Глава 2

Вик возвращается домой поздно и знает, что застанет мужа за курсовыми. Едва она заходит в дом – чувствует в квартире аромат пикантных колбасок с печеным картофелем. Втягивает запах носом и сглатывает скопившуюся слюну. Вик думает, что Ос ни разу не упрекнул ее в растрачивании времени понапрасну, а сам каждую минуту использует для дела: если готовит, то это – произведение искусства с обязательной высококлассной сервировкой стола; если что-то ремонтирует дома, то непременно достает все ящички с инструментами и вдумчиво проектирует предстоящую работу; если моет посуду, значит, тарелочка к тарелочке, кружка к кружке – все в узаконенном порядке и никак иначе. В общем-то, перфекционист должен быть перфекционистом во всем. Даже сейчас – Вик заходит в спальню и предчувствует, какой последует вопрос.

– Голодна? Ужин еще теплый, – не отворачиваясь от светящегося монитора, произносит Оскар.

И тут дело не в предсказуемости, а в исключительной педантичности мужа. Скорее всего, Оскару не по душе, что Вик так задержалась, ведь он ждал ее к ужину. Но здесь ничего не попишешь, и подстраиваться под нее он не собирается. «Поужинал и счастливый сидит за работой», – хмыкает Вик, разглядывая мужчину со спины.

Она крадется к нему кошкой и осторожно кладет руки на его плечи. Под видом внепланового массажа девушка становится ближе. Слышится ухмылка Оскара, Вик удивленно пристраивает голову на его плече и смотрит – легкая улыбка занимает его лицо.

– Что смешного? – спрашивает она.

– Ну она, конечно, выдала, – тихонько посмеивается Оскар. – Ты только послушай: социально-коммуникативная связь достигается в результате получения информации коммуникантом от реципиента. Форменное безобразие!

Вик прокручивает в голове когда-то полученные на курсе знания, но не находит ничего смешного в выражении, тогда как Оскар негодует и продолжает посмеиваться, порицая нерадивую студентку. Но Вик не дура, поэтому делает вид, что понимает и ей тоже смешно. Она пользуется моментом и пристраивается у Оскара на коленях, теперь также таращась в монитор, но как будто бы в объятиях мужчины – а это, на секундочку, уже немного другое. Он придерживает ее левой рукой, чтобы Вик не слетела с кресла на пол. А та безумно счастлива, когда его крепкая ладонь удерживает ее под ребра. Это прикосновение вызывает табун мурашек по спине.

– Что хочешь на день рождения? – Вик пытается развести мужа на разговор.

– Все как обычно: приглашу друзей по кафедре в ресторан, хотя бы там поговорим нормально. В последнее время редко пересекаемся между парами. Всюду эти проверки.

– Это понятно. Но, возможно, ты хочешь какой-нибудь особенный подарок от меня? – ласково мурчит Вик, целуя Оскара в подбородок и желая достать до его губ.

Чтобы испытать больше шансов, она стягивает с его носа очки и откладывает их на компьютерный стол, затем берется ладонями за его скулы и смотрит в расфокусированные зрачки.

– У тебя сегодня игривое настроение, – подмечает Оскар и придерживает супругу теперь двумя руками, опасаясь, что она все-таки свалится. А потом как будто бы вспоминает: – Как твой книжный клуб?

– Были только я и Муся, потом еще Женя пришел. Скучно. Вот если бы еще трое человек пришли, дискуссия состоялась бы, а так…

– Понимаю, неприятно. Я все же настаиваю на магистратуре и аспирантуре, Вик. В тебе есть эти преподавательские зачатки. Подумай об этом.

Вик тяжело вздыхает, рассматривая лицо Оскара. Морщинки достигли лишь его глаз в уголках, ладно, еще эта межбровная складка, в остальном Ос выглядит очень хорошо для тридцати семи лет: подтянутая и стройная фигура благодаря ежедневной зарядке и правильному питанию; ровная осанка и размеренное дыхание – результат медитации, которая у Оса чередуется с закаливанием; а еще густые светлые волосы. По длине они вполне могут сравниться с вымученными от плойки рыжими локонами Вик, только Ос редко свои распускает, все же чаще оставляя их на затылке собранными в хвост или пучок.

