Читать книгу «Время дракона» онлайн полностью📖 — Светланы Сергеевны Лыжиной — MyBook.
image

Когда звучал вопрос: «Король в городе?», наступал важный момент игры. Если Мирча отвечал: «Да, в городе», это означало, что нужно идти в город и выбрать среди прохожих любого человека, похожего на правителя. Если Мирча отвечал: «Короля в городе нет», это значило, что путешествие продолжается по деревне, а через некоторое время требовалось снова вернуться туда, где установлена виселица.

Однажды Мирча целых пять раз подряд говорил, что короля в городе нет, и тогда Влад, уставший от такого долгого хождения, попросил:

– Пойдём домой. Надоело за королём гоняться.

Точно так же утомляло маленького Влада долгое отцовское повествование, но здесь он пересиливал себя и всегда нарочно просил начинать рассказ с самого начала, а не с приезда в Нюрнберг. К тому же на середине рассказа, а точнее, на словах «в самом центре этих земель стоял Нюрнберг», малолетний слушатель всегда чувствовал прилив сил, ведь с этих слов начиналась главная часть истории.

– Город Нюрнберг оказался ещё больше, чем Буда, – говорил отец, – но самое примечательное в нём было не это. Приезжаем, а там… из каждого окна свисают ковры и куски яркой материи, на башнях реют флаги, словно жители готовятся к встрече дорогих гостей. Я первым делом спрашиваю: «Здесь ли король Жигмонд?» «Здесь, здесь, – отвечают мне. – Это из-за него город украшен». Я смотрю – что-то готовится. Понаехало знатных витязей из разных земель, да каждый привез с собой латы, боевого коня или даже нескольких, а уж слуг сколько. В любую харчевню загляни – встретишь такого приезжего. Я для себя и своих провожатых еле-еле место нашёл. «А отчего так много витязей? – спрашиваю. – На войну, что ли, король собирается?» «Нет, не на войну, – отвечают мне. – Ты разве ничего не видел на поле близ города?» А я видел, да не разглядел как следует. Вроде бы заметил, что часть поля огорожена частоколом, рядом с огороженным местом – длинный помост, а над помостом – навес. Для чего это всё нужно, я тогда не знал.

– Узнал позже, – шептал Мирча и улыбался.

– Больше всего меня заботило, где отыскать короля, – объяснял отец. – Я только про него и спрашивал. Мне сказали: «Да вот на том самом поле завтра утром найдёшь». «Ну, – думаю, – окончились мои мытарства». Утром оделся понаряднее, приезжаю на поле спозаранку, а там народу всякого собралось – как на ярмарке…

Что это значит, малолетний Влад понимал хорошо и потому видел мысленным взором даже то, о чём отец не говорил – вот светит яркое солнце, вот отец приезжает на поле, оглядывает толпу. Слышится гул, а ещё – звуки дудок и барабанов. Строения на поле украшены лоскутными гирляндами. Люди, которые во множестве столпились вокруг частокола, оживлённо переговариваются.

Примерно так выглядела ярмарка, проводившаяся в Сигишоаре каждый год перед Троицей. Владу это очень нравилось, потому что для увеселения покупателей устраивались состязания в метании камней и в стрельбе из лука. Жаль только, что отец на увеселения в Сигишоаре ни разу не попал, потому что пропадал в чужих краях. Думая об этом, сын испытывал досаду и одновременно радость – плохо, что родитель так много ездит, но в то же время приятно, что сейчас вся семья в сборе, и любимое повествование про Нюрнберг продолжается.

– Вижу, на поле стоит много шатров, – меж тем говорил родитель. – Возле каждого шатра – знамя, как в военном лагере. А на том месте, которое огорожено частоколом, молодые воины упражняются в битве на мечах или топорах. Вокруг простой народ собрался, смотрят…

– А Жигмонда не было, – встревал Мирча.

– Да, его пока не было, – отвечал отец. – Тут слышу, вдалеке трубят трубы. Смотрю, вон Жигмонд со свитой. Я прежде никогда его не видел. Знал только, что лет ему чуть меньше пятидесяти, он высок ростом, русоволос, с пышными усами и окладистой полуседой бородой. Сейчас он глубокий старик, а тогда был ещё полон сил. Я спросил на всякий случай, в самом ли деле это король. Мне кивают: «Он самый». Жигмонд со свитой направлялся как раз к тому крытому помосту. Ну, я, недолго думая, взял, да и поехал со своими провожатыми к королю навстречу. Чего мне робеть! Он – государь, я – сын государя. Мы почти равные… А впереди Жигмонда была дюжина пеших воинов, которые расчищали дорогу. Зеваки перед ними расступались сами собой, и потому никто из воинов подумать не мог, что найдётся наглец, который будет ехать прямо в лоб Его Величеству.

