– «Да, ты тоже получила свой удар войны, несмотря на то, что не была на фронте, главное, думай о том, сколько ты обучила курсантов, а они воевали благодаря тебе, так что ты для меня – герой!»

Они пошли с Зоей к остальным празднующим. Хаим ухаживал за ней за столом: подкладывал ей кусочки повкуснее, зная, что у неё было сотрясение мозга, он поддерживал её, когда Зоя отказывалась выпить: не могла же она всем рассказывать о причинах отказа пить спиртное. Зоя жила на самой окраине города, с Хаимом ей было не по пути, а он всё равно каждый день провожал её до дома. Они много разговаривали по дороге, им было интересно вдвоём: Зоя рассказывала о своём голодном детстве, рассказала ему, что в семилетнем возрасте мать закрыла её в нетопленном доме, а сама ушла в другую деревню на вечеринку, «кадриль» плясать на свадьбе у подружки. Эта «вечеринка» продлилась три дня, а Зоя сидела на холодной печи, мёрзла и очень хотела есть, но в доме не было ни крошки съестного. А когда мать пришла с похмелья, была очень сердита, как будто ни она оставила ребёнка на произвол судьбы среди зимы. Когда Зоя расплакалась и стала просить поесть, мать ещё пуще разозлилась на неё, взяла голик (веник из ивовых прутьев) и так отхлестала дочь по спине, что кровь полосками пробивалась сквозь нательную рубашонку. Зоя как-то изловчилась, вырвалась из цепких рук матери и убежала из дому: а куда побежишь – зима, снега выше колена, все дороги замело, и их домишко тоже. Зоя через сугробы побежала в баньку рядом с домом. Баня тоже давно не топленая, холод пробирал до костей, она дрожала и плакала до тех пор, пока ни устала, она затихла и уснула. Мать дома легла спать, а Зоя замерзала в холодной бане. Через три дня её нашла по следам крови на снегу крестная, она накричала на мать Зои, что угробила девчонку, не спохватилась раньше: «А я думала, что она у тебя ночует, всё-таки крёстная…» Но та её не слушала, запрягла лошадь, укутала Зою потеплее и положила в розвальни. Повезла в город, в больницу, а это в 15 километрах от деревни, по занесенным снегом дорогам. Под вечер они добрались до больницы, там Зою осмотрели в приёмном покое, кое-как отмочив присохшую от крови рубашонку со спины. Врач расспросил Зоину крёстную, как это могло произойти, та не стала рассказывать о Зоиной матери: её могли, за такое издевательство над дитём, отдать под суд. Она сказала, что Зоя сама спряталась от матери и просидела из страха в холодной бане. «А побои?» Крёстная опустила голову и ничего не ответила. Врач всё понял…

– «А Вы знаете, что у неё тяжелейшее заболевание: менингит, а необходимых антибиотиков у нас нет, это очень дорогое и редкое лекарство, нам остаётся только надеяться, что её организм справится, но осложнения даже в этом случае могут быть очень тяжелыми…»

