– Но ты же пришла, – вложив Олене в ладонь брошку, синеокая ободряюще улыбнулась. – Я тоже когда-то была земной женщиной и так же как ты в свой черный час пришла на болото. Только у меня другая вещица, – и, приподняв волосы, показала серьги висячие, что мерцая болотными огоньками, украшали ее уши.
– У кого-то кольца, у кого-то ожерелья, – опустив волосы, продолжила Болотница. – Все мы были когда-то простыми людьми. А ты, небось считала, что лешие, домовые, русалки из ниоткуда берутся? Или рождаются такими? Нет, то обычные люди, что по каким-либо причинам ими становятся.
– Ну, не совсем обычные, если им под силу такой переход, – возразила Олена.
Теперь она уже не сомневалась и не терзалась. Уж если предначертано, то, что же теперь? Главное, что Ледушка при ней будет.
Болотница внезапно нахмурилась и прислушалась.
– Уверен в своем решении? – внезапно произнесла она.
Встрепенулась Олена, хотела было спросить, а к кому вопрос такой странный, но синеокая приложила к губам палец и тихо так головой качнула.
– Тоже просишь отмщения за поруганную землю и за слезы любимой? – продолжила Болотница разговор с кем-то незримым. – Хорошая вы семья. Духом сильны оба. Надеюсь, что дочка ваша Леда такая же вырастет. Если захочет вырасти, – добавила она совсем уж непонятное.
– Уговорил, только пристанище тебе найти надо, – остановив взгляд на мертвой голове, болотная дива мрачно ухмыльнулась.
– Нашла! – и, продолжая ухмыляться, взяла в руки голову. – Хороша задумка! А с Мареной я договорюсь, не переживай! У нее и без тебя работы по горло; столько воинов через реку Смородину переправлять.
– Ты с Дамиром разговариваешь? – догадалась Олена, и замерла в ожидании ответа.
– Да. Рядом твой любимый и отныне вы всегда вместе. Душу его прячу в эту голову, а голову превращаю в камень.
Стоило ей произнести это, как голова Дамира и в самом деле обратилась в белоснежный камень с красными вкраплениям, будто кровью кто забрызгал и если приглядеться, то вполне можно увидеть в камне человеческую голову; прикрытые глаза, прямой нос, сжатые губы и высокий лоб, перетянутый витым очельником.
– А теперь приготовьтесь, девочки. И брошку крепче держи, не потеряй, – склонившись над Оленой, Болотница с силой втянула в себя воздух. – Выпиваю ваше дыхание и переношу его в другой мир…
С этими словами исчезла и болотная дива, и Олена с дочкой. Остался только примятый, да пропитанный кровью мох, на котором отчетливо проступал женский
силуэт.
Гава 6. Продолжение легенды. Месть.
Вскоре странные и непонятные вещи стали происходить в лагере ордынцев; поутру с десяток трупов обязательно да будет! И не заколоты, не зарезаны, не задушены.
Просто мертвы, а от чего, непонятно. И что примечательно, у всех покойных лица такой гримасой ужаса обезображены, словно перед кончиной к ним сам дьявол приходил и останавливал сердце. Паника в рядах иноземцев нарастала с каждым днем. Собралась кучка воинов и бухнулась в ноги Батыю, так, мол, и так, повелитель, уходить отсюда надо, пока все не полегли от мора непонятного. Может, сами того не ведая, лихо какое разбудили; чужие леса, чужие реки и болота, как знать, вдруг нечаянно, да привели в движение силы темные?
Послушал воинов Батый, брови нахмурил и рассмеялся.
– Я-то думал, мое войско из храбрых волков состоит, а выходит, ошибся; кругом одни лишь трусливые зайцы! Хватит выдумывать! Посты усилить, да поменьше пейте забродившее молоко бешеных кобыл!
Дальше еще ужаснее стало. Видно семейка мстителей крепко вошла во вкус и пошла вразнос. Может фантазия в них проснулась… Такой своеобразный черный юмор…
Тетерь поутру мертвые ордынцы были аккуратно уложены; тела в одной куче, головы в другой… Глаза, уши, носы… все по кучкам. Резвилась новоявленная Болотница Олена со своим мужем и дочкой от души. Выплескивали в поступках весь гнев и горечь.
Дальше кучки только прибавлялись. Вырванные сердца, селезенка, печень…Оторванные руки, ноги… Это какую же силу надо иметь, чтобы не отрубить, а оторвать?
А потом уже… и говорить неудобно… Когда ордынцы увидели кучу из детородных мужских органов, то тут уж их совсем оторопь взяла.
Самое интересное, и в засадах, не смыкая глаз, сидели ночи напролет, так все одно; каждое утро новое кровавое зрелище. Ох, и поредели ряды чужеземцев, сильно поредели. И непонятно чем бы дело закончилось, но наконец-то терпение у Батыя лопнуло; обнажил хан саблю и, вращая глазами, прорычал:
– Покажись, если не трус! Давай биться лицом к лицу!
– Нынче ночью жди, приду! – пронеслось ураганом.
Смерч втянул в себя разложенные кучи, да еще с десяток живых прихватил, пронес несколько метров, да и рассыпал по полю.
– Клянусь, я убью тебя! – брызгая слюной, взревел Батый.
Только хохот, запредельный хохот, бьющий со всех сторон в уши, раздался в ответ.
– Собака, – в бессильной ярости заскрежетал зубами хан. – Никому в ночь не спать и не жалея костры палить, чтобы светло как днем было! – прокричал он воинам.
Вот и подкралась незаметно ночь, и хотела было укрыть лагерь темным одеялом, но спугнули ее костры, что видимо-невидимо запалили испуганные ордынцы. Отползла ночь, притаилась в кустах, да деревьях. Светло в лагере, а нет, нет, промелькнет на окраине неприметная тень, зашуршит трава. То и дело озираются ордынцы, глаза во тьму, как могут, таращат. Но нет никого… может, зверек, какой пробежал…
Держа оружие наизготовку, снова усаживаются к кострам и ведут речи о том, что уходить нужно отсюда.
Гиблые здесь места, проклятые… Леса непролазные, топи непроходимые… Озеро это, что притаилось, будто чудище какое, со своими берегами, плесами, да излучинами. Подходить страшно, того и гляди схватит нечисть какая и утащит на дно.
А шорох камыша? Все шелестит и шелестит, словно крадется по нему кто. Тут тебе не степь, где кинешь взгляд и все до самого горизонта как на ладони. Здесь ухо востро держать надо, да и хорошо бы еще глаза на затылке иметь… Что за места такие и как тут люди живут? И они-то, за каким бесом сюда пожаловали? Вот такие мысли все чаще и чаще стали посещать ордынцев. Эх, если бы узнал об этом Батый, голову с плеч сразу…
Внезапный вопль мигом отвлек от тягостных и негеройских дум и поставил все войско на ноги. Что случилось, кто так кричит?
– На минуту всего отошел, вернулся, а возле костра никого нет, а по траве, как волоком тащат кого-то, – показывая саблей в темноту, рассказывал молодой ордынец. – Я факел зажег и вослед пустился, а там! – и, закрыв руками лицо, воин завыл от страха.
– Не вой, как баба! – рявкнул хан. – Кого там видел, говори!
– Думал сначала, зверь какой на груди у брата сидит. Подкрался ближе, а то ребенок!
Девчонка маленькая прямо в шею брату впилась. Услышала мои шаги, обернулась, да как ощерилась. Зубы острые, что наконечники на стрелах и кровь с них капает, капает… Шикнул я на нее, а она вскликнула так тоскливо, что сердце похолодело и, обратившись в птицу, улетела, а от брата одна оболочка осталась. Как паук из мухи, все эта нечисть из него высосала!
