ГЛАВА 3

Весь следующий день я носа не показывала из своего кабинета. Мало ли, кому бы захотелось обсудить со мной странное поведение заместителя директора, узнать подробности разговора и причину более чем неожиданного поцелуя. Сказать мне было нечего, кроме того, что это чудовищное недоразумение.

Весь день я ломала голову, зачем Журавлев это сделал, и не находила ответа. Еще вечером, не снимая наряда, долгое время провела перед зеркалом, желая заметить то, что, может быть, бросилось ему в глаза и выделило меня из толпы, но, увы, свое лицо я знала досконально, и ничего нового и неожиданного, а тем более прекрасного, конечно же, не заметила. Все как всегда: лицо как лицо, и множество мужчин в нашей фирме совершенно спокойно проходили мимо меня каждый день. Никакие причины не толкали их на необходимость выпить со мной на брудершафт и поцеловать.

За каким чертом это сделал Эл – было выше моего понимания. Единственный вывод, к которому я пришла к обеду, изведясь по полной программе, – эта такая маленькая месть (ничего себе, маленькая!), за мое видимое равнодушие к этому человеку. За спокойствие в его присутствии, за опущенный взгляд и односложные ответы. Но не мелко ли это с его стороны?

Он птица высокого полета, в буквальном смысле журавль в небе, и ему ли обращать внимание на пичужку, копошащуюся в песке в поисках шелухи от семечек…

Так что ответить женщинам мне было нечего, стоило ли в таком случае вдохновлять их своим присутствием на вопросы?

В обед ко мне заглянула Вероника.

– Привет, чего не заходишь ко мне? Совсем дорогу забыла, – она хрустко откусила яблоко, прикрыв дверь и пройдя к моему столу.

Думаю, Веронике завидовали больше всех. До вчерашнего вечера, разумеется. Положение в фирме она занимала завидное, в прямом смысле слова: географическое. Ее стол располагался как раз между двумя монументальными дверями, открывающими вход в фантастические миры шефа и его заместителя.

Раньше, до того, как уволился предыдущий помощник Игоря Дмитриевича, я часто забегала в приемную поболтать с Вероникой. Имея стройную фигуру и рост манекенщицы, она обожала сладости и поглощала их в большом количестве, при этом оставаясь в форме на зависть всем. Она любила угощать меня, так как я едва ли не единственная, кто не отказывался от угощения. Хоть худосочной меня никак не назовешь, но и склонностью к полноте я не страдала, а потому время от времени позволяла себе пирожное или кусочек тортика. Так же, как и мороженое в тиши пустой квартиры под стрекот секундной стрелки.

С тех пор, как кабинет по правую руку от секретаря сменил хозяина, я бывала в приемной лишь по большой необходимости, да и то ловила каждую возможность передать на подпись необходимые бумаги с кем-нибудь другим. «Ты к директору? Не захватишь эти приказики, все равно тебе к нему, а? А я пока тебе неотгуляный отпуск посчитаю, как ты и просил».

В приемной в последнее время творилось столпотворение. Я понимаю: накопилось множество неотложных дел, возникли вопросы, требующие скорейшего разрешения, а телефон часто занят, да и не все можно решить по внутренней связи, с глазу на глаз оно как-то лучше. Собеседника нужно видеть в лицо, да даже просто заглянуть пожелать доброго здоровья и удачного дня – это же замечательно, разве человек должен скупиться на позитив?

Дверь в кабинет заместителя вот уже два месяца как была закрыта – слишком много желающих, с утра занимающих очередь к шефу, рвалось заглянуть к господину Журавлеву. Ну, справиться о самочувствии, поздравить с назначением, удостовериться, что он уютно устроился на новом месте и убедиться, что благополучно на нем обживается. Если бы Эл отвечал на все вопросы и отвлекался на пустые беседы – работа бы встала, так что пришлось пожертвовать такой функцией, как дарить людям радость одним своим видом – теперь дверь в счастье всегда была плотно прикрыта.

Но даже такой барьер лично для меня казался слишком слабым и ненадежным, и я предпочитала бывать в приемной директора как можно реже, отказавшись от сладких презентов секретаря ради душевного спокойствия.

Что я могла ответить сейчас Веронике? Что я влюблена и боюсь себя выдать? Первое бы она прекрасно поняла, ну а второе ее удивило бы. Столько попыток выразить свои чувства и показать свое отношение, какие предпринимали наши девушки и женщины, можно было бы заносить в книгу рекордов Гинеса.

