Глава 2

Резкий противный писк выдернул из туманного забытья. Кэммирас издал сдавленный стон и плотнее вжался лицом в подушку. Голова раскалывалась, так, что даже думать было больно.

Опять предупреждение о песчаной буре за городом. С утра пораньше. Забрала бы эта буря всех метеорологов, чтобы дурью не маялись и спать не мешали.

Кэммирас поморщился, попытался снова нырнуть в спасительную дремоту. Ему ведь что-то снилось. Что-то очень хорошее. Наконец-то, хоть раз, хорошее. Настолько, что возвращаться к реальности было сущим наказанием.

«Потому что за весельем всегда бывает расплата», – прозвучал в голове голос дядюшки. Которого из трех? Да какая, собственно, разница?

Раздражающий писк повторился. Нет, значит, не предупреждение. А, впрочем, катись оно все…

Кэммирас размахнулся, наугад ударил по воздуху. Рука едва слушалась. Надежда вот так слету избавиться от помехи оказалась напрасной. И подушка не помогла. Швырнуть ее со всей силы – лучшее, что удалось придумать.

Глухой стук – словно удар по голове. К счастью, писк прекратился, и Кэммирас постепенно начал возвращаться к реальности. Немного мешал напоминающий шелест ветра монотонный шум, но это ничего. Кэммирас перевернулся на спину, пробормотав нечто, похожее на ругательство. Даже слова вспоминать сейчас было выше его сил. Открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света.

«Надо было задернуть шторы», – мелькнула в голове единственная осознанная и совершенно бесполезная сейчас мысль.

Шум – не ветер, скорее журчание воды – затих. Вот и чудненько. Однако сегодня покоя ему, похоже, не видать.

– Кэм, милый, ты проснулся!

Издевательски радостный и бодрый женский голос заставил поморщиться. Кэммирас попытался вспомнить, кому этот смутно знакомый голос принадлежит, но не смог.

Кажется, начать праздновать свой восемнадцатый день рождения за месяц до этого самого дня рождения было очень плохой идеей. С этой мыслью Кэммирас заставил себя открыть глаза и осмотреться.

Комната знакомая. Просторная, залитая солнечным светом через панорамное окно. Выкрашенные в градиент от янтарного к бежевому рифленые стены увешаны квадратами картин, прячущихся под затемненными стеклами. Мебели минимум: лишь широкая, но низкая кровать из последней коллекции Мидони. Чуть поодаль небольшой журнальный столик из варнского небьющегося стекла. На столике два бокала, в одном еще осталось немного сверкающего золотом вина. Под столиком на паркете – две пустые бутылки. А по всему паркету – недоеденные закуски, осколки тарелок, что-то пролитое и уже засохшее темно-синим пятном.

Его спальня. Мансарда в пятиэтажном особняке, скрывающемся в тени башни «Ц-мин».

В этом было что-то утешительное, пусть Кэммирас и не мог вспомнить, как тут оказался. Начал вечер в баре «Загулявший кот» – несмотря на название, самом дорогом заведении города – в компании с никчемными прилипалами, что надеются через «дружбу» с ним попасть в «Ц-Мин». Совсем за идиота его считают, видимо. Думают, он ничего не понимает.

Но с ними по крайней мере весело.

Продолжили уже за сценой с выступавшими в тот день в баре музыкантами. Плевать, что их музыка больше напоминала орудие пыток, эти парни знают толк в развлечениях. Кэммирас представления не имел, что именно тогда попробовал на спор, однако ничуть об это не пожалел.

А потом… что было потом, напрочь вылетело из памяти.

Как и девчонка, что сейчас выглядывала из-за двери в ванную, вытирая мокрые волосы. Милое круглое личико. Идеально очерченные пухлые губы. Фигура – как с картинки свежего модного журнала. Смотрела огромными, неестественно синими глазищами и явно ждала от него ответа. Но вместо этого Кэммирас ляпнул лишь:

– Я тебя знаю?

Она вовсе не выглядела расстроенной его вопросом. Пожала плечами.

– Смотря что ты имеешь в виду. – Ее улыбка была из тех, которыми обольщают красотки, и за которыми не кроется ни капли жизни. Искусственная, как и все в ней. – Пожалуй, в каком-то роде знаешь.

Кэммирас бросил взгляд на помятое легкое платьице, зацепившееся на спинку кровати. Кивнул. Там же, рядом, увидел свои брюки и потянулся за ними. Голова закружилась, так что пришлось сжать виски пальцами.

