На следующий день Светлана, как и всегда, отправилась на работу, стараясь вести себя так, будто ничего особенного не происходит. Она оделась, красиво заколола волосы, но, положив в сумочку документы, вдруг ощутила нечто странное, словно собиралась на важную встречу с судьбой. Эта мысль сама пришла в голову и испугала. Светлана встряхнулась, отогнала наваждение и вышла, пытаясь убедить себя, что всё это недоразумение. Глупость. Совпадение. Сегодня она съездит в эту адвокатскую контору, выслушает объяснения, убедится, что произошла ошибка, и остаток дня будет сожалеть о впустую потерянном времени.
До обеда она работала спокойно, без суеты. Старалась не показывать волнения, но внутри то и дело нарастала тревога. Стрелки часов тянулись медленно, каждая минута будто приближала её к какой-то неизвестности. Когда пробило двенадцать, она попрощалась с коллегами и вышла. По дороге в адвокатскую контору напряжение только усилилось. Всё внутри сжималось от странного, почти телесного страха: что если это правда? Что, если всё, что она знала о себе, не имеет под собой никакой почвы?
Когда Светлана вошла в здание по указанному адресу, её уже ждали. Адвокат – пожилой мужчина в аккуратном тёмно-сером костюме, поднялся из-за стола, как только она вошла, и быстрым шагом подошёл, протягивая руку.
– Здравствуйте, Светлана Александровна! Рад видеть вас, – с искренним участием произнёс он. – Я Владимир Викторович, адвокат. Проходите, присаживайтесь, пожалуйста. Как добрались? Зря отказались от машины, это ведь тоже часть нашей заботы о клиентах.
– Здравствуйте, – спокойно, но несколько сдержанно ответила она, усаживаясь на предложенный стул. – Спасибо, я добралась хорошо. Не стоило беспокоиться.
В обмене вежливостями не было напряжения, но Светлана всё больше чувствовала, что теряет почву под ногами. Она не задавала вопросов, предпочитая дождаться объяснений. Владимир Викторович вновь сел за свой стол, поправил пиджак, будто давая себе минуту, чтобы собраться.
– Может быть, чай или кофе? – вежливо предложил он.
– Нет, спасибо, – покачала она головой.
Светлана не хотела ни чая, ни кофе она хотела поскорее закончить эту, как ей казалось, ненужную встречу.
– Могу я увидеть ваши документы? – мягко спросил он.
Светлана молча достала бумаги из сумочки и положила на стол. Помощник, стоявший всё это время чуть в стороне, подошёл, забрал документы и передал адвокату. Тот внимательно просмотрел, проверил, затем передал обратно помощнику.
– Позволите сделать копии? – уточнил он.
– Конечно, если нужно, – равнодушно отозвалась Светлана, пожав плечами.
Пока помощник стоял у принтера, в кабинете повисла странная, густая тишина. В этом безмолвии Светлана вдруг остро ощутила, как пересохло в горле, как напряглись плечи. Хотелось встать, уйти, не дожидаться объяснений, не слушать ничего. Но было уже поздно, обратно дороги не было.
Когда помощник вышел, адвокат отложил копии и, подождав, пока за ним закроется дверь, посмотрел на Светлану уже по-другому: внимательнее, даже сочувственно.
– Ну что ж, Светлана Александровна… Теперь мы с вами остались одни, и нам никто не помешает! – произнёс он негромко, словно вступая в тяжёлый разговор. – Я уполномочен передать вам письмо, – он замолчал, уловив выражение тревоги и недоумения в её глазах. – Прошу, не пугайтесь! Я понимаю, что это неожиданно.
Светлана напряглась. Плечи снова вздёрнулись, сердце забилось чаще. Всё внутри сжалось от тревожного предчувствия.
– Письмо? – переспросила она еле слышно.
Адвокат открыл ящик стола, достал плотный жёлтый конверт и аккуратно положил его перед собой, не спеша протягивать.
– Это письмо от вашей матери, – медленно, подчёркнуто спокойно сказал он.
Светлана застыла. Она не сразу поняла, что именно он сказал. «От матери»? Почему матери?
– Мама умерла… – прошептала она, не веря своим ушам. – Что вы такое говорите? Это ошибка?!
– Ошибки нет! Неля Витальевна, – произнёс адвокат, не убирая руки с конверта, – не является вашей биологической матерью. Простите, я понимаю, как это звучит. Но это правда!
У неё как будто резко потемнело в глазах. Не ярко, не драматично, но будто всё вокруг потеряло цвет. Она не почувствовала, как подалась вперёд, как сжались пальцы. Слова не находились. Мысли будто отказывались работать. Страх, растерянность, растущее внутреннее «нет», всё смешалось.
– Как?.. – прошептала она. – Как это возможно?
– Возьмите письмо. Там всё объясняется! – сказал он тихо, протянув конверт.
Но Светлана не двигалась. Она смотрела на конверт, как на нечто опасное, запретное. Страх расползался по телу. Как будто взяв его в руки, она сделает шаг, от которого уже не вернётся.
– Что… что там написано? – голос дрожал.
– Я не имею права рассказывать содержание, – мягко, но чётко ответил он. – Только вы можете это прочитать!
Светлана медленно протянула руку. Пальцы коснулись конверта. Бумага была тёплой, или ей так показалось? Она держала его в руках, глядя на надпись, будто на порог между двумя жизнями: прежней и неизвестной, страшной.
– Я не понимаю… – еле слышно сказала она. – Почему сейчас? Почему так?
– Всё станет ясно, – сказал Владимир Викторович. – Просто позвольте себе прочесть. Я не буду мешать.
Он встал, тихо отодвинул кресло, отошёл к небольшому столику у окна, налил себе кофе и устроился, не глядя прямо на неё, но внимательно наблюдая со стороны.
Светлана осталась одна в центре комнаты, с письмом, которое могло разрушить всё, что она знала о себе. Но путь назад уже был невозможен.
Светлана с затаённым волнением вскрыла конверт. Бумага была плотной, немного шероховатой, пахла временем, чужой жизнью и чем-то ещё; чем-то таким, отчего по коже прошёл холод. Она бросила растерянный взгляд на Владимира Викторовича. Тот, сидя у окна с чашкой кофе, не смотрел на неё, стараясь не мешать.
Светлана медленно развернула письмо и начала читать. Руки дрожали. Слова расплывались, но она заставляла себя вчитываться, словно шаг за шагом вступая на зыбкую, опасную территорию.
«Здравствуй, моя милая, моя золотая, доченька! Здравствуй, Светочка!
Наконец-то наступил тот день, когда я могу назвать тебя так. Прости меня, милая, за то, что не была рядом, не растила и не воспитывала тебя! Это – самая тяжёлая боль, самое страшное и горькое мучение всей моей жизни. Я совершила чудовищную ошибку не только по отношению к тебе, но и к себе! Прошу тебя, не суди строго, не отвергай, не узнав всей правды. Я умоляю тебя!
Мне тогда было всего семнадцать. Я была молодой, наивной, глупой. В Севастополе, где проходила практика, я встретила твоего отца Александра. Оказалось, мы из одного города. Мы познакомились случайно, разговорились, и как-то сразу начали проводить много времени вместе. Я тогда верила в судьбу и думала, что всё это не просто так?!
Он был намного старше меня. Сильный, взрослый, уверенный. Я не знала, что у него есть жена и двухлетний сын. Там, в Севастополе, он ничего об этом не сказал. Он казался честным, надёжным. И я влюбилась, бесповоротно.
Мы вернулись домой каждый в своё время, но связь не оборвалась. Уже здесь, он признался, что у него семья, и уходить из неё он не собирается. Сказал, что и со мной расставаться не хочет. Я должна была отвернуться, оттолкнуть, но не смогла… Я верила в то, что наша любовь – настоящая. Мне хватало даже тех коротких встреч по вечерам, когда он приходил ненадолго, тайно. Я цеплялась за эти часы, словно за спасение!
Через год после знакомства я узнала, что беременна. Я не знала, что делать. Жила на съёмной квартире, Александр платил за жильё, но больше никак не помогал. Денег почти не было. Когда хозяйка узнала, что я рожаю, сказала, что с ребёнком я ей не нужна. Моя мама умерла за год до этого. Я была совсем одна. Мне некуда было идти. Я боялась даже думать, что будет, когда нас с малышкой выпишут из роддома. Куда? К кому?
Александр, узнав о беременности, сразу начал настаивать на аборте. Уговаривал до последнего момента. Я не могла решиться. Как можно убить того, кто уже дышит в тебе? Кто стал частью тебя? Я не смогла. Родила. И несмотря на весь ужас одиночества, была счастлива. Потому что у меня была ты, Светочка!
Но реальность пугала до истерики. Я лежала в больничной палате и рыдала без остановки. Там была одна санитарка: добрая, пожилая женщина. Она сказала: «Позвони отцу ребёнка. Пусть сам решает». И я позвонила.
Мы договорились встретиться в парке, рядом с больницей. Это был день выписки. Я собрала тебя, у меня был только один комплект одежды, даже одеяла не было. Стояла у больничных ворот, дрожала от страха. Не знала, придёт ли он? Всё тело сжималось от тревоги.
Но он пришёл. И тогда, не давая себе времени передумать, я быстро подошла, сунула ему в руки кулёчек с тобой и, опустив глаза, сказала: «Забирай – это твоё!» И побежала. Я бежала без оглядки, пока хватило сил. Сердце вырывалось из груди. А потом вернулась. Осторожно, крадучись, пряталась за деревьями. Наблюдала. Боялась, что он положит тебя на лавочку и уйдёт?!
Но он не ушёл. Посидел немного, поднялся и пошёл с тобою на руках. Я следила за ним, кралась, как тень. И видела, что он пошёл домой. К своей семье. С тобой. Я тогда заплакала, но уже по-другому. Со смесью боли и странной надежды.
Позже я узнавала: он сказал жене, что ты его дочь, и они оформили тебя как родного ребёнка. Он мог соврать, уйти, сбросить с себя ответственность, но он не бросил! А Неля Витальевна – его жена, приняла тебя. Я была благодарна ей всем сердцем. Она растила тебя. Не отдала в детдом. Не отвернулась. Я часто ходила мимо их дома, надеясь тебя увидеть. Садилась на лавочку, тайком заглядывала в коляску, пытаясь разглядеть тебя? Смотрела и мысленно просила прощения. Разговаривала с тобой про себя.
Через два года я вышла замуж. Мы уехали в Лондон. Муж был состоятельным, но детей не хотел. У нас не было детей. И я всю жизнь прожила с этой дырой внутри, с молчанием о тебе. Я не могла забыть. Не могла не думать, как ты живёшь. Однажды написала письмо, но не отправила. Побоялась.
Три года назад муж умер. Я похоронила его, и в доме стало совсем пусто. Мне больше нечего было терять. Я продала дом, бизнес и вернулась в Россию. Купила квартиру в тихом месте. Я одна. И всё время думаю о тебе. О той девочке в кулёчке. О том, как ты выросла. Есть ли у тебя дети? Простишь ли ты меня?
О проекте
О подписке
Другие проекты