свершения. Пряно-молочный запах омлета, который Эстелла обожала, сегодня показался столь же возмутительно неаппетитным.

– Не стал меня дожидаться? – проворчала она и подошла к столу. Поглядела на пустую тарелку, с которой Мэлоун только что забрал последний кусок омлета. – Понятно, очень проголодался.

– Смотрю, все еще не в духе? – произнес он невозмутимо, еще не дожевав. Кивнул на стул рядом. Эстелла не спешила принять приглашение садиться, и тогда успевший проглотить кусок Мэлоун продолжил: – Да ладно тебе дуться, – он протянул руку, но Эстелла сделала шаг назад, – ты ведь сама дала понять, что не очень хочешь меня видеть.

– Значит, это я виновата?

Только теперь до Эстеллы дошло, что разговор перешел на повышенные тона: из кухни выглянула услышавшая шум повариха. Ойкнула, бросила:

– Завтрак сейчас будет, графиня.

Но не успела она вновь скрыться за дверью, как Эстелла остановила ее.

– Не нужно. Я, в отличие от кое-кого, совсем не голодна.

Взять из вазочки на столе персик, едва они с Мэлоуном вновь остались одни, это ей не помешало. Спелый, сочный. Приторно-сладкий. Именно то, что нужно. С каких пор она вообще стала такой сладкоежкой? Впрочем, какая разница, если это помогает заглушить горечь внутри?

Эстелла на миг прикрыла глаза, стараясь прочувствовать вкус, но опомнилась и снова нахмурилась. Тут же поняла, в чем причина: послышавшийся знакомый шелест крыльев.

Гаруш влетел в открытое окно. Взъерошенный, сел Мэлоуну на плечо, что-то нетерпеливо прокаркал.

– Знаю, знаю, – Мэлоун поднялся из-за стола. – Мы не опоздаем, можешь не переживать.

Снова у этих двоих какие-то свои секреты. Эстелле стало жутко обидно. Это она должна была понимать, что говорит Гаруш. Ее он должен был бы считать хозяйкой, не Мэлоуна. А он и словечка ей не сказал ни разу, хотя для ворона не так уж сложно научиться человеческой речи. Хотя бы немного. Если сам ворон этого хочет. Но Гаруш не считал нужным даже попытаться.

«И почему это тебя так волнует? – спросил на удивление спокойный и рассудительный внутренний голос. Хрипловатый, похожий на воронье карканье. – У тебя и так есть все. Титул, поместье. Любимый человек рядом. Что еще нужно?»

«Чтобы от меня никогда и ничего больше не скрывали», – так же мысленно выпалила Эстелла. Откусила персик – отличный способ выждать несколько секунд, чтобы успокоиться. Сработало, так что вопрос прозвучал холодно и почти небрежно:

– Куда-то спешите?

Уже отошедший от стола Мэлоун при этом вопросе замер. Обернулся с таким видом, будто жалеет, что не успел улизнуть раньше. Эстелла в ожидании ответа облизала сладкие от персикового сока пальцы, прекрасно понимая, насколько призывно это у нее получается. Подразнить его – отличный способ проучить за скрытность.

– Вообще-то да, спешим, причем уже очень сильно, – наконец сдался Мэлоун. Беспокойно потер пальцами висящий на шее серебряный кулон со скрипичным ключом.

Эстелла едва не поперхнулась. Она ведь слишком хорошо понимала, что это означает. Потому и голос перестал слушаться. Удалось лишь прошептать:

– Вызвали в Совет?

Мэлоун мотнул головой, посмотрел на Гаруша, безмолвно спрашивая разрешения. И, похоже, получил его, потому что ответил:

– Нет, то есть… не совсем. Не совсем в Совет и не совсем вызвали. Скорее, пригласили. Очень настоятельно рекомендовали приехать в гости к Ратлинам на прием.

– И когда ты успел получить приглашение?

Скрыть досаду Эстелле не удалось. Похоже, с ней теперь не хотят знаться. Даже «рыбки», которые ее, вроде бы поддержали.

Вот именно, что «вроде бы».

Прозвучавший ответ расставил все по местам.

– Вчера.

Если они – не важно, кто эти «они» – не хотели, чтобы она узнала, единственная возможность передать приглашение была в городе.

– Тот человек в переулке, да, – договорила Эстелла вслух свою мысль, и лишь после этого подняла взгляд на Мэлоуна и решительно заявила: – Я тоже иду.

Не став дожидаться возражений – а они непременно должны были последовать – она направилась к выходу. Но дойти до двери из столовой не успела, остановленная рукой Мэлоуна на своем плече.

– Не нужно.

– Почему? – Сделать вид наивной, ничего не понимающей девочки оказалось слишком уж просто. – Мы с Ратлинами почти соседи, я имею право их навестить, как графиня.

– Как графиня – да, – согласился Мэлоун. Указал на кулон. – Но сейчас, боюсь, немного не тот случай и повод.

– Ну разумеется. Мне ведь нет места среди вас. Мне и знака не полагается. – Эстелла провела рукой по шее, на которой не было ни единого украшения. – Но знаешь, что? Они сами связали меня узами с пчелой. Вы связали. И если кому-то не понравится, что я там появлюсь, пусть вспомнят об этом.