Кажется, тут поможет лишь одно средство. Решив пока не одеваться, он кое-как добрался до остатков вина на столике, осушил бокал залпом. Горло обожгло, но зато в голове прояснилось. Пока девушка грациозной походкой подошла к кровати и забрала свое платье, он смог задать интересующий вопрос:

– Почему ты до сих пор здесь? К утру обычно уходят.

– Вот как? – Девушка осмотрелась в поисках, видимо, зеркала, но не обнаружила его и чуть заметно нахмурилась. С до забавного деловым видом поправила подол уже надетого платья. Не глядя на Кэммираса, вытянула руку и изобразила пальцами хорошо знакомый и понятный в его кругах жест.

– А, я не заплатил? Уж надеялся, все дело в том, что я такой красавчик и сумел тебя очаровать.

Девушка с отточенным изяществом прижала к губам тонкий длинный палец с ярким маникюром. В глазах мелькнул лукавый блеск.

– Красавчик, да. И очень милый, когда веселый особенно. Но для мужчины важнее не это, а…

– …Количество нулей на его счете, – закончил за нее Кэммирас и мысленно добавил:

«Иначе он и сам – полный ноль».

Девушка покачала головой.

– Вообще-то, не только. Но власти и влияния у тебя пока маловато, так что да, дело в количестве нулей на счете.

Кэммирас удивленно приподнял брови. Девушки, подобные этой, не дерзят настолько открыто. Да и вообще не дерзят. Очень уж дорожат репутацией.

Если только им уже хорошо не заплатили за это.

– Возьми остаток оплаты с моего дяди, – бросил Кэммирас, натягивая брюки.

На лице девушки не дрогнул ни один мускул. Значит, не ошибся. От возмущения в голове загудело. Вопрос только, кого из двоих дядюшек считать «благодетелем». Дядя Рей, третий, не в счет, он уже давно ведет дела компании за границей и в семейные разбирательства не вмешивается.

Дядя Сэл или дядя Бен? Любой из них способен на такое, чтобы проучить нерадивого племянника. Который, к слову, не представляет, что ему пытаются доказать.

Можно спросить у этой девчонки, которую он видит в первый и, скорее всего, в последний раз. Но это было бы слишком просто. Намного интереснее догадаться самому.

А девушка тем временем не сдвинулась с места. Обиженно надула губки.

– Он заплатил, только чтобы я пошла с тобой. Сказал, остальное будет зависеть от меня. Но… – она вздохнула, – никто не предупреждал, что ты отключишься и ничего не будешь помнить.

Казалось, вот-вот заплачет. Кто-нибудь другой, может, поверил бы и проникся, но Кэммирас лишь пожал плечами.

– В другой раз будь внимательнее, когда заключаешь сделку.

Он помедлил несколько мгновений, но решил, что девчонка не виновата в дуростях его семейства. Нажал ногтем на печатку, которую уже несколько лет не снимал с безымянного пальца. Выгравированный черным по платине круг сверкнул и тут же погас. На этот раз Кэммирас выругался вполне разборчиво. Процедил сквозь зубы:

– Мой счет заблокировали.

Первым порывом было наплевать на все и отправить девушку восвояси, пусть решает проблему с тем, кто ее нанял. Но совсем некстати проснувшаяся гордость семьи Гофе не позволила этого сделать.

Снова раздавшийся писк – дребезжащий, откуда-то из-под собранных в кучу остатков вчерашнего веселья – показался издевательством. Как и слова девушки:

– Кому-то ты с утра очень нужен.

– Знаю, – бросил он с раздражением. Дождался, когда писк стихнет, и добавил уже спокойнее, указав на стену: – Можешь взять себе какую-нибудь из картин. Любую, какая приглянется.

– Но я же не вижу, что там. – Девушка казалась разочарованной, но лишь до того момента, как Кэммирас ответил:

– Прикоснись к стеклу.

Она с написанным на лице любопытством подошла к ближайшей стене, прикоснулась к самой маленькой из картин, изящная рама которой была самой дорогой. Ну что ж, ценность вещей она определять явно умеет.

Еще мгновение, и темная пелена на стекле рассеялась, открыв взгляду карандашный, не слишком умело выполненный портрет девочки лет десяти. Колючий взгляд, два мышиных хвостика своевольно торчат в стороны.

– Кто это? – обернувшись, спросила девушка.

Но Кэммирас на это мог лишь пожать плечами. Что сказать? Воспоминание? Сон? Плод его воображения, что взрослел вместе с ним? Он и сам не был уверен, действительно ли мельком заметил на улице тогда, много лет назад, эту девочку, больше похожую на нахохлившегося воробушка, или память играет с ним в очень жестокую игру.

