День проснется – и речи людские
Закипят раздраженной волной,
И помчит, разливаясь, стихия,
Все, что вызвано алчной нуждой.
А. Фет
Через неделю после отъезда Жени Саша собралась в свой методический день, в Саратов. Автобус был наполовину пуст. Попутчики кутались в шарфы, сидели в куртках с надвинутыми капюшонами.
Пришедший с севера циклон завалил рыхлыми влажными клоками снега вовсю еще зеленеющие деревья и кусты, и пригнутые к земле тяжестью, цветы на клумбах выглядывали обиженно и недовольно.
Оделась потеплее: одно дело – мчаться в сверхсовременной машине по разбитой дороге, другое – прыгать на колесе, на жестком сидении устаревшего «ПАЗа» под грохот всех раскрученных гаек, болтов, не закрывающихся окон.
В рабочий день в Саратове после девять часов было немноголюдно, все бежали по своим делам, не глядя по сторонам.
В хозрасчетной поликлинике возле Крытого рынка тоже не было очередей одиноко сидели возле кабинетов по одному человеку.
Саша собралась пойти на прием к терапевту, но медсестра регистратуры, услышав жалобу на появляющуюся тошноту после еды, посоветовала провериться, прежде всего, у гинеколога.
Раздеваться и лезть на кресло не хотела, но возле кабинета никого не было, и она решилась.
Приговор был однозначный – шесть или семь недель беременности, предварительно – мальчик.
Эта новость заставила густо покраснеть, когда после расспросов пожилая располневшая врач улыбнулась:
– тридцать пять лет – отличное время для рождения второго ребенка. Позвоните скорее, порадуйте папочку. Вам необходимо быстренько встать на учет по месту жительства.
Вот этот фактор – стать на учет по месту жительства да побыстрее – был одним из неприятнейших. Не станешь – не получишь декретного отпуска. А появление в больнице в известном кабинете – бомба немедленного действия с разлетом осколков-вопросов «А кто отец ребенка?» по всему селу.
Потом располневшая фигура, торчащий живот и кривлянье учеников на уроках и переменах за спиной, комично изображающих изменившуюся походку учительницы математики.
Все это смутило Сашу лишь на секунды раздумий, – она все переживет, перетерпит. Для нее даже не стоял вопрос – рожать или нет? Она уже думала о нем, о своем будущем малыше, хотя до его рождения нужно было прожить еще почти год.
– А вот Женя? Как быть с ним?
Новый сотовый телефон, подарок Жени, лежал в сумочке и словно дразнил: «Позвони. Все равно придется». – Подумав, Саша решила пока Жене ничего не сообщать.
Она решительно направилась к модному кафе напротив здания цирка, осторожно, то ли позавтракала, то ли пообедала, – ведь впереди предстояла двухсоткилометровая дорога. И никто не мог подсказать, как малыш отреагирует на долгую тряску по избитому машинами старому асфальту.
Добралась благополучно и сразу растворилась в крепком сне, осознав, наконец, что вся жизнь теперь будет наполнена не только беспокойством за здоровье и благополучие дочери в далеком областном центре, ожиданием возвращения Жени.
Самое главное волнение сейчас – за нормальное развитие малыша и чудо его появления.
На другой день после уроков Саша отправилась в поликлинику, решив ничего не откладывать на потом.
Слух распространился по больнице немедленно.
Не успела Саша поставить чайник на плиту и помыть руки, как прибежала, видимо, не заходя домой, мама. На ней под плащом был виден белый халат:
– Саша! Ты действительно беременная? Она налила в бокал из чайника не успевшей даже нагреться воды, выпила, села на стул.
– Да! А что? – Саша поставила на стол банку с медом, конфеты, какие-то фигурные печенья.
– Ты не можешь рожать! Тебе уже поздно! А вдруг осложнения? Аннушка осталась без отца, а если с тобой что-нибудь случится? – мама била точной наводкой по самой больной точке.
Когда тряслась в автобусе, эта мысль тоже мелькнула.
– Не нужно думать о плохом. Буду думать о Женечке, – Саша налила чай в бокалы, присела к столу.
