Дилан действительно всегда был сдержанным и застенчивым, он никогда не любил быть в центре внимания или каким-либо образом выделяться из толпы. Он на самом деле стал более замкнутым, вступив в пору юности, хотя никогда не был затравленным, антисоциальным типом, у которого не было друзей, как его представляли в средствах массовой информации. Всю свою жизнь Дилан умел быстро приобретать хороших, близких друзей, как девочек, так и мальчиков, и поддерживать с ними отношения. За годы его учебы в старшей школе наш телефон разрывался от предложений пойти в боулинг, в кино или сыграть в «воображаемый бейсбол»[8]. Тут же мой мозг начинал приводить аргументы: если средства массовой информации могут ошибаться по поводу социального статуса Дилана, то есть возможность, что и все остальное неправда. То есть репортеры и полиция все перепутали, и Дилан был жертвой, а не преступником.
Также сообщали, что Эрик был единственным другом Дилана, что было не совсем правдой. Мы откровенно не поощряли отношения между ними с тех пор, как мальчики вместе попали в неприятности. Мы с Томом были рады, когда заметили, что Дилан держится от Эрика на расстоянии. Ко времени их смерти я бы определенно назвала лучшим другом Дилана Ната.
Подобным образом средства массовой информации характеризовали Дилана и Эрика как человеконенавистников, носящих свастику. Это странным образом подняло мой дух: не было просто никакого шанса, чтобы эта часть сообщений была правдой. Я выросла в семье евреев, и наша собственная семья только две недели назад отмечала праздник Песах. Как самый младший Дилан читал на празднике Четыре Фразы. Я работала учителем и адвокатом для людей с ограниченными возможностями, и мы с Томом всю жизнь были сторонниками толерантности и сотрудничества. Никто из нас никогда бы не потерпел никаких человеконенавистнических высказываний или антисемитских образов у нас в доме или на одежде Дилана.