Подошли ордынцы поближе, чтобы разглядеть покойного и застыли от ужаса. Много там воинов лежало и все как один, высушенные; чуть тронешь, рассыплются и прахом развеются. Тут ветер дунул, покатились мертвые тела по земле, словно трава перекати-поле. Погасли костры во всем лагере и раздались шаги до того тяжелые, что заходила под ногами твердь. Выглянувшая луна осветила огромного и могучего богатыря, что шагал среди шатров и разбрасывал ногами тлеющие головешки. Ростом богатырь был с хорошее такое дерево. От такого зрелища и Батый оробел. Но негоже ему показывать страх перед воинами, негоже. Вышел вперед хан и крикнул что есть мочи.
– Кто такой?
– Тот, кто уничтожит твое войско, – ответил богатырь.
– Убью тебя, – в бешенстве зарычал Батый. – Нас много, а ты один.
– Нельзя убить мертвого, – произнес странный гость и, достав луну, притянул ее ближе.
Увидели ордынцы печать смертного лика на челе пришельца; прикрыты глаза, сжаты губы, а на шее темная борозда из которой капает кровь густая, вязкая и превращает землю под ногами в болото. Насладившись ужасом врагов, богатырь выхватил у Батыя саблю, полоснул себя по горлу и, сняв голову, вытянул ее перед собой, да принялся водить из стороны в сторону. Голова же открыла мертвые глаза, разжала губы и, сплюнув кровавый сгусток, хрипло произнесла:
– Я их вижу, хозяин!
– Убей их, – приказал богатырь и кинул говорящую голову прямо в скопище ордынцев.
Причем, если голова разговаривала, как и положено ртом, то у хозяина ее голос выходил из мощной груди. Такой раскатистый, будто гром в небе, такой оглушительно-гулкий, как камнепад в горах.
– Слушаюсь, хозяин! – радостно оскалилась голова; синие глаза полыхнули алым, взвились льняные кудри, перехваченные витым очельем, и полетела она на ордынцев.
Те давай саблями махать, пытаясь сбить ее, но куда там, только товарищей своих в капусту порубали. Искусно увиливая от острых клинков, голова хохотала и промежду делом отгрызала ордынцам уши и носы. Не выдержали чужестранные воины, побросали оружие и бросились бежать в панике кто куда, и за много верст были слышны их истошные вопли:
– Канават! Канават!
Что на татарском означало; кровавая голова.
Следующим утром Батый собрал остатки своей армии и повернул к своим степям, но
и по дороге немало народу потерял. Возле каждого леса поджидала их девица красоты невиданной; синеокая, да русоволосая. Стояла, кланялась, песни красивые пела, в которых обещала великих воинов накормить и спать уложить, и богатства несметные, что в лесу схоронены, показать. Понял Батый, нечисто дело и приказал воинам не внимать сладким речам. Да куда там, воины, очарованные девицей уже и не слышали хана и, устремляясь за наживой, попадали в болота непролазные и вместо яств и богатства встречались лицом к лицу со смертью лютой.
Тот страшный и кровавый забор дал впоследствии название селу в Осташковском районе Тверской области. Кровавый забор, кровавый тын, Кравотынь.
Вот и стоит до сих пор деревня Кравотынь на берегу Кравотынского плеса Селигера…
Глава 7. Артефакт.
Положив подбородок на сцепленные ладони, Олег молчал. Максим и не торопил его, помня, какое впечатление произвела на него эта легенда, когда он впервые услышал ее от брата Арсения, того самого монаха, что нашел его среди топи.
– Хорошо, – наконец произнес новый знакомый. – Хорошо! Допустим, я поверил в этот бред… Хочешь сказать, что дядька нашел-таки этот камень? Зачем он ему?
– Вот те раз! Сам же говорил, что он был охотником за различными артефактами! И думаю, что услышав легенду, он задался целью найти канават.
– Да за каким чертом он ему здесь нужен? Татар гонять?
– Мда-а-а, – разочарованно вздохнул Максим. – Далекий ты человек от всего мистического и волшебного. Вот твой дядька наверняка знал, что некоторые артефакты исполняют желания. А теперь подумай… Твой дядя, как его звали, кстати?
– Семен.
– Отлично! Дядя Семен всю жизнь таскался по разным странным местам. Он был богат настолько, чтобы соорудить такой дом?
– Да о чем ты говоришь, – отмахнулся Олег. – Нет, конечно. Книги у него были, много книг. Старинные, огромные такие фолианты. Все читал там что-то, читал, вот и прочитал на свою голову. Я же тебе рассказывал, что на Селигер он несколько лет подряд ездил, а потом, как отрезало. Осел на родине и давай этот дом строить, а потом и вовсе меценатом заделался! Даже не представляешь, как его в нашем городе уважали.
Сколько он добра людям сделал. А столько народу на похороны пришло! Мало того, что погребли на Тихвинском, так еще и мемориал такой отгрохали, что мне совестно стало! Мне же и пальцем ворохнуть не позволили! Город в знак безмерной благодарности все сам сделал. А у меня к тому времени свой банк был. Вот думаю, что без дядиной помощи здесь не обошлось. Знал он мою способность и тягу к цифрам. Вот дай мне рубль, я из него мигом сто сделаю. Как-то так…
– А ты тоже меценатствуешь? – поинтересовался Максим.
– Конечно, а как иначе?
– Теперь понятно, почему приняв на грудь, не боишься садиться за руль…
– Ой, ладно, что я там принял-то? – шутливо возмутился Олег. – А вообще я так никогда не делаю, честно. Просто встреча с тобой немного из колеи выбила…
– Так… – встряхнув головой, Максим нахмурился. – Мы немного отошли от темы…
Значит, дядя Семен находит на Селигере канават и привозит его сюда. Здесь же, просит его об исполнении желаний. Большой дом, много денег, яхта, и так далее… Камень исполняет, но что-то требует взамен. Помощь людям?
– Не, дядька и так добрым был, – не согласился Олег. – Помню, всегда говорил, что были бы у него деньги, то не жалел бы и помогал нуждающимся.
– Знаешь, мечтать, когда у тебя нет денег, и выполнять, когда они вдруг появились, это совсем разные вещи…
– Кстати, да, – печально усмехнулся хозяин. – Жадность людская безгранична…
Ну и что по твоему мнению мог потребовать камень?
– Да я откуда знаю! – Максим опять вскочил и засновал по гостиной. – Вообще не понимаю, как дядя Семен смог к камню подобраться? Как? В камне же душа Дамира и он неотступно с женой и дочкой. Как ему удалось взять камень и увезти его, да еще заставить желания выполнять? В голове не укладывается.
– Ой, и не так далеко и увез! Всего-то с одного болота на другое перетащил! Но хитрым дядька был до чертиков, – признался Олег. – Может, хитростью как-то…
– Добрым, хитрым. Хорошие качества, – подойдя к рифленым стенам, Максим снова принялся водить по ним рукой. – Сдается мне, не вернул твой дядька камень! Стало быть, канават где-то в доме. Только вот, где?
От такой неожиданной новости, Олега прямо-таки выбросило из кресла.
– Думаешь, эта гадость до сих пор здесь находится?
– А что, сразу гадость? – возмутился постоялец. – Вы тут благодаря этой голове можно сказать в шоколаде живете.
– Ага, и в полном одиночестве…
– Не забывай, что и кровавая голова тоже в одиночестве находится… – произнеся эти слова, Максим уставился на хозяина. – Блин… – ошарашенно протянул он. – Так может канават специально создает одиночество для хозяина, чтобы его вернули на родину?
– Да ничего себе у него методы! – заорал Олег. – Или в воду, или в болото и с концами? Он же по легенде хороший, этот Дамир. Так почему так? Или это плата за просьбу? Так предупреждать же надо!
– Я тебя понимаю, – устало отозвался Максим.
Он вдруг почувствовал приближение дикой головной боли. Мысли начали путаться, звон в ушах и далекий голос…нет скорее песня, что настойчиво преследовала его с самого детства.
Так хотелось расслышать слова этой песни…
Ах, до чего был необыкновенен мотив и нежен голос…
Перед ним замаячило встревоженное лицо Олега.
«Надо предупредить его, чтобы не пугался…» – успел подумать Максим и, с трудом удерживаясь на ногах, вцепился хозяину дома в плечи и прошептал:
– По ходу я сейчас отключусь. Просто следи за мной. Наверняка рвану на кладбище…
Нет, там я уже сегодня был. Просто следи, хорошо? И запомни; про воду, болото и с концами… не могу пока… – и парень обмяк.
Легко дотащив его до дивана, Олег уложил гостя, а потом долго сидел рядом, вглядываясь в бледное лицо юноши, все думая и гадая, ну почему же он кажется ему таким знакомым? Эти острые скулы, длинные темные ресницы и красивый размах бровей. И главное цвет глаз…
Такой же редкий, как у его Любаши. Такой ярко-бирюзовый, как у актрисы Анастасии Паниной, которую Олег постоянно сравнивал со своей женой. Не жену с актрисой, а актрису с женой. Не Люба была похожа на Панину, а Паниной повезло немного быть схожей с Любашей.
Вот она любовь, любовь, а потом раз, и с концами…
И только сумочка посреди болота…
Олег нахмурился. Что там Максим пролепетал перед обмороком? Вода, болото и с концами? О чем это он? Бредил, может…
Ладно, придет в себя, расскажет…
Заварив крепкий кофе и набив трубку восточным табаком, Олег уселся в кресло и, закинув ноги на столик, приготовился наблюдать и ждать. Но ничего сверхъестественного и непонятного не происходило. Максим спокойно спал всю ночь, и только перед самым пробуждением ему все-таки удалось напугать Олега, который к тому времени уже расслабился и никаких особых вывертов не ожидал.
Глубоко вздохнув, Максим вздрогнул и зашевелился.
– Выдрыхся? С добрым утром! Всю ночь тебя сторожил, сторожил… – потягиваясь, Олег хотел было отмочить какую-нибудь хохму, но встретившись с темными глазами гостя, прикусил язык.
А с чего он вообще решил, что у этого парня глаза-бирюза? Совсем, что ли вчера запарился? Темные, как чертова ночь…
Такие же темные, как у дядьки покойного…
Да что за наваждение такое, в самом деле?
– Максим? – осторожно позвал Олег.
– Голова в сейфе в кабинете. Код, день рождение Никиты. Вперед, охламоны, расселись! – рявкнул гость голосом дядьки и снова отключился.
Максим продолжал сладко посапывать, а Олег буквально завис в потягушках: руки и ноги судорогой свело. Попытался вылезти из кресла, путем переваливания тела через подлокотник, но удачная на первый взгляд задумка провалилась; он плашмя грохнулся на светло-серый ковер. Мягкий ворс чуточку смягчил падение, но удар по самолюбию ему смягчить не удалось.
Проснувшийся от грохота Максим, обалдело разглядывал хозяина дома, что лежал на ковре и вымученно улыбался.
– Ты чего? – растирая заспанные глаза, спросил гость. – Зарядка?
– Угу, – пропыхтел тот и, вдруг, раскинувшись звездой, облегченно выдохнул. – Отпустило…
– Кто?
– Да никто, – бодро вскочив, Олег склонился над постояльцем. – Так, глаза бирюзовые… ага… Сказать мне ничего не хочешь?
– Я что, ходил куда, да? – догадался Максим.
О проекте
О подписке
Другие проекты