– А ты поехал, – улыбался довольный Мирча.

– Да. Королевская охрана сильно изумилась и встала. Провожатые мои были все на конях да при оружии – таких попробуй оттесни, если ты пеший. Я, пока никто опомниться не успел, подъезжаю совсем близко к Жигмонду и кричу, что я вот, сын такого-то государя, прошу позволения предстать перед Его Величеством. Король помялся чуть-чуть, но велел пропустить. Я спешился, подхожу, кланяюсь, подаю отцову грамоту и ещё на словах поясняю, что батюшка прислал меня на службу. Король грамоту взял, но читать не стал, а как услышал про службу, то улыбнулся и говорит: «Дай-ка мне твой меч». Я отдал. Король осмотрел его со всех сторон, обернулся к своей свите, сказал им что-то, чего я не понял, а затем продолжает на латыни: «Хороший у тебя меч. Раз ты приехал мне служить, тогда возьми его и положи под одним из двух щитов, которые висят вон там, на раскидистом дубе». Я понял, что Жигмонд желает меня испытать. Снова сажусь на коня, направляюсь к дубу и думаю: «В чём же испытание?»

– Король хотел, чтобы ты дрался! – восклицал Мирча.

– Да, – кивал отец. – Около дуба стояли люди, одетые все одинаково, которые сказали мне, что на поле проводится состязание витязей8. На местном языке это состязание называлось как-то по-особенному, но я не запомнил слово. Мне объяснили: «Вот на дереве висят два щита – чёрный и синий. Если положишь свой меч под чёрным щитом, это значит, что ты желаешь участвовать в конных поединках. Если под синим – значит, в пеших». Я подумал: «Наверное, король обиделся, что я выехал ему навстречу. Обиделся и решил меня проучить. Он считает, если я стану участвовать в состязании, в котором ни разу не участвовал, то непременно окажусь посрамлённым». – В этом месте рассказчик хитро улыбался.

Сыновья тоже улыбались.

– Я особо не раздумывал и положил меч на стол под чёрный щит, то есть выбрал конное состязание, – продолжал отец. – После этого люди около дуба записали моё имя, и я получил меч обратно. Дальше они сказали, что мне нужно облачиться в доспехи, а когда придёт время – выехать на поле и сразиться с тем витязем, который там окажется. Пришлось спешно послать в город за доспехами – они-то остались в корчме. Разве мог я представить, что на службе у Жигмонда придётся так скоро проявить первое из трёх умений, про которые говорил мне батюшка?

– Дедушка был мудрый, – замечал Мирча, который в такие минуты очень гордился, что назван в честь деда.

– Да, ваш дед был очень мудрый человек, – соглашался отец. – Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что он знал заранее, что со мной случится… А ещё те люди, что стояли около дуба, спросили, есть ли у меня особые копья для состязания. Я сказал: «Нет». Тогда мне сказали, что дадут столько копий, сколько потребуется. Я решил проявить скромность и ответил: «Мне хватит одного». Те люди засмеялись и сказали: «Даже самому неудачливому витязю нужно, по меньшей мере, два». Так я попал на состязание…

– А как же шествие? – напоминал Мирча.

Отец часто забывал рассказывать про это, а когда спохватывался, то начинал рассказывать с удвоенным старанием:

– А! Ну, конечно! Шествие! – восклицал он и продолжал: – Перед началом состязания все витязи должны были проехать перед крытым помостом, где восседал на троне Жигмонд. Там же имелись скамьи для других уважаемых людей. А ещё на помосте установили множество кресел. В них сидели молодые женщины. Как мне объяснили, то были самые красивые особы со всей округи. А ещё мне сказали, что состязание витязей всегда происходит в честь красавиц – таков обычай.

Тут отец опять начинал болтать «лишнее», чтобы подразнить жену, причём он прекрасно знал, каких разговоров она не стерпит:

– Посмотрел я на этих прелестниц, – частенько говорил он. – Две-три оказались совсем не на мой вкус, а другие – ничего.

Мать Влада, слыша это, замечала с досадой:

– Помнится, ты упоминал, что женщины из германских земель не блещут красотой. – На что отец лишь пожимал плечами.

