Из универа я вышла так, будто долгое время пробыла под водой и, наконец, получила возможность глотнуть свежего воздуха.
Прикрыв глаза, я подставила лицо пасмурному февральскому небу. Холодный ветер подхватил пряди волос и, словно пропустив их между пальцами, оставил в покое.
– Красиво, – услышала я рядом знакомый голос.
Открыла глаза, опустила голову и увидела стоящего у крыльца Колесникова. Он держал телефон так, будто только что меня сфотографировал.
– Блин… – выдохнула я едва слышно.
Сегодня в перерывах между парами я уже достаточно насмотрелась на Милану и ее подтанцовку, на Одинцова, а теперь в качестве «десерта» вынуждена смотреть еще и на Колесникова.
– Согласен. Перегнул, – произнес Колесников вместо стандартного приветствия. И, подобно джентльмену, мягко обхватил мои холодные пальцы своими теплыми, пока я спускалась по ступенькам.
– И что дальше?
Я остановилась напротив парня, спрятала руки в карманы дутой куртки и заглянула Вадиму в глаза.
– Постараюсь стать для тебя хорошим мальчиком. Не обещаю, что сразу получится, но и ты, Аленушка, тоже давай мне послабления. И себе, – он окинул меня беглым оценивающим взглядом. – Нельзя быть такой серьезной в нашем возрасте. Когда еще, если не сейчас, творить всякую дичь.
– Не знаю, – повела я плечами, лишь на секунду сделав вид, что задумалась. – Например, никогда?
– Ален. – Лицо Вадима сделалось серьезным. А сам он подошел чуть ближе, нарушая личное пространство. Они с Одинцовым сговорились, что ли, сегодня? – Это всего лишь переписка. Не нужно воспринимать ее буквально. Воспринимай ее как инструмент для обоюдного поднятия настроения. Прикольно же начиналось.
Если быть честной с самой собой, то начало нашей ночной переписки действительно вышло неплохим. По крайней мере, отвлекающим. Если не воспринимать Колесникова как клоуна и забыть о маске, которую он демонстрирует в универе, то, в некотором роде, парень он неплохой.
– Ладно, – кивнула я согласно. – Начало было неплохим, но…
– Да блин! – выдохнул Колесников сокрушенно и поднял взгляд в небо, кажется, для того, чтобы выяснить за что ему все это.
– Но… – акцентировала я. – Ко мне сегодня подходила твоя подружка.
– Какая? – нахмурился парень.
– Которая вещи мои в бассейне стирала.
Я не собиралась утаивать сей факт и выгораживать какую-либо из сторон. Зачем мне молча проглатывать чужие необоснованные претензии, которые, кстати, разумнее было бы направить не мне, а бровастому яблоку раздора в красной куртке, что стоял напротив.
– Твою мать! – тихо выругался Вадим, и черты его лица стали жестче. Острый взгляд впился в мое лицо, чтобы считать эмоции. – И что она хотела?
– Это же очевидно – тебя, – фыркнула я, поведя бровью. – Надеюсь, ты не при ней выяснял сегодня ночью, в чем я?
– Я не кручу с несколькими девчонками сразу. У меня есть принципы и плохая память на имена… Маша, – деланно возмутился Вадим и тут же рассмеялся, получив от меня тычок по ребрам. – Шучу. Насчет имени, а не насчет муток. У меня с ней с прошлого года ничего нет.
– Так, может, ты ей об этом скажешь? В моих планах на этот год чужая ревность не значится.
– Ты ее испугалась?
– Похоже, чтобы мне сейчас страшно?
– Честно говоря, от твоего настроя немного страшно мне.
– Расслабься, максимум, что я могу с тобой сделать – оттаскать за брови.
– А вот сейчас обидно. – Вадим состроил комично-грустную рожицу и, сделав из пальцев «козу», уверенным движением пригладил сразу обе брови, которыми затем поиграл для меня.
Нас обходили другие студенты, а Колесников, не стесняясь, строил мне глазки.