– Сашенька, ты разумная девочка! Не делай глупостей, доченька! Поживи для себя. Ты же любишь путешествовать, а здесь свяжешь себя на всю оставшуюся жизнь. Тридцать шесть плюс двадцать, – тебе будет пятьдесят шесть лет, когда ребенок вырастет. И кто ты будешь? Старушка-пенсионерка с минимальной копеечной пенсией. Хотя зачем я все это говорю? Ты, все равно, решишь по-своему. Пойду домой, – отца порадую, – и она ушла, забыв свою сумку на стуле в прихожей.
– Мамочка, самый близкий и родной человек, заменившая ей всех подруг, – даже тебе я ничего не сказала о Жене, – Саша вздохнула, – все, что было с ним – их недолгие встречи, разговоры – были настолько личными, сокровенными, что остались в самом надежном тайнике – в ее памяти.
Саша никогда не понимала своих ровесниц, которые на другой день посвящали своих подруг в обсуждения подробностей свиданий, объяснений в любви и даже постельных сцен.
– Пусть говорят, что хотят, – это их личное дело, но без моего участия, – так она объясняла отказ слушать последние новости села.
С мамой они говорили обо всем, сидя на диване перед телевизором, за столом на кухне, вызывая откровенную ревность отца, демонстративно уходившего от разговоров с газетой в другую комнату.
– Привыкнут к моему положению, – Саша опять посмотрела на два молчащих телефона, стоящий и лежащий сотовый, на столе.
– Ничего не скажу, – решительно села за компьютер готовиться к урокам.
И вдруг неведомая сила
Уставших торопливо подняла:
В прибрежном камыше речушка вилась —
Дорога к перекату привела.
Куда девалась давняя усталость?
Ее волна на запад унесла.
А звезды падают, как под Полтавой, в шалость,
И глухо бьется под корягою вода.
– Эх, хату белую б под этот тополь,
И гулкую криничечку отрыть!
И долетел до родины тот вопль,
Что хлопцам довелось открыть
В степи безродной дивную сторонку,
Где мягко стелется в ночи туман,
И крупный жерех попадает в донку,
И диких табунов несется ураган….
И поднялись весною ранней
Из глины мазанки в одно окно.
И стало вечерами вдруг отрадней —
К реке, не торопясь, бежало с берега село.
На другой день Саше позвонили из библиотеки, попросили срочно зайти.
– Александра Алексеевна, помните, вы рассказывали, как в детстве разыскали подземный ход, и думали, что есть еще один ход между нашей библиотекой и бывшей церковью.
Мы по вашей просьбе собирали книжки и вырезки из газет и журналов и смотрите, что нашли:
– С приходом большевиков к власти в октябре 1917 года население Старополтавского района раскололось: за или против Советской власти. В районе началась малая гражданская война, Эсеры Пятаков, Вакулин, а также Тегустаев и Сапожков создали вооруженные банды. Их зверские расправы со сторонниками большевиков и активистами советской власти унесли жизни многих сотен наших земляков.
Людей топили в Волге, Еруслане, Соленой Кубе, зарывали живьем в песок у села Красный Яр.
Крестьянская беднота в 1919 году организовала несколько коммун, в том числе, коммуну имени Ленина и «Красная заря» – у Иловатки. Вскоре они были разгромлены и разграблены пятаковцами, а коммунары расстреляны.
Саша вспомнила, как в одном из походов в начале июня, они остановились на ночевку недалеко от понтонного моста через Еруслан на большой поляне, окруженной старыми деревьями и разросшимся кустарником, со скромным деревянным обелиском с красной звездой на шпиле. На этом утопающем в траве по колено живописном месте была когда-то первая в районе коммуна. Многие и ныне проживающие в районе были внуками и правнуками коммунаров.
– Девочки, смотрите, а вот здесь о кулаках, – Саша переворачивала страницы толстого альбома с воспоминаниями земляков о далеких годах гражданской и Великой Отечественной войн, о тяжелых послевоенных годах, о первых колхозах, целине, но мысленно была далеко от библиотеки и от своего села.