– Чуть не забыл: Михаил Дмитриевич просил выделить ему комнату на две недели для его новой выставки, – вспоминает Оскар именно тогда, когда Вик уже готова его поцеловать.

Ее настрой тут же сбивается, она резко сползает с колен мужа и запрыгивает на кровать. Тянется за ноутбуком и зарядкой на тумбочке, подключает питание в розетку и раскрывает крышку, усевшись по-турецки и подставив под спину подушку к стене.

– Тебя не поймешь! То ты говоришь, что хочешь детей, то отправляешь меня в магистратуру, а это ведь не одно и то же! – загружая новый вордовский файл, высказывает Вик.

– Одно другому не мешает, если правильно распределить время, – Оскар надевает очки и более чем внимательно разглядывает обиженную жену. – Я бы помогал и с ребенком, и с диссертацией. Статьи, написанные «в стол», у тебя уже имеются; нужно только проверить их на актуальность и поправить библиографическое описание – и пожалуйста. Если уж совсем тяжело придется, можно взять академический отпуск…

– Не хочу, Ос! Ни ребенка, ни диссертацию! Такой момент своим Михаилом Дмитриевичем испортил! Все, я пишу, ясно?! А ты продолжай сидеть со своими курсовыми до седой задницы!

Сначала писать совсем не выходит: Вик печатает первое предложение и стирает его; потом на экране снова появляются слова, не слишком похожие на начало истории, скорее на середину. Но Вик не обращает внимания – она выделяет крошечный текст и редактирует размер шрифта, его стиль, настраивает отступ, как раньше проделывала подобное с научными работами. «Это основа основ! – говорил Оскар. – Порядок должен быть во всем!» – а говорил он такое тогда, когда кто-нибудь из студентов сдавал ему доклад с разными шрифтами и «танцующими» межстрочными интервалами, не пойми какими отступами, а чаще просто – с выравненным по левому краю текстом. Было видно невооруженным взглядом, что собрано сообщение с разных сайтов по кускам. И Оса это сильно расстраивало. С тех пор Вик придерживается официального оформления даже в своих рукописях.

Вик не любит первые строчки, нет, ей больше нравится, когда она не замечает стука пальцев по клавиатуре, когда холодный расчет и презрение к каждой буковке стираются, а заодно стираются границы между мирами. И вот герои кажутся ей уже знакомыми, будто бы сидят рядом и подсказывают, что написать. Вик специально не возвращается к началу и не перечитывает, чтобы закончить сегодня хотя бы первую главу. Она смотрит время на экране, но тут же забывает увиденные числа. Зевает, потирает глаза. Ей кажется, словно кто-то приглушенным голосом говорит:

– Спокойной ночи, Вик.

***

Поле. Зеленое поле с чистым безоблачным небом. Вик глядит под ноги, а там ровная трава – и ни одного цветочка. Небо тоже какое-то чересчур голубое, ненатуральное, будто детский неумелый рисунок. Отдаленно слышится пение птиц, но нет ни одного дерева, откуда бы они могли вещать свою песню. «Как-то все плоско», – думает Вик, медленно шагая по земле. Она еще не знает, куда пойдет, но понимает, что направление зависит от нее. «Если это сон, то ощутимый», – подмечает писательница. Она сжимает и разжимает ладони, чувствует, как они напрягаются, кожу на среднем пальце саднит, если в него упереться ногтем большого. И удивительно, что по такому огромному полю не гуляет ветер, напротив, здесь абсолютный штиль.

– Вижу голубеющую даль,

Нарушать такую просто жаль… – слышит Вик. Оборачивается на голос, а по полю идет мужчина в латах, словно доблестный рыцарь, только почему-то без шлема. Он продолжает: – Жаль, что ты ее не видишь

Путь наш труден и далек…

– Стой! – орет ему Вик.