– Ладно, короче. Мне пора, – улыбнулась я парню. Улыбаться ему с каждым разом казалось все легче. Возможно, все дело в запасе шоколадных плиток в моем шкафу.
– Ален. – Колесников поймал меня за локоть. Снова дежавю. И снова я будто почуяла запах скошенной травы, коей пах Одинцов. – Спишемся вечером? Прокатимся? – кивнул он в сторону своей машины.
– Боюсь, на сегодняшний вечер у тебя другие планы, Колесников, – теперь уже кивнула я, но в сторону крыльца, на которое вышли Милана и компания. Кутаясь в стеганое пальто от пронизывающего ветра, она буквально пронзила нас стервозно-острым взглядом с верхней ступеньки крыльца.
– Я разберусь. Рано не засыпай, Аленушка. Я напишу, – едва заметно подмигнул он мне, а затем обратил будто специально заготовленный злой взгляд на Милану. – Подойди, – рыкнул он ей совершенно не своим голосом, когда я направилась в сторону автобусной остановки.
В квартире оказалось подозрительно тихо. Но желания выяснять причину у меня не было.
Тишина – верный признак того, что не стоит ее нарушать, копаясь в истоках.
Я тихо сняла верхнюю одежду, разулась, подцепила кончиками пальцев лямку рюкзака и зашла в свою комнату.
– О, привет, – улыбнулась мне Катя, сидящая на моей постели с учебником литературы в руках.
– Привет, – ответила я тихо и повесила рюкзак на спинку стула. – А ты чего у меня?
– Просто, – хмыкнула Катя. У шкафа я сняла водолазку, от которой уже невыносимо чесалась шея. Надела вместо нее свободную футболку, джинсы быстро сменила на домашние штаны – старые спортивные.
– А где все?
Я плюхнулась рядом с сестрой на постель, подперла ладонью тяжелую голову и заглянула в учебник. Катя читала большой детский стих.
– На чей-то день рождения ушли. Поругались сначала из-за чего-то, а потом ушли.
Ясно из-за чего они поругались. Мама в гостях и при гостях не пьет. Играет роль приличной дамы, которая в жизни и капли в рот не брала.
Будто люди не знают, как она иногда по-черному пьет.
– Тебе этот стих выучить нужно? – кивнула я на страницы учебника.
– Ага. Но я уже почти выучила его. Проверишь?
– Конечно. Давай.
Я взяла учебник, откинулась с ним на спину, а Катя села напротив, поджав ноги под себя. Несколько секунд задумчиво глядела в потолок, а затем начала рассказывать стих. Иногда запиналась, но тут же исправлялась, стоило мне нарочито шокированным ее ошибкой взглядом с опаской выглянуть из-за учебника.
Сестренка хихикала, улыбалась, возвращала своему лицу серьезность, но рассказала стих до конца.
– Я еще вот тут подучу, – забрала она у меня учебник.
– Подучи. Завтра точно пятерку поставят.
Я отдала сестре учебник, а она, закрыв, прижала его к груди и легла ко мне под бок. Положила голову на плечо и тяжело и громко вздохнула. Я неосознанно повторила за ней.
Глядя в потолок, нащупала одну из тонких косичек сестры и стала задумчиво крутить ее между пальцами.
– Ты не кушала, – произнесла тихо Катя.
– Не хочется.
– Мама там макароны с тушенкой сварила.
– Вкусно?
– Мне не понравилось.
– Ммм, – протянула я в ответ.
– Может, пиццу постряпаем? Только для нас. Мама с папой сегодня будут вкусные салатики есть. Давай и мы с тобой что-нибудь только для себя приготовим. Я там, кстати, колбасу и сыр в холодильнике спрятала.
Я тихо хохотнула.
– И где ты их спрятала в холодильнике?
– Положила в пакетики и убрала в ящик под морковку.
– Да ты крутая, – хмыкнула я удивленно. – А я бы никогда не догадалась туда спрятать.