– Значит, там сидели лучшие из дурнушек со всей округи, – примирительно заключал он и переводил разговор на другое: – Так вот я проехал перед помостом почти самым последним, потому что должен был успеть надеть доспехи. Моё облачение сильно отличалось от облачения других витязей. Те были в тяжёлых латах, состоявших из пластин, а я – лишь в кольчуге, где пластины вставлены спереди. Шлем мой прикрывал не всю голову, оставляя лицо незащищённым, а конь и вовсе не был ничем закрыт от боевых ударов, кроме бляшек на сбруе. Зрители сначала удивлялись, но затем решили, что я отчаянный смельчак.

Домочадцы не могли удержаться от уверений, что так оно и есть.

– Отец, ты очень храбрый! – говорил Мирча.

– Очень-очень храбрый, – вторил Влад.

– Даже слишком. Порой до безрассудства, – тихо вздыхала мать.

Отец, крайне польщённый, всё же делал вид, что не слышит этих похвал, и говорил о своём:

– Как совершаются конные поединки, вы знаете. Два витязя, вооружённые копьями, становятся по разные стороны длинной изгороди и скачут вдоль неё навстречу друг другу. Цель в том, чтобы выбить супротивника из седла или, по крайней мере, сломать копьё о чужой доспех. Кроме того, на всём пути нельзя касаться изгороди ни копьём, ни по-другому. Если витязь потеряет равновесие от чужого удара и, чтобы не упасть на землю, схватится за изгородь, это посчитают грубой промашкой.

– Отец, расскажи, как дрался ты, – просил Мирча.

– В том состязании, в Нюрнберге, конный поединок состоял из пяти сшибок. Даже если тебя в первой же сшибке свалили на землю, поединок продолжается до пяти. Главное, чтобы воин после падения нашёл в себе силы снова сесть на коня. – В этом месте отец, помолчав, обязательно добавлял: – Я думаю, люди под дубом, которые смеялись надо мной, делали это не со зла. Ведь они оказали мне большую услугу. Во-первых, посоветовали внимательно смотреть, как действуют на поле другие витязи. Во-вторых, сказали, что перед поединком полезно совершить молитву. Мне говорили: «Побеждают благочестивые. А кто перед состязанием больше думает о сне или сытном обеде, чаще оказывается повержен».

– И ты отказался от еды, – подсказывал Мирча.

– Да. Несмотря на то, что для всех витязей было выставлено угощение, – говорил отец. – А ещё мне думается, те люди под дубом нарочно сделали так, что мой первый поединок случился ближе к середине состязания, когда я уже понимал, что к чему. По правде, я и сам посмеялся над своими словами о копьях, когда увидел, как легко эти копья ломаются о кирасы. «Ну, – думаю, – мне с моими доспехами только один путь – увёртываться».

– И ты увёртывался, – поддакивал отцу старший сын.

– Да. Хоть такое поведение и не сулило победу. Другие-то витязи не уклонялись, а принимали удар на себя. Зато и сами имели больше времени, чтобы нацелиться и ударить. Я уворачивался, и потому моё копьё почти всегда оставалось целым. Там ведь и моргнуть не успеешь, а противник уж мимо промчался. Надо снова сшибаться. Зрители стали знаками показывать мне, что я мало рискую. Я делал вид, что не замечаю. Затем Жигмонд тоже стал выражать недовольство. Тут я и махнул на всё рукой! Думаю: «Сейчас посмотрим, на что годятся мои доспехи. Неужели они не выдержат удар тупого копья, которое к тому же сделано из мягкого дерева?»

С этого места оба сына начинали слушать с особенным вниманием.

– Ох! Ну и досталось же мне, – продолжал отец. – На поединках супротивники чаще всего целятся друг другу в живот. От таких ударов труднее всего увернуться. Приходится принимать удар или же изворачиваться так, что сам не сможешь ударить. Поэтому мне надо было терпеть. Правильно люди возле дуба советовали – отказаться от еды…

Владу прямо-таки слышалось, как трещат ломающиеся копья. Именно эта часть истории в своё время навела его на мысль, что нужно самому попробовать подраться с кем-нибудь. Верный способ найти противника – ходить по городу вместе со старшим братом и задираться. Влад тогда ещё плохо знал венгерский язык, но если слов не хватает, всегда можно корчить рожи. Кончилось тем, что пришлось вступаться старшему брату. После этого Мирча поведал, как нужно драться:

– Ты лицо прикрывай, чтоб по лицу не били. Тогда и мать не спросит, почему у тебя губа распухла или почему в носу кровь… Если дерёшься почти со взрослым, сначала кинь в него чем-нибудь – землёй в глаза, или камень найди. Тебе надо научиться кидаться камнями – ты кидаешь слабо. А ещё я тебя научу, как ставить подножки. Подножка – это почти вся драка. Не важно, с кем дерёшься – сделай так, чтоб упал, а дальше лупи его, пока не завоет.

– Мне в тот день в Нюрнберге досталось, – говорил отец, – но я всегда находил, чем ответить. К примеру, если ударить противника копьём не спереди, а в бок, то легче вышибить из седла – даже если толкнёшь слабо. Я принялся нарочно целить в бока и так свалил одного витязя. Тогда мне стали одобрительно кричать. Затем мне удалось свалить ещё одного. Но лучше всего я проявил себя на второй день состязаний, когда конники состязались в меткости. Надо было на скаку ударить копьём в щит, прикреплённый к столбу. Тут мне не нашлось равных. Я всегда попадал в цель, потому что теперь не требовалось увёртываться. Толпа так громко ликовала, что заглушила трубачей, которые возвещали о появлении на поле другого витязя. В конце того дня я получил в награду перстень. Я думал, его вручит король Жигмонд, но оказалось, что, согласно обычаю, все награды даются из рук девиц. Жигмонд меня похвалил тоже. Я, конечно, радовался. Батюшкин наказ был выполнен…

Мать слушала без удовольствия. Она знала, что последует в конце рассказа. Её заставят рыться в сундуках, чтобы найти и принести к столу вещь, которую и так все видели.

– Кстати, а где тот перстень, который мне дали на состязании? – спрашивал отец.

– Цел твой перстень, – отвечала мать.

– Точно цел?

– Что ему сделается? – с кислым видом отвечала хранительница. – Я его берегу, как самое дорогое. Держу не в шкатулке, а в другом месте, подальше от глаз.

– А давай проверим, как он там сохраняется, – просил отец.

Мать твердила своё:

– Для чего проверять? Он хорошо уложен, на дне сундука. Я ведь знаю, что ты мне покоя не дашь ни на этом свете, ни на том, если перстень пропадёт.

– Сходи принеси, – просил отец

– Уж ночь на дворе, а мы будем вещи в сундуках ворошить, – возражала мать.

– Сходи принеси. Я сыновьям покажу.

– Да они и так его видели много раз.

– Васка… – Отец строго взглядывал на жену. – Иди принеси.

Он редко называл её по имени на людях – только если не слушалась, поэтому мать, услышав своё имя, со вздохом выходила из-за стола, неспешно поднималась в свои покои и приносила отцову награду, завёрнутую в белый шёлковый платок.

Перстень был из золота, маленький. Вместо камня – пластинка, покрытая замысловатым узором, который очень красиво переливался при свете свечи. Кольцо свободно налезало отцу лишь на мизинец и с некоторым трудом – на безымянный палец. Матери оно подходило гораздо больше, что давало основания полагать – кольцо женское. Именно поэтому хранительница не любила его – ревновала мужа, хоть и не знала, к кому.

– Перстенёк женский, – говорила она, а затем с ехидством добавляла: – Наверное, германская красотка сняла со своего пальчика, чтобы почтить славного витязя.

– Ну, пожертвовала из своей шкатулки как приз для состязания. Что в этом такого? – возражал отец.

Влад за многие разы, что видел кольцо, успел перемерить его на все свои пальцы правой и левой руки. «Когда-нибудь оно и мне будет маловато», – думал он, отдавая драгоценность родителю, а тот заворачивал перстень в платок и в свою очередь отдавал жене:

– На, убери обратно.

Та, желая ещё как-нибудь проявить своё недовольство, разворачивала ткань, снова сворачивала, поаккуратнее, связывала уголки, осматривала кулёк со всех сторон… Муж терпеливо ждал, пока всё это закончится, а затем говорил:

– Пойдём. Я хочу посмотреть, куда ты его положишь.

Родители вместе уходили наверх и к столу уже больше не возвращались. Нянька, понимавшая то, чего не понимали дети, наклонялась к Владу:

– Ну что? Совсем уснул?

– Я не уснул. Я хочу ещё посидеть. Сейчас отец вернётся.

– Не вернётся. Он пошёл спать. И вам с братом давно уж пора почивать.

– Нет!

– Да, – говорила нянька, и на том заканчивался праздник.

1
...
...
16