– В Старой Полтавке из общины вышли единицы крестьян. Самыми богатыми были Чернышовы. Петр Иванович Чернышов еще в 1898 году построил себе богатый дом. Круглый год на него работало до двадцати человек. Земли ему принадлежали, кроме Старой Полтавки, в Квасниковке. У пруда, который так и назывался Чернышевский, у Чернышова был большой сад.
Голод 1921 года собрал свою жатву и у нас в районе. На сходе жителей села Старая Полтавка богатею Чернышову П. И. было предложено отдать голодающим припрятанный хлеб и ценности на закупку зерна. Чернышов отказался категорически выполнять требования схода.
Разъяренные жители тут же потребовали выселить Чернышова П. И. из Старой Полтавки. В 1922 году после окончания гражданской войны Чернышов собственноручно сжег свой сад, чтобы не достался Советской власти. Его сын Михаил был великим картежником и пьяницей.
Подвергнутый остракизму сельский богач Чернышов вместе с сыном исчезли навсегда. Никто из знавших его людей нигде и никогда больше не встречал Чернышова.
Библиотекарши были выпускницами школы, все замужние, имели детей, и сейчас, за большим полированным столом с ксерокопиями архивных документов Саша видела людей, которым так же была небезразлична история края, и которых по-детски взволновали поиски подземного хода и возможного клада.
– Так, девочки, – Саша вздохнула, – будем рассуждать. Если все в селе знали о богатстве кулака Чернышова, то, наверное, к нему приходили с обысками не один раз, но ничего не нашли в его доме, —
Саша насмотрелась в жизни приключенческих фильмов, но воспоминания о своих детских приключениях теперь, после возвращения Жени, казались такими далекими и милыми.
И, может быть, именно желание убедиться в беспочвенности детских фантазий, заинтересованность слушательниц заставили ее продолжить анализ:
– Значит, Чернышов должен был найти место и людей, которым он доверял. Если он знал, что существует подземный ход, то он мог спрятать свои деньги именно там.
По воспоминаниям старожилов во время гражданской войны священник вывез свою семью в Саратов, и сам не вернулся. Его дом оставался только под присмотром прислуги, и, можно допустить, что в один из вечеров или ночью Чернышов мог спокойно спрятать свои сбережения в потайном ходе или просто закопать в подвале без ведома батюшки.
– Давайте осмотрим подвал! – милая светленькая Катюша раскраснелась.
– Нет, девочки, – сказала Саша, я вам уже говорила, что мы с девчонками десять лет назад ничего не нашли. Нам нужно позвать сильного мужчину, чтобы он попытался открыть деревянную дверь в полу.
– Я скажу своему брату, чтобы он взял лом. И еще у него есть металлоискатель. Он весь отпуск провел в Салтовском лесу, там, где когда-то было село Шмыглино – родина прадеда. Там Миша железа накопал старинного и отдал в школьный музей.
Решили дело не откладывать. Через два дня, после дежурства Миша пришел с необходимыми инструментами. Девчата пришли специально в брюках, но заведующая в длинной юбке спустилась первой. Доски с десятисантиметровыми коваными гвоздями от пола Миша оторвал с большим трудом. И это, действительно, была тщательно забитая дверь, которая вела еще в одно подвальное помещение. Стены его также были обложены красным кирпичом, но, судя по размерам, оно тоже не выходило за пределы кирпичного фундамента дома.
– Может быть, в нем летом хранили лед, вырубленный ранней весной в реке? Чтобы хранить скоропортящиеся продукты, – предложила Лариса, рассудительная брюнетка.
Саша поняла, что никакого хода из библиотеки под землей не было. Миша включил свой аппарат в верхнем подвале. Никаких сигналов не было. Но когда он залез в нижний, сразу поступил сигнал на наличие металла. Принесли железную лопату, и пришлось молодому человеку стать еще и землекопом.
Через десять минут на глубине где-то тридцать сантиметров он обнаружил увесистый сверток. В плотную ткань были завернуты хорошо сохранившиеся царские бумажные деньги, еще пачки каких-то денежных знаков, а в полотняном мешочке лежали золотые денежные деньги.
О проекте
О подписке