– Ага, а-то если не спрятать, папа все сожрет! – цокнула Катя возмущенно. – Сколько раз уже просила оставить мне колбасу для бутербродов, а он всегда съедал ее. Пойдем готовить?
– Сейчас, Кать. Еще пять минуточек полежу. Ноги устали. Потом быстренько схожу в душ, а после сделаем нам пиццу.
– Ладно. Полежим. – Катя приобняла меня рукой и закинула свою ногу на мои. Я прикрыла глаза, расслабляясь. Несколько секунд тишины оборвались очередным протяжным вздохом сестры. Я невольно улыбнулась тому, как она умеет по-философски вздыхать. Столько мыслей и глубины в этом звуке. – Когда мы уже отсюда уедем? – спросила она вдруг.
Я открыла глаза и снова увидела над собой белый потолок.
Отличный вопрос. Хотела бы и я знать на него ответ. Хотя бы примерно.
Конечно, можно рассказать Кате о планах. Рассказать о том, что я как раз собираю деньги на наш побег и подыскиваю вариант подходящей квартиры и даже города.
Иногда бывает непреодолимое желание поделиться с сестрой всем этим, но каждый раз я заставляю себя держать язык за зубами. У меня нет каких-то глобальных секретов от сестры. Но если я расскажу ей о плане побега, то она может выдать его родителям. Не специально. Случайно. В порыве гнева или хвастовства. Прямым текстом или намеком, из которого будет легко догадаться, о чем именно речь. Едва ли девочка девяти лет способна умолчать о планах, тем более о таких.
– Подрастешь, Кать, и уедешь, – ответила я, наконец, на вопрос сестры.
– Ага, – буркнула она недоверчиво. – Ты вот выросла. И что? Никуда же не уехала.
– Жду, когда ты вырастешь. Вдвоем уезжать отсюда будет веселее. А ты хочешь, чтобы я уехала?
– Нет, – тут же коротко отрезала Катя и будто сильнее обняла меня тонкой рукой. – Без тебя здесь будет в сто тысяч раз страшнее. И если ты уедешь, то я побегу за тобой. Сбегу из дома. Может, сейчас сбежим? Пока мамы и папы нету… Они же приедут опять пьяные. Ругаться будут, драться… Мама будет меня бить, папа – тебя.
– А если мы сбежим, думаешь, нам будет лучше?
– А разве может быть хуже там, где нас никто не будет бить и обижать?
– Думаешь, нас больше никто не обидит? – усмехнулась я невесело.
– Конечно. Там же не будет мамы с папой. А кроме них нас с тобой никто не обижает.
Катя уже уснула. В моей комнате.
Пиццу мы постряпали и съели всю до последней крошки, чтобы не оставить улики против себя.
Я давно уже приняла душ и теперь оставалась спокойна хотя бы из-за этого.
Катя спала, прижимая к груди угол одеяла.
Сидя на подоконнике, я периодически на нее поглядывала.
Ее слова о том, что она тоже хочет отсюда сбежать, лишь добавили мне уверенности в том, что я все правильно делаю. Еще немного, и реализация нашей мечты будет зависеть только от того, насколько быстро мы соберем самые необходимые вещи и доберемся до автовокзала, чтобы уехать отсюда. Осталось только подкопить денег.
Я водила подушечкой указательного пальца по стеклу. Иногда поглядывала на пустующий сегодня балкон с синей гирляндой и снова возвращалась к словам Одинцова.
У него тоже был отчим.
«Был».
Интересно, что случилось, раз теперь его нет?
Одинцов когда-то смог сбежать и начал жизнь заново?
Его тоже били…
Боюсь даже представить себе, как ему доставалось, учитывая, что он был мальчиком или парнем. Мне тоже достается, но даже у меня есть ощущение, что отчим был бы рад ударить посильнее, но сдерживает себя только из-за того, что я девчонка и, по сути, еще ребенок. Была когда-то ребенком. По крайней мере, он должен помнить, что знал меня еще ребенком.
