Соня успокаивала маму, она не понимала, почему мама плачет. «Я очень соскучилась по тебе, дорогая моя, вот и плачу!» Они поблагодарили обслуживающий персонал, врачей госпиталя, те предупредили, что они не прощаются, теперь Соня – их постоянный клиент, потому что такие протезы очень недолговечны, их надо будет периодически менять на новые. Может к этому времени что-то придумают другое и протезы будут полегче. Хая ещё раз поблагодарила всех и они, поддерживая Сонечку под руки, поехали на вокзал. В поезде Соня отстегнула протезы, чтобы немного отдохнуть: Хая увидела её стёртые до крови плечи-протезы, крепились на ремнях, у неё заболело сердце: «Бедная моя девочка, тебе очень больно? Как можно тебе помочь?» «Ничего, я просто продезинфицирую ссадины и присыплю их специальным порошком, мне дали его в госпитале, а когда он закончится, у меня есть рецепт, закажем в аптеке, из всякого положения есть выход, мамочка, всё будет хорошо!» Хая удивлялась, что эта малышка утешает её, какая она терпеливая, такие раны на плечах, а она меня успокаивает. Исаак, когда Сонечка снимала протезы, выходил в коридор и не видел этих израненных ремнями плеч. Когда они добрались до «дома», там их ждала Дора, сёстры встретились радостно, они обе соскучились, несмотря на то, что в отсутствие Сони, Дора была одна в своей «детской» комнате, теперь Дора снова будет помогать сестре, чем может. Соня «прошла» в свой сектор, села на кровать, сняла протезы и поставила их в торце кровати: они занимали так много места, протезы были очень громоздкими и тяжелыми, Дора удивлялась, как Сонечка будет в них ходить. Но Соня очень старалась учиться ходить по коридору барака, она доходила до кухни и там, чем могла, помогала маме в приготовлении еды. Хая была рада, что Соня не замкнулась, не стеснялась своей беспомощности, единственно, что ей очень хотелось – посетить могилку папочки, но Хая отговаривала её: «Пусть до конца растает снег, чтобы было удобно дойти до папиного вечного пристанища, тем более, что он лежит рядом со входом». Соню убедили слова мамы, она иногда выходила на улицу подышать свежим воздухом: Хая поддерживала её, выносила табурет, усаживала Сонечку под окном, чтобы её было видно, и она вовремя могла постучать, когда «надышится». От Хаима приходили письма, что война подходит к завершению, по «фронтовому телеграфу» говорили, что до Берлина осталось несколько десятков километров и конец войне. Хая, с замиранием сердца, получала его письма и в первую очередь обращала внимание на то, кем написан их адрес. Слава Господу – это были письма Хаимчика, её любимого сыночка, которого она с нетерпением ждала.

9-го мая 1945года большой громкоговоритель – тарелка, как его называли в народе, сообщил, что война закончилась, фашисты были повержены, а на здании Рейхстага водрузили наше красное знамя!!! Из уст в уста эта новость распространялась по городу, многие плакали от радости, что, возможно, вернутся их мужья, братья и сёстры. Хая ожидала возвращения своего первенца, но через 3 недели пришло письмо от Хаима, в нём он сообщил ей, что для него война не закончилась. Со взятием Берлина, их полк, со всей военной техникой, погрузили в состав и куда-то отправили, так что для него война продолжится, к сожалению. Но он просил Хаю не беспокоиться: «Раз я прошел такой ад и остался в живых – это чудо, давайте надеяться, что твои, мамочка, молитвы спасут меня и в предстоящих боевых действиях». Хая не стала плакать: «Что-ж, я долго ждала, подожду ещё!» Она, как всегда надела на голову платок и стала читать молитвы о спасении её сына – Хаима. А состав, в котором везли полк Хаима, направлялся на восток: многие видели города, которые они проезжали и все поняли, что их везут на Дальний восток, там стояли в боевой готовности наши войска практически всю войну, чтобы упредить удар японской Армии в их тыл. Состав шел долго, но запасов провизии у них было достаточно, их сытно кормили. Когда паровозы заправлялись в очередной раз, солдатам и офицерам разрешалось выходить из вагонов, чтобы размяться, осмотреться: они ехали через лесную часть Сибири, пересекали реки, природа расцветала от одной остановки до другой, было очень красиво. Но все понимали, что их везут не на экскурсию, а на передовую: снова война, только с другим врагом, тоже неизвестным, как в своё время фашизм. Но страха не было, они почему-то думали, что уж здесь-то их пуля не настигнет, но как они ошибались: по прибытии к пункту назначения всем было приказано копать и устраивать землянки и окопы. Значит, воевать придётся долго.

Это было начало лета, расцветали очень красивые цветы багульника, солдаты и офицеры собирали букеты и дарили их медсестричкам, которые тоже ехали в их эшелоне. Без них на войне никак – они за свою боевую службу спасли и вытащили с поля боя столько раненых, жизнь всех бойцов зависела от этих хрупких женских рук. Хаим знал многих из этих сестричек: они были подругами Шурочки. Он тоже иногда собирал цветы, но руки не поднимались, чтобы вручить их одной из них: болела душа, ныло сердце, в голове была одна картина умирающей Шурочки. Говорят, время лечит всё, но такое невозможно излечить временем.

Война с Японией была совсем иной, чем с Германией. Во-первых, здесь, на Дальнем востоке, на границе с Японией, были сосредоточены несколько танковых армий – таких танков во время войны с Германией не было, это были более мощные машины. Когда они шли в наступление, земля гудела, весь вид таких мощных танков внушал страх японцам, но их, чтобы они не смогли отступить и бросить свои позиции, приковывали в ДЗОТ-ах, рядом с ящиками со снарядами. Они оставались там, пока не расстреливали свой боезапас, а потом они или стреляли в голову, или наши войска их брали в плен, но таких было очень мало. В этой войне принимали участие лётчики – камикадзе, они успевали отбомбиться, прежде чем погибнуть: такие в плен не сдавались. По мнению Хаима, это была совсем другая война, но и на ней мы несли потери: главное было то, что, пройдя всю войну с Германией, после Победы, сложить голову или остаться калекой – вот что было обидно. В начале осени 45 года эта война закончилась победой наших войск, но о демобилизации пока речи не шло. