Глава третья. Лето в деревне

Утром я долго не могла сообразить, где я, и что происходит. Накануне заснула практически мгновенно, как провалилась, и впервые за долгое время проспала без малейшего перерыва… Сколько же я проспала? Я взглянула на часы у изголовья и ахнула: половина двенадцатого. Ничего себе!

Накинув халат, я раздвинула шторы и даже зажмурилась: до того яркий и прекрасный день был за окном. Безоблачное небо, промытая, по-видимому, ночным дождем зелень, аромат цветов… Сказка, а не пробуждение. Права была Маринка, притащив меня в этот рай, тридцать раз права!

Я привела себя в относительный порядок и спустилась на первый этаж, где, как мне помнилось, была кухня, и мне могли налить чашку кофе. Кухню я нашла без проблем, но вот со всем остальным получилось хуже: вокруг стояло столько агрегатов, блистающих хромом и никелем, что назначение половины я просто не могла угадать.

Слава Богу, электрическим чайником я пользоваться умела, оставалось только найти кофе, хоть бы и растворимый, сахар и какой-нибудь сухарик. Главное, никого в доме, судя по тишине не было: Маринка и ее отец давным-давно уехала на работу, где может быть в это время Софья Михайловна, я понятия не имела, а беспокоить Володю здесь, судя по всему, было не принято.

В этот момент за моей спиной раздались легкие шаги, я вздрогнула и выпустила из рук дверцу шкафчика, которая довольно громко захлопнулась. И тут же услышала характерный Володин смешок:

– Попалась, соня!

Всегда удивлялась, как при своих габаритах – рост два метра и вес под сто килограмм – мой друг исхитрялся при движении производить так мало шума. Чем-то он напоминал мне графа Фоско из «Женщины в белом», только что оперные арии не распевал и в пристрастии к белым мышам замечен не был.

– Ты меня заикой сделаешь, – проворчала я. – Разве можно так подкрадываться и людей пугать?

– Между прочим, доброе утро. Или добрый день – у кого как.

– Доброе утро, – виновато отозвалась я. – Ты разве еще не завтракал?

– Обижаешь, подруга. Я тут встаю раньше всех, в шесть утра уже за компьютером, так что сейчас у меня по расписанию честно заработанный ланч.

– Я не помешаю? – преувеличенно-светски осведомилась я. – Тут, кажется, все вокруг тебя на пуантах ходят, боятся лишний раз вздохнуть.

– Бояться – значит, уважают, – отшутился Володя. – Нет, я просто не терплю, когда вламываются ко мне в кабинет, а в остальных помещениях, равно как и вне их, я доступен и демократичен. Иногда даже добр.

– Это когда же? – прищурилась я.

– А вот сейчас, например. Настолько добр, что научу тебя пользоваться кофеваркой и тостером. В смысле, здешними моделями. Ты же не с Урала, правда?

– Скрупулезно подмечено, – согласилась я. – Не с Урала. Но кофеваркой вообще пользоваться не умею, дома у меня кофе растворимый, верх пижонства – кофе в турке. Так что будь действительно добрым мальчиком и помоги старой, немощной подруге.

Володя начал колдовать над довольно сложными, с моей точки зрения, приборами, попутно объясняя мне, как ими надлежит пользоваться. В результате довольно продолжительных – минут пятнадцать не меньше – манипуляций он соорудил мне чашку кофе с молоком и два горячих тоста с сыром, а себе – черный кофе и приличных размеров пиццу. Должна сказать, что готовить Володя всегда умел и, главное, любил. Во всяком случае, пока не был женат.

– Слушай, немощная подруга, я тут пошарил в Интернете, пока ты отсыпалась, и обнаружил старый, добрый рецепт от малокровия. По-моему, тебе не помешает, даже поможет. А Маринка привезет специальные таблетки, которые принимают те, кто случайно хватает дозу радиации или, как в твоем случае, травится ртутью. Месяц попринимаешь – будешь как новенькая, хоть снова под венец.

Я невольно поморщилась: особой тактичностью Володя иногда не отличался, особенно если намеренно хотел вывести собеседника из себя.

– Ну, что ты жмуришься, как дева непорочная? Да, трагедия, да, ты теперь молодая вдова. Но не калека и не разведенка с четырьмя сопливыми детишками на шее. Все зависит от того, с какой точки на это посмотреть. И еще от того, насколько ты любила своего супруга. Извини, но у меня сложилось впечатление, что в вашем браке имело место скорее уважение и взаимная приязнь.

– Не так уж мало для счастливого брака! – огрызнулась я. – Ты вот женат второй раз и, по-моему, отнюдь не по страстной любви.