На следующем рисунке кажущаяся почти живой незнакомка была уже взрослой девушкой. Черты лица заострились, вытянулись, добавив аристократичности. Круглые детские щечки исчезли, зато появились высокие скулы. Губы изогнулись в скептической ухмылке, будто спрашивая: «Ты уверен, что тебе хватит мастерства изобразить меня, как должно?»

Следом – еще одна: девочка-подросток… Изображениями незнакомки, скрытыми от посторонних глаз, была увешена вся комната.

– Ну как, выбрала? – наконец спросил Кэммирас, когда молчание его гостьи слишком затянулось.

– Выходит, собираешься расплатиться чужим портретом, – протянула она. Нахмурилась недовольно. – Ты в курсе, что все это не очень нормально?

Кэммирас едва сдержался, чтобы не выставить дуреху за дверь. Любой из этих рисунков стоит гораздо больше, чем она. Ведь на них то, что существует лишь в мечтах, а это по-настоящему бесценно.

Она не способна этого понять.

– Есть другие предложения? – Кэммирас уставился на девушку в ожидании ответа.

Как и предполагал, она отвела взгляд, пожала плечами.

– Нарисуй меня. Небольшая компенсация, но хотя бы приятная.

Это заставило Кэммираса по-настоящему растеряться. Он попытался выдумать причину, почему не станет этого делать. Как назло, в голову не приходило ничего, кроме правды:

– Не смогу. Не умею… – Он проигнорировал недоверчивое хмыканье девушки, повторил: – Да, не умею, других не рисую.

Она укоризненно покачала головой. Конечно же, не поверила. Но это уже ее проблемы. Кэммирас плотно сжал губы, процедил:

– Так что лучше бери, что предлагаю. Пока предлагаю. Сможешь продать на аукционе, – сухо бросил он. – На каждой подпись наследника «Ц-Мин», за такое будут драться лучшие галереи страны.

– А ты высокого о себе мнения, – хмыкнула девушка. – Не без причины, да. Но… – Остановив выбор на портрете в перламутровой рамке, где незнакомка прижимала к губам цветок цмина, девушка аккуратно сняла его со стены. – Завернешь во что-нибудь? Или мне везти его прямо так?

– Стекло небьющееся, – отмахнулся Кэммирас. – Проведи ладонью, чтобы затемнить.

Девушка недовольно фыркнула. Уже на пороге указала на графин с переливающимся изумрудным соком айи – редкого растения из гор далекого Маелама:

– Ничего, что я отпила немного? Надо было взбодриться.

Кэммирас отмахнулся.

– А будь я против, что бы изменилось? Вот именно, ничего.

Он отхлебнул глоток. И еще. Холодная горечь разлилась внутри. Гораздо приятней той бурды из прокисшего молока, которой обычно взбадриваются горожане. Проводил взглядом портрет, который девушка зажала подмышкой.

Настроение окончательно испортилось. Мало того, что его выставили полным идиотом, так еще и пришлось распрощаться с тем, что по-настоящему ценно лишь для него самого.

– Довольна теперь? – выдохнул он, устало. – А теперь будь лапочкой и свали отсюда, а?

Он отвел взгляд от стены, не желая видеть пустующее место среди картин. Оно слишком напоминало свежую рану.

Нужно будет исправить это как можно быстрее.

Кэммирас уже готов был кинуться к мольберту в соседнюю комнату, едва дверь за девушкой захлопнулась. Однако в последний момент, совсем некстати, вспомнились ее слова: «Кому-то ты с утра очень нужен». Видимо, очень нужен, раз не оставляли в покое.

– Тутти, запись последнего вызова.

Незачем искать, куда завалился связник – браслет в виде позолоченной цепи с круглым экраном для связи – умный домашний помощник сам отыщет и включит по требованию хозяина.

Связник послушно пискнул – на этот раз совсем тихо и не настолько раздражающе, как раньше. Или все дело в том, что голова уже почти перестала болеть?

Заполнивший комнату голос заставил поморщиться от досады. Кэммирас, конечно, ожидал его, но это не мешало надеяться до последнего, что услышит кого-то другого. Может, кто-то из тех, с кем вчера так весело провел вечер, решил поинтересоваться, все ли в порядке. Ну, для разнообразия.

Но нет, это оказался всего лишь дядя Сэл.

– Имей в виду, никакие ночные гуляния не освобождают тебя от необходимости участвовать в утренних совещаниях. Поэтому будь так любезен на этот раз появиться вовремя.

Вовремя?

– Тутти, сколько сейчас времени?