Тот останавливается и ждет, когда Вик подбежит. И чем ближе она оказывается к нему, тем отчетливее видит лицо Жени – парня Муси. Она где угодно узнает эти выбритые виски и длинную челку, уложенную назад. Вот только в латах Вик его еще ни разу не видела.

– Женя? – на всякий случай уточняет она.

– Вик? Ты че здесь делаешь? Меня, вообще-то, Юджином величают. Вот, иду свою принцессу спасать, – для благородного рыцаря он разговаривает слишком дерзко.

– А ты что здесь забыл? Юджин королевских кровей! Это мой сон! Это моя история!

– Может, ты меня представляла, когда писала про своего Юджина, – самодовольно улыбается Женя. Потом он окидывает себя взглядом и щурится: – Позволь спросить, а где мой верный конь? Ну или меч-кладенец, которым я разрублю монстра?

– Не успела прописать детали. У меня с началом не очень. Почему-то представился рыцарь. Он идет, как ты, и поет песни. Путь долгий, трудный…

– Ты считаешь – «Фантом» уместен?

– Я и не вписывала, ты сам! – возмущается Вик.

Женя задумчиво чешет затылок. Ему не нравится, что его ждет впереди опасное приключение, а он не подготовлен. И латы словно картонные, больше декорация, чем защита.

«М-да, вот что бывает, когда мир не прописан как следует», – подмечает Вик.

– Не расстраивайся. Зато у тебя есть попутчик, – хлопает Женю по плечу писательница.

– Ты, что ли?

Не успевает она ответить, как из ниоткуда появляется девушка с золотистыми волосами и в пышном платье, расписанном яркими узорами. Девица даже не смотрит в сторону Жени и Вик, просто идет вперед, зная, что двое потащатся за ней следом.

– Курица какая-то… – фыркает Женя.

– Меня зовут Ряба, – величаво вскидывает подбородок девица.

– Серьезно?! Вик, это что?

– Ну модно переписывать всякие сказки и добавлять в них психологическую составляющую. Вот я и решила, что курочку Рябу можно интерпретировать как девушку, которая…

– Ну вы только послушайте! Я их – своих стариков – значит, кормила, пирожки готовила, десерты всякие, яичницу, а тут денег принесла – и все, стоят и ругаются, мол, сделай как было! – возмущается Ряба. – А ничего, что на вырученное золото можно столько еды накупить, что на год вперед хватит?! Так нет же! Вечно эти людишки привыкнут к чему-то одному, жалуются на все, а менять ничего не хотят. Тут всего-то надо было подойти к делу с умом…

– Она всю дорогу будет кудахтать? – осторожно спрашивает Женя.

– Конечно, у нее психологическая травма: хотела как лучше, получилось как всегда, – пожимает плечами Вик.

Вот только путь оказывается чересчур коротким. Троица доходит до другого берега, и Вик не помнит, что было дальше.

– Обрыв! – указывает на огромную пропасть между берегами Женя.

– Вижу.

– И что ты предлагаешь делать, писака?

– Мост надо было… кажется, я уснула на этом моменте, – разводит руками Вик.

– Не вини себя. Всем не угодишь! Обязательно найдутся те, кому что-нибудь не понравится! – тараторит Ряба. – Надо любить себя и уважать, тогда и другие подтянутся. Чем больше делаешь для всех, тем меньше отдачи…

***

…Вик резко просыпается. В спальне темно, и лишь электронные часы мерцают зеленым светом на полке, показывают три часа ночи. У девушки сухо во рту, сердце учащенно бьется, а рядом с ней спит безмятежный Оскар.

Она опускается ногами на пол и идет на кухню попить воды. Удерживая в руке стакан, Вик делает несколько больших глотков, открывает свой ноутбук и глазами бродит по рабочему столу в поисках нового файлика. Когда находит – загружает его, ползет колесиком мышки в самый конец. И, действительно, повествование резко заканчивается на недосказанности.

«Обрыв! – указывает на огромную пропасть между берегами Юджин».