– Не заводись, – миролюбиво отозвался Володя. – Ситуации бывают разными. Я хотел только сказать, что сидеть просто так и горевать – отнюдь не самый лучший вариант. Валерия ты этим, к сожалению, не воскресишь. А лучшее средство от тоски – работа. Тут мы похожи, ты ведь знаешь.

Да, тут мы были похожи: оба трудоголики. И именно работа выручала меня в самые мрачные периоды первого брака, причем выручала не только материально, но и морально: мне элементарно было некогда комплексовать и предаваться черным мыслям.

– Что, кстати, за народное средство ты раскопал в Интернете? – перевела я разговор на другую тему. – Надеюсь, не сушеное крылышко летучей мыши под рубашкой?

– Толченые жабьи лапки, – усмехнулся Володя. – Все гораздо проще: парное молоко, желательно, козье, свежие яйца и мед. Вот такой коктейль и будешь получать с утра.

Я только широко раскрыла глаза:

– И где ты собираешься брать ингридиенты? В супермаркете или в том же Интернете?

– Почему я? – пожал плечами Володя. – Софья Михайловна пошла договариваться с соседями в так называемом «нормальном» поселке. Там и козы есть, и куры, и пчелы. Мед можно купить сразу, а остальное вашему высочеству будут приносить на блюдечке с голубой каемочкой. Только пей.

– Терпеть не могу мед! – поморщилась я.

– Сможешь и потерпишь, – сухо отрезал Володя. – Или так и будешь доходить и шлепаться в обмороки. Не выпендривайся. Алешке ты нужна живая и как можно более здоровая. Во всяком случае, пока. Кстати, вчера я был вполне серьезен, когда предлагал ему провести здесь последний месяц каникул. Заодно проверю, как он продвинулся в английском.

– Удивительно, – покачала я головой.

– Что именно?

– Ты ведь не любишь детей, я знаю. А к Алешке у тебя почему-то особое отношение, ты его не просто терпишь, я же вижу.

– Ты знаешь, это действительно удивительно. Но иногда мне кажется, что он… ну, в общем… даже не знаю, как сказать.

Я терпеливо ждала, не пытаясь подстегивать его мысли или помогать найти правильную формулировку.

– Ты не находишь, что он похож на меня? – наконец выдавил из себя Володя.

– Нахожу, – кивнула я, закуривая первую в этот день сигарету. – И сначала очень удивлялась, потому что биологическим его отцом ты не можешь быть. Он родился через два года после того, как наши с тобой лирические отношения закончились. Он – сын Ивана.

– Но…

– А потом я почитала кое-какую литературу, что-то додумала. Извини, но то, что ты сейчас услышишь по сути может тебе не понравится. Хотя бы потому, что придется обращаться к аналогиям из животного мира.

– Вот как? – поднял брови Володя. – Даже интересно.

– Необычайно интересно, – подтвердила я. – Ты знаешь, конечно, что к чистопородным сукам никаких кобелей другой породы, пусть даже сверхэлитной, подпускать нельзя. Все последующие пометы будут безнадежно испорчены. Первый самец оставляет у самки совершенно неизгладимое впечатление… в генах.

– Ты хочешь сказать…?

– Все, что я хотела, я сказала. Ты умный человек, дальше сам разберешься и, надеюсь, с Мариной обсуждать не будешь. Хотя, думаю, она догадывается, хотя бы потому, что все знала о нашем романе.

– Марина тоже очень неглупая женщина, – пробормотал Володя, явно думая о чем-то другом, своем. – А знаешь, в этом что-то есть. Тем более, я буду рад видеть Алешку. Он в технике разбирается?

– Вот тут он пошел в своего отца, – засмеялась я, – все умеет своими руками. Как и Иван. А почему тебя это волнует?

– На чердаке велосипед есть. Хороший, но требует профилактики.

– Сделает, не проблема. Слушай, ты в издательство в ближайшее время не собираешься?

– Я с ними, в основном, через Интернет общаюсь. А в чем проблема?

– Мне бы тоже хотелось поработать.

– О, это я тебе мгновенно устрою! – оживился Володя. – Позвоню своему знакомому, он мне по тому же Интернету и работу для тебя пришлет и в издательстве все оформит. Скажу, пусть выберет что-нибудь завлекательное, но не срочное, тебе сейчас совершенно незачем сутками у компьютера торчать.

– Вот и хорошо, – вздохнула я. – Считай, все проблемы решены. По сути, я твоя должница.

– Свои люди – сочтемся, – усмехнулся Володя. – Иди отдыхай, гуляй, клубнику окучивай…

– Какую клубнику? – ошалела я.

– Шутка. Нет тут никакой клубники. Все, дорогая, мой перерыв закончен, пойду ковать дальше. Увидимся за ужином. А вон и Софья Михайловна идет, она тебя быстро к какому-нибудь занятию пристроит. Чао!

И теми же быстрыми, бесшумными шагами Володя выскользнул из кухни. По-моему, Маринка напрасно психует: мужик пашет, как заведенный, а его переводы – технические и медицинские с русского на английский, а не наоборот, стоят намного дороже, чем мои детективные упражнения в обратном направлении. Действительно, нужно будет с ней поговорить. Да и Володя вчера просил…

Софья Михайловна вошла на кухню и, увидев меня, обрадовалась:

– Ну, сегодня ты уже выглядишь куда лучше. А то вчера напугала всех до полусмерти. Поела?

– Да, спасибо. Меня Володя накормил, а то я такие агрегаты только в кино видела.

– Он к тебе хорошо относится, – как бы без всякой связи с предыдущим сказала Софья Михайловна. – А я договорилась насчет лекарства для тебя. И мед вот принесла. Ложка меда, стакан парного молока и свежее яйцо. Каждое утро будешь гоголь-моголь пить.

– Так и станет меня парное молоко до полудня дожидаться! – засмеялась я. – Я ведь только в половине двенадцатого пробудиться изволила.

– Это я тебя вчера с перепугу таблетками перекормила, – улыбнулась Софья Михайловна. – Плюс свежий воздух. Скоро привыкнешь, будешь, как мы все, с петухами вставать.

Про себя я сильно усомнилась в этом прогнозе. Привычка привычкой, но я по натуре – стопроцентная сова и подъем раньше десяти утра для меня – гражданский подвиг. Конечно, когда я работала, как все люди, «от и до», да еще на дорогу в один конец тратила около часа, моя натура вынуждена была приспосабливаться к общему режиму, хотя и сопротивлялась отчаянно. А теперь, когда я сама себе хозяйка, да еще, как правило, работаю заполночь… Хотя, чего только с людьми не бывает, может, и перестроюсь. На свежем-то воздухе.

Делать мне было совершенно нечего: от предложения помочь по хозяйству Софья Михайловна отказалась категорически, сказав, что у нее и Мариночка-то к плите и мойке не подходит, а уж мне тут тем более нечего делать. Так что я переоделась в шорты и маечку и пошла обследовать окрестности. Определенную слабость я еще испытывала, но со вчерашним было не сравнить.

Проторенная тропинка довольно быстро вывела меня к берегу реки, неширокой, но довольно быстрой. У первой встречной тетки, я спросила, как этот бурный поток называется и, услышав знакомое название «Десна», успокоилась и села на берегу под кустик.

Справа примерно в километре были видны железнодорожный мост, а за ним – автомобильный, и все основные купальщики почему-то тусовались именно там. Присмотревшись к воде в том месте, где я сидела, я поняла причину: дно реки уходило вниз почти вертикально, а сквозь воду виднелись верхушки пышных водорослей. Да, скорей всего, купаться тут было не особенно приятно: дома меня ждал бассейн без глины и тины, а также всякой мелкой живности, типа головастиков. Да и жары особой пока не наблюдалось.

Непредсказуемыми путями мысли мои вернулись к тому, что сказала Марина: квартирный вопрос Алешки я теперь вполне в состоянии решить сама. И для этого – пока – совершенно не обязательно разменивать квартиру, достаточно просто прописать в нее сына и подождать, как повернется жизнь. Тем более что устройство хором на Пречистенке вполне позволяло обеспечить практически автономное существование друг от друга, особенно если учесть толщину стен дома дореволюционнной постройки, то есть практически полную звукоизоляцию.

Самая большая комната, та, в которой обитал Валерий Павлович, имела еще одно несомненное достоинство, помимо размеров (без малого двадцать пять метров). Оба ее окна и балкон выходили в тихий зеленый дворик, что для центра Москвы – большая редкость. Нужно будет разобраться с огромной библиотекой, большая часть которой была достаточно специфична, выбросить или продать старую мебель, которой в обед было сто лет, но которой мой покойный муж почему-то невероятно дорожил, и обставить комнату так, как захочется Алешке.

Вообще-то эта квартира была раньше половиной роскошных барских апартаментов, но потом кто-то очень деловой или просто практичный, разделил ее капитальной перегородкой пополам, а вместо одной входной двери на лестничной площадке сделал две в торцах. Поэтому наш четвертый этаж избежал участи стать коммунальным: все остальные квартиры в доме были семикомнатными и, разумеется, не отдельными.

Правда, нашей половине вообще повезло: к ней отошли кухня и туалет с ванной, но комнат – только две. В другой же половине комнат осталось пять, но одну пришлось превращать в кухню, а другую, соответственно, в санузел. Лет десять назад там еще доживала век племянница то ли Собинова, то ли Лемешева, которых, естественно, никто не трогал, теперь живут ее дочь и внучка – старая дева.