Крёстная с тяжелым сердцем оставляла Зою в больнице, она даже не смогла попрощаться с ней: Зоя была без сознания, бредила, температура была очень высокая. Крёстная ехала обратно в свою деревеньку, а слёзы замерзали у неё на щеках. Мать всего один раз за полгода, которые Зоя провела в больнице, навестила её. С тех пор у Зои появилось не преодолимое чувство ненависти к матери: когда она её видела, старалась поскорее скрыться с глаз. Так они и жили: и вместе, и в то же время врозь – не было между ними лада. Они снимали квартирку у своих дальних родственников, она была в деревянном доме, все удобства и вода во дворе, но лучше, чем эта квартирка, выхода не было. Ей отсюда было далеко добираться до работы, но теперь Хаим по вечерам провожал до дому: раньше было так страшно ходить, особенно зимой. Ночи на Урале тёмные и морозные, а на окраинах жили не совсем надёжные люди. Часто она обходила стороной по сугробам место, где происходили драки, чтобы не попасть под «горячую» руку. У неё был названный брат Василий, он был постарше Зои на год, его у плетня зимой в голодную пору нашли, когда распускали детей из ближайшего детского Дома, потому что нечем было их кормить. Им нашили мешочки с лямками, получился заплечный мешок. Дали каждому по мешочку и отправили восвояси – выживут, так выживут, всё равно в детдоме кормить их было нечем, а так добрые люди помогут, кто хлеба кусочек, кто молочка стаканчик или картошечки, кому посчастливится, останутся жить. Однажды мать Зои шла из другой деревни и увидела у своего забора сугроб, а из него парок идёт, она в страхе подошла к сугробу и начала разгребать его руками, пока ни докопалась до мальчика. Он очень сильно замёрз, она стала растирать его, чтобы как-то разогреть. Он открыл глаза и сказал: «Мама?» Мать Зои чуть ни расплакалась, услышав от чужого мальчика слово «мама». Она повела его в избу, истопила баню, отогрела и отмыла его, одела во всё чистое и повела кормить. Он попил молочка и сразу уснул. Когда Зоя пришла от подружки, Василий спал на её месте. Мать рассказала ей историю этого сиротинушки: он, оказывается, родился в украинском селе, вся семья умерла от голода, а его из одного детдома в другой отправляли, пока не попал на Урал. А потом она нашла его. Зоя слушала мать и понимала, что теперь ей в этом доме отведена вторая роль, на первом месте будет сиротинушка. Так оно и вышло: по утрам на завтрак мать ставила им две крынки молока и по ломтю хлеба, но у Васеньки молоко было не снятое, жирное, а у Зои снятая простокваша. Она не высказывала своего недовольства матери, а та делала так, как считала правильным: ведь Васенька – сирота, а у Зои есть мать. Зое сшили пальто из старого бабушкиного, перелицевали, получилось, как новое. Васеньке мать купила костюм шевиотовый, новое тёплое пальто, шапку: он был высоким, черноволосым, красивым мальчиком, а в новой одежде выглядел настоящим женихом, ведь ему было только 10 лет. Так они жили в деревне до самой войны.

Они с Василием ходили в школу – семилетку, которая была в их деревне. По окончании, Зоя с Василием стали ходить в другую деревню, она находилась в пяти километрах от их деревни, но там был восьмой класс, они могли получить неполное среднее образование, а потом ехать в город, чтобы продолжить учёбу. У Зои и одеть-то было нечего: она ходила в фуфайке и теплой юбке, сшитой из маминого пальто, а у Василия было тёплое зимнее пальто с меховым воротником, тёплая шапка, а у Зои – шерстяная шаль. Это неравенство угнетало её, мать видела всё и говорила Зое: «Он ведь сиротинушка, ты должна это понимать, а что люди скажут, если мы не будем его хорошо одевать?» Зое очень хотелось уехать из деревни, но был такой закон, что паспорта на руки колхозникам не выдавали. Когда началась война, Василия призвали на фронт, а Зоя поехала в военкомат добровольно. Зое после травмы было тяжело работать из-за сильных головных болей, но она старалась заглушить боль таблетками и работать дальше, главное то, что она видела, как ей доверяют в бухгалтерии и она работала с удовольствием.

Хаим по-прежнему провожал её после работы, им было хорошо вдвоём – это были родные души. Он спросил у Зои разрешения прийти к её матери, чтобы просить её руки. Она с радостью согласилась, и они пошли к ней домой. Мать была рада, что кто-то решил взять замуж её дочь: как говорится – лишний рот. Предстояло знакомство с мамой Хаима: Хаим понимал, что это будет не легкое мероприятие, он видел, как Хая заботится о нем и вряд ли она с радостью отнесется к его женитьбе. Так и получилось: Хая билась в истерике и закрывала собой выход из комнаты, как бы не отпуская его. Хаим уговаривал маму, которая столько пережила за свою недолгую жизнь, он хорошо понимал её. «Ведь когда-то это всё равно произойдёт, мамочка! Не могу же я быть холостяком всю жизнь!» Хая понемногу начала успокаиваться, но на Зою она смотрела, всё равно, как на похитителя своего сына. Было поздно, Зое пора было идти домой, Хаим проводил её и при расставании сказал: «Вот увидишь, всё наладится, мама примет тебя, надо только подождать!»

Сын Доры подрастал. Исааку дали благоустроенную квартиру, Хая, по утрам, занималась с Сонечкой, кормила её, перестилала постель, помогала одевать тяжелые протезы, ходила с ней «на прогулку». Дора теперь работала по сменам, и Хая могла приходить к ним, чтобы ухаживать за внуком. Дора поддержала решение Хаима жениться, уговаривала маму смириться с его решением. А Хая никак не могла представить рядом с её сыночком чужую женщину. Была ещё одна причина, по которой Хая была не довольна, тем, что Хаим решил жениться на Зое: ей приглянулась одна из репатриированных с Поволжья немцев девушка. Её звали Эмма, она была высокая черноволосая, грамотная и утонченная: именно такую жену Хая хотела видеть рядом с сыном. Но Эмма совсем не нравилась Хаиму: она казалась ему высокомерной, неприступной, как крепость, она не могла просто поговорить «за жизнь», все её разговоры сводились к тому, что она много училась, умела играть на скрипке, выросла в очень строгой семье. А Зоя была простая, они понимали друг друга с полуслова. Это было главным в их отношениях. Свадьбу назначили на осень. Торжество было скромным, свадьбу сыграли в доме Зои, пришли родственники и друзья, даже из их родной деревни приехали гости. Василий явился на свадьбу не один: он привёл женщину с кудряшками, представил её всем своей женой. Это было большой новостью для всех присутствующих, так как он привёз её с фронта из-под Пскова. К ней сразу пристала «кличка» скобариха, все считали, что она не пара такому красавцу, как Василий, а матери было очень обидно, что она его вырастила, ждала и переживала за него, когда он был на фронте, а он очень редко и скупо писал им с Зоей. Он, как оказалось, служил в войсках НКВД, они выполняли самую «грязную» работу на фронте: вершили судьбы людей. О том, что он женился, тоже не сообщил ни матери, ни Зое. Василию предоставили жильё: благоустроенную двухкомнатную квартиру, так как они ожидали пополнения семейства. Но мать и Зоя оставались жить в съемной квартире и платили большие деньги, хотя у Василия пустовала одна комната. Зоя никогда не заводила об этом разговор, она не хотела настраивать мать против Василия, а сказать хотелось о многом. Свадьба прошла хорошо, без «ритуальных» драк и раздоров, Хаим и Зоя были очень рады этому: никто не упрекнул её, что она выходит замуж за иноверца. После свадьбы, Хаим привёл Зою в своё «отделение» в бараке: рядом с ними через простынную перегородку размещались Хая и Соня. Зоя очень стесненно чувствовала себя в «доме» Хаима: она чувствовала, что, Хая не переменила своего отношения к ней. Она боялась лишний раз выйти и попить воды, просила Хаима принести ей попить. Он делал вид, что это он захотел попить и так с кружкой в руках заходил к Зое, чтобы она напилась. Живя в таких условиях, Зоя быстро забеременела. В сочетании с перенесённым сотрясением мозга, токсикоз выматывал её: тошнило, она чувствовала себя очень плохо, но её обязанности жены никто не отменял. Ей приходилось мыть посуду, голиком мыть дощатые полы барака, каждый наклон ей стоил сильного головокружения, но ничего не поделаешь – надо! Она продолжала работать, сама ездила в банк за деньгами для монтажного участка. Когда беременность была восемь месяцев, декретный отпуск давали за две недели до и после родов, она поехала в очередной раз в банк. Ехали всё на таком же «чурочном» грузовике, на каком Хаим ездил за материалами для участка. Когда они возвращались с деньгами, на их грузовик напали с автоматами бандиты – вокруг Березников и рядом с Соликамском было много тюрем, откуда часто совершались побеги заключенных. Зоя старалась прикрыть живот – там уже была новая жизнь, но очередью сразу убили водителя, а Зоя получила ранение в голову и по касательной – ранили в живот. Грузовик с дороги упал в кювет: в нём лежал труп водителя и раненая Зоя, она была без сознания. Беглые заключенные искали деньги, но не нашли их. Увидев, труп и раненую беременную женщину, они ушли с дороги в лес, чтобы их не нашли. Когда Зоя выезжала из банка, она всегда звонила на работу, получила ли деньги. Её ждали все работники, им хотелось порадовать родных деньгами: ведь это был уже 1949год, карточки отменили, но машины почему-то не было. Хаима и остальных охватило беспокойство: где же машина? Они послали на встречу другую машину и совсем рядом, километрах в трёх, они увидели расстрелянный грузовик в кювете. Бегом спустились вниз, может ещё нужна помощь: Зоя была без сознания, кровь заливалась ей за воротник, а на животе намокла фуфайка от крови. Зою вытащили осторожно из грузовика и на той машине, на которой они приехали, быстро повезли в больницу спасать. Водителю помощи не понадобилось – он трагически погиб при исполнении своих обязанностей: прошел всю войну, а дома пуля догнала его – судьба…