Я этого не хочу, но теперь понимаю, что после недавнего откровения Одинцова, стану смотреть на него иначе. Хотя бы с позиции «рыбак рыбака». Видимо, после случайно оброненного мной слова «отчим», преподаватель смотрит на меня с той же позиции и отлично понимает как мотивы молчания, так и нежелание, чтобы кто-то вмешивался.
Кто бы мог подумать, что между нами есть что-то общее? Лично я никогда бы даже близко такого не предположила.
Но, с другой стороны, теперь каждый раз при виде него мне будет не по себе оттого, что он в курсе, что я скрываю за внешним пофигизмом.
Моя личная, пусть и крошечная, зона комфорта расшатана.
Катя что-то буркнула во сне, чем снова привлекла мое внимание к себе. Перевернулась с бока на бок и оказалась ко мне спиной.
Ровно в эту секунду в дверях квартиры послышалась возня.
Можно даже не строить дурочку. И так понятно, кого там принесло.
Мельком глянув на телефон, увидела на часах полночь.
Вот и превратилась наша с Катей временная тихая и уютная сказка в тыкву. Вонючую и матерящуюся.
В прихожей начала происходить какая-то возня. Включился свет, хлопнула дверь.
– Да стой ты! – услышала я мамин чуть натужный голос. Похоже она приволокла отчима на себе. – Куртку дай снять.
– Девки где? – гортанно потребовал отчим.
– Спят девочки. И ты иди спи, Борь.
Судя по тому, что мама пыталась говорить с ним культурно и тихо, она точно была трезвой. Будь иначе, скорее всего, она бы уже первой начала драку.
– Какого хуя они спят? Папка пришел! Голодный! – почти кричал он.
– Ты нажрался, Борь, во всех смыслах. Куда ты?..
– Пошла нахуй!
Звуки шагов, приближающиеся к двери моей комнаты.
Катя проснулась и села в постели, вжавшись в стену. Огромными напуганными глазами смотрела то на меня, то на дверь.
– Не бойся, – шепнула я сестре и слезла с подоконника. В несколько быстрых шагов дошла до постели и села на ее край. Притянула Катю к себе и обняла за плечи. – Он постучит, поймет, что мы спим и уйдет. Не трясись так. Все будет хорошо.
– Открывай, сучка! – отчим барабанил в дверь.
Сам мудак.
– Боря, ты сейчас весь дом разбудишь, – еще одна пустая попытка со стороны мамы.
– Весь не весь, но эта сучка спать не будет. Какого хрена в квартире темно и нечего жрать? Она встречать нас должна, а не дрыхнуть! – кричал отчим и снова барабанил в дверь. Кажется, уже ногами.
Я насмешливо вскинула брови.
Явились, барин.
Встречайте его.
А наказание отсутствием сна для меня уже не новинка. Случались ночи, которые я проводила, стоя на кухне. Спать было запрещено, как и садиться.
Он приходил и проверял.
Бывало, подобным образом он наказывал за проступок с моей стороны, который имел место быть, а бывало и просто так. Просто настроение у него такое было – на ком-нибудь оторваться. А я всегда служила для этого идеальной мишенью. С Катей он подобное никогда не практиковал. Максимум – пару часов в углу.
– Катька где? Твоя шваль опять ее у себя нянчит? – отчим, тем временем, лишь распалялся.
– Они сестры, Борь. Если хотят спать в одной комнате, пусть спят. И ты иди спать.
– Я сказал, пошла отсюда! – Стук в дверь прекратился, но мамин глухой болезненный стон дал понять, что использовать кулаки отчим не перестал. И сейчас всю силу их ударов испытывала на себе мама.
– Алена! – вскрикнула Катя, глядя на дверь, и вцепилась в свободную футболку на мне. – Скажи ему, чтобы перестал! Маме больно!
– Катька! Ну-ка открыла, пока я твою мамашку не прибил вместе с сестрой!
– Катя, сиди, – поймала я сестру и усадила обратно.
– Я открою, и он перестанет! Он же сказал! – теперь уже кричала сестра. По ее щекам текли огромные реки слез.
О проекте
О подписке
Другие проекты