Домой я вернулась в расстроенных чувствах. Весь день боялась, что Эл заявится ко мне в кабинет, ждала, страшилась и надеялась, но, видимо, он был занят неотложными делами, а относительно меня любое дело он мог считать неотложным. Конечно, пьян ты был или нет, то, что происходило на корпоративе, оставалось на нем и прекращало существовать уже на следующий день. Это как курортный роман – какие бы страсти не кипели, уже в поезде ты оставляла все это за окном вагона, возвращаясь в привычную колею жизни.

Надо ли говорить, что к вечеру мое мрачное настроение нуждалось в корректировке, возможной лишь после хорошей порции мороженого, но, зайдя в квартиру и метнувшись к холодильнику, я выругалась, обнаружив немного шоколадного пломбира на самом донышке ведерка.

Ну вот, так всегда – из-за расстройства совершенно забыла, что закончилось «лекарство», и теперь придется тащиться в супермаркет.

Вышагивать в узкой юбке и на шпильках я не собиралась, а потому натянула джинсы, берцы, легкую ветровку, и помчалась за «спасением».

Народу в зале оказалось немного, но лишь набрав необходимое количество ведерок, я поняла, почему – все они сосредоточились у двух работающих касс. Ну что же, десять минут стояния не повредят моему замороженному заменителю счастья, и я пристроилась в хвосте у самой стены со специями и кошачьим кормом.

Меня снедала тревога – почему все же Эл не заглянул ко мне? Зачем тогда случился вчерашний поцелуй? Демонстрацией чего это было? Приручить и тут же бросить ради собственного удовольствия? Нет, ну почему я думаю об импозантном и важном заместителе директора так мелко и мелочно? Тогда что, что это было?

Если бы он был пьян – другой коленкор, тогда абсолютно все было бы ясно и понятно – с кем не бывает, но от клубничного чая так не захмелеешь, сколько его не выпей. Зачем же он клеился ко мне, а он клеился, я готова настаивать на этой формулировке, вот только перед кем, и кому и чего я собиралась доказывать? Да никому и ничего. Мне бы для себя самой найти ответы и успокоиться, но этот непонятный человек вносил в мои мысли только сумятицу, и не было видно никакого просвета и надежды на передышку.

Но как же он был вчера красив! И этот насмешливый прищур, и притворная вежливость, и едва сдерживаемое раздражение, когда он вел в центр зала очередную захмелевшую подчиненную, сияющую как утренняя роса на траве. Нет, что ни говори, он был хорош!

Очередь, пусть медленно, но целенаправленно продвигалась к кассе, надо отдать должное бойкой кассирше – она работала на износ. Мои мысли витали где-то в облаках, когда до меня донеслись странные голоса. Нет, в голосах как раз ничего странного не было, но вот содержание…

– Дыши, братэлло, дыши, ну ты че!

– Да, чувак, ты что творишь-то!

И сдавленные смешки.

– Эй, друг, ты слишком молод, чтобы вот так умереть.

Не понятно: если кому-то стало плохо в душном зале, как можно над этим смеяться, и почему беднягу не выведут из зала? Может, вообще пора вызывать скорую, кто знает, может, момент критический.

Неожиданно мне на плечо легла рука. Все еще пребывая в рассеянности и только-только напрягая свои уши как локаторы, я не ожидала тактильного контакта, и даже вздрогнула от неожиданности.

– Девушка, девушкааа! Будьте так добры, проявите милосердие к несчастному человеку.

В недоумении я обернулась. Перед глазами маячили высокие фигуры в темном.

– Просто улыбнитесь нашему другу, – произнес все тот же голос, обладатель которого имел дерзновение коснуться моего плеча.

В общем, я сразу поняла, что никому не плохо и скорую вызывать без надобности. Никто от удушья умирать не собирался, и даже никому не грозило падение в обморок. Просто один молодой человек уставился на меня немигающим взглядом, не замечая ничего вокруг и даже не обращая внимания на своих приятелей, а те ухахатывались на него, хитро поглядывая в мою сторону. Ну не дураки ли?

– Эй, Натан, дружище, все же хорошо, слышишь? Она уже смотрит на тебя, может, сейчас ты вздохнешь нормально? Ребят, сколько он уже без воздуха?

Парень по-прежнему не сводил с меня глаз и продолжал игнорировать своего приятеля, довольно симпатичного, надо сказать, блондина. Его самого можно было считать красавчиком, если бы мне импонировал такой тип.

А впрочем, почему это не мой тип? Когда мне стали нравится роковые мачо с броской внешностью и важной походкой? Могу сказать точное время – уже третий месяц как.

– Может, сделать ему искусственное дыхание рот в рот? – предложил крупный брюнет с волосами, взятыми в хвостик. – Девушка, вы как, готовы спасти жизнь человеку?