Валерий же в этой квартире прожил всю свою сознательную жизнь: как раз перед его рождением за какие-то заслуги перед партией и правительством его отец получил эти неслыханные хоромы: отдельную квартиру. Две комнаты на пятерых (отец с матерью, дочь Нина и старенькая бабушка). Одну двадцатипятиметровку тут же перегородили пополам, превратив тем самым квартиру в трехкомнатную. Большая комната была родительской, дальняя – детской, в проходной поселилась бабушка. Правда, жила она там недолго, лет пять, после чего мирно отошла в мир иной, оставив внукам по персональной комнате каждому.

В общем, история длинная, а закончилась она тем, что в квартире остался один Валерий: Нина вышла замуж и переехала к мужу, Валерий тоже после свадьбы переехал было к жене, но там брак быстро развалился и супруги остались каждый при своей жилплощади, родители один за другим упокоились на Преображенском кладбище, и, наконец, появилась я в качестве законной и честь по чести прописанной жены.

Дальняя комната стала моей спальней, проходная – кабинетом и приютом Алешки, пока он не отправился обучаться за границу. Первое время мне казалось, что я попала в рай: через мою комнату никто никогда не ходил, одного этого было достаточно для счастья. Потом, правда, кое-что изменилось.

– Ма, а ты не собираешься привести эту халупу в божеский вид? – спросил меня как-то сыночек, – обводя скучным взглядом давно потемневший потолок на кухне и, прямо скажем, устаревшие плиту и раковину.

– Что это ты вдруг? – изумилась я. – На прежней квартире вряд ли было элегантнее.

– Вот именно, что «было», – усмехнулся Алька. – Папочка ремонт делает – закачаешься. Евро.

– В каком смысле? – опешила я.

Представить себе европеизированную «хрущобу» было выше моего понимания.

– А так, что все перегородки между кухней, «залом» и коридором снес к чертовой матери…

– Не ругайся, – машинально сделала я замечание.

– Ладно, в общем, снес нафиг. Теперь там такая здоровая комната, кухня приподнята, остальное – гостиная с белой кожаной мебелью. И стены белые. Санузел тоже совместил, выкинул ванну, поставил душевую кабину и биде.

– Необходимая для мужчины вещь, – хмыкнула я. – Или там дамы бывают?

Алька слегка покраснел и стал с жаром описывать обновленную спальню и кабинет. Все двери раздвижные, черного дерева, на белом фоне очень эффектно. И спальня – как в Версале.

– А ты там был? – поинтересовалась я.

– В спальне-то? Конечно. Даже подсветку помогал устанавливать и шторы вешать. Темно-лиловые.

– Нет, в Версале.

– Да ну тебя, ма, – надулся Алешка, – я просто хотел сказать, что если эту квартирку отремонтировать, то тут вообще будет нечто.

– Вот именно, – вмешался в разговор Валерий, как раз зашедший в кухню. —Только темно-лиловых портьер нам и не хватает для полного счастья. Прямо здесь, возле плиты.

– Согласись, квартира запущена, – кинулась я на защиту ребенка.

– Согласен, – невозмутимо ответил Валерий, – причем даже очень запущена. Но на евроремонт у нас нет денег, к тому же я не горю желанием объединять кухню с кабинетом, а спальню – с совмещенным санузлом. Я вообще не хочу ничего размещать, меня устраивает нынешняя планировка квартиры. А поклеить обои, побелить потолки и отциклевать полы – дело нехитрое. Что-то мы и сами можем, на что-то денег наскребем.

Алешка начал было строить планы преобразования жилья своими руками, но Валерий быстренько напомнил ему, что его собственные, Алешкины, руки, скоро будут довольно далеко вместе с ним, так что мы уж тут как-нибудь сами.

И мы действительно справились, не так уж все это оказалось трудно. Поменяли только плиту и сантехнику, на что и пошли основные деньги, а в остальном обошлись необходимым минимумом. И тем не менее, квартира преобразилась, привязав меня к себе еще прочнее. Да и спальня с видом на храм Христа-спасителя, согласитесь, стоит любого евроремонта.

Я так увлеклась воспоминаниями, что совершенно забыла о времени. Оказывается, я просидела у речки больше двух часов. Господи, да меня же там наверняка уже обыскались, то есть Софья Михайловна обыскалась. А мобильник я, конечно, оставила в доме.

Как выяснилось, тревожилась я напрасно. В этом доме не принято было навязывать кому-то свой образ жизни. Святым был только распорядок жизни Володи, остальные же вольны были делать все, что им заблагорассудится, лишь бы не мешать его творческому процессу.