Зою привезли в хирургию. Хаим нервно шагал около операционной и думал: «Неужели мой рок – терять своих жен и детей так жестоко?» Много часов длилась операция, Хаим ни на минуту не присел, он ходил, ходил и ждал конца операции. Вышла медицинская сестра, видя, в каком он состоянии, успокоила его: «У вас родилась девочка, совсем маленькая, но это не страшно: её уже поместили в обогреватель, там поддерживают необходимую температуру, она получает питание и воздух через специальные трубочки, она очень быстро наберёт вес, и Вы сможете её забрать домой! Да, это будет не скоро, но Вы не теряйте надежды – главное, что она выжила! А вот жена Ваша будет здесь подольше: у неё тяжелое ранение в голову, затронуты жизненно важные центры головного мозга, могут быть самые невероятные последствия, к этому Вы должны быть готовы…» Хаим спросил разрешения посмотреть на девочку, но ему не разрешили. «Пока нельзя! Пройдёт несколько дней, она начнёт приходить к норме, тогда Вы её увидите, а сейчас идите отдыхать – завтра Вам на работу!» Хаим шел и раздумывал, почему судьба так не благосклонна к тем, кого он любит и к тем, кого он ещё не успел полюбить…

Когда он пришел домой, Хая спросила: «Почему ты один? Зоя у своей мамы?» У Хаима как будто что-то разорвалось внутри, он зарыдал на плече Хаи, сквозь слёзы он рассказал ей о том, что случилось. Она, как могла, успокаивала его, говорила какие-то добрые слова, но Хаим не понимал её. Он только слышал её добрый, мягкий голос и от этого ему становилось легче. Он понимал, что она сопереживает его горю: ведь Хая столько слёз пролила, теряя своих близких, она не пожелала бы этого своему врагу – она любила так говорить, когда случалось что-нибудь плохое – не то, что своему любимому сыночку. Хаим тяжело переживал случившееся, он каждый день после работы ходил к своим «девочкам» в больницу, ждал услышать хоть одну радостную новость, но, к сожалению, положение пока не улучшалось. У Зои наступил кризис, врач сказал: «Посмотрим, как пойдёт дело дальше, после кризиса станет многое ясно, давайте наберёмся терпения!» Хаим, с тяжелым сердцем, уходил ждать выхода из кризиса Зои. Девочка, как сказала медсестра, начала набирать вес – это очень хорошо: ведь она родилась восьмимесячная, а такие дети не все выживают, а его доченька набирает вес, значит будет жить. Это обрадовало Хаима, он поспешил домой, чтобы поделиться с мамой этой радостной новостью. Хая встретила новость с искренней радостью и сказала: «Раз, медсестра сказала, что она выживет, ей надо дать имя, а то столько дней живёт безымяночкой!»