Еще один парень, рыжий волосатик, хлопнул называемого Натаном парня по плечу и тот вздрогнул. Перевел взгляд на рыжего и заметил, как тот делает ему большие глаза, кивая головой в мою сторону. Тут он очнулся, встрепенулся и снова посмотрел на меня.

– Привет, – произнес довольно приятным голосом.

– Господи! Я вас умоляю! – и я отвернулась, возмущенно дернув головой. Нет, ну не смех ли? Эти странные пингвины предлагают мне знакомство в супермаркете? Скоротать время в очереди? Нет, до такого я еще не докатилась.

За спиной раздался тихий свист и возмущенное цоканье языков.

– Девушка, ну что же вы делаете! Наш друг только-только пришел в себя, а вы снова собираетесь вогнать его в кому? Пощадите, будьте добры и снисходительны к больному человеку!

Честное слово, в любое другое время я посмеялась бы вместе с ними, и даже пококетничала с этим Натаном, таким симпатичным ладным парнем, но вчерашний поцелуй все изменил. Наверное, было бы глупо делить жизнь на «до» и «после» этого события, и, тем не менее, он что-то сделал со мной. Вот уже который час с момента этого коварного поцелуя я полагала, что что-то обязательно должно перемениться в моей жизни. Я не могла поверить, что Эл сделал это совершенно без всякой цели, просто так, от скуки и веселья ради.

Так что, как бы интересен не был человек, возвышающийся за моей спиной, и сколь бы пронзительным не казался взгляд его серых глаз, а только для меня это не имело никакого значения.

Зачем мне синица, когда в небе над головой кружат такие журавли!

Послышался шорох, и, скосив взгляд, я заметила, что Натан приблизился ко мне вплотную.

– Не делай глупостей, парень, – произнесла я тихо и угрожающе, но, думаю, он этого не уловил.

– Можно узнать твое имя? – проговорил он, и опять меня поразил нежный тембр его голоса.

В этом незнакомце вообще было много нежности, это бросалось в глаза. Он был какой-то… как тебе сказать-то, слишком добрый, слишком открытый, даже беззащитный, что ли, или мне это только показалось? Не уверена, что могла бы разобраться в человеке всего за пару минут разглядывания и, тем не менее, это ощущение не покидало меня.

– Мое имя – это секрет, ты же понимаешь, я не хочу, чтобы ты владел моими тайнами и имел надо мной власть, – я обернулась, сделав загадочное лицо, и тут же пожалела об этом. Если он и не воспринял всерьез мои слова, то впечатление от меня только усилилось. Если верить тому, что я читала на его лице, так он просто обалдел от того, что увидел, а увидел он меня.

Нет, мне, конечно, было приятно – а кто бы испытал противоположные эмоции – но только это было ни к чему, и ответной реакции я в себе не отыскала.

Самым лучшим было бы уйти, но оставить мороженое я не могла – чего же ради тогда я перлась сюда после тяжелого рабочего дня? Вот и стояла, нервно переминаясь с ноги на ногу, желая, чтобы пятерых покупателей, стоящих передо мной, обслужили как можно быстрее, желательно со скоростью света.

Почему-то этот Натан меня раздражал. Может быть, мне до жути хотелось, чтобы именно так на меня смотрел господин Эл Журавлев?

Как ни странно, но меня выручили друзья этого Ромео. Они подошли к нам и стали отпускать различные шуточки как в адрес друга, так и роковой незнакомки, каковой окрестили меня. Так время пролетело гораздо быстрее, и вскоре я пробила мороженное, сгребла сдачу и бросилась вон из магазина.

Далеко мне уйти не удалось – забыв про пиво и орешки, Натан бросился вслед за мной, о чем я догадалась по крикам его товарищей.

Делая вид, что ничего не замечаю, не оборачиваясь, я выбежала на улицу.

– Постой, погоди, не убегай так, – позвал меня парень, и, отойдя еще на несколько шагов от входа, я резко остановилась и решительно обернулась.

– Значит так, – проговорила я раздраженно, – зовут меня Лера, мне тридцать два года, пять из них я в счастливом браке, и мороженое это купила для своего сына, – и ткнула ему под нос пакет с пломбиром.

Ты видела когда-нибудь ошарашенного парня, над которым зависла летающая тарелка? А я увидела. Я даже заметила, как потемнели его глаза. Он стоял и хлопал длинными пушистыми ресницами, но губы его были плотно сомкнуты. Понятное дело, информация ему не понравилась. Ну а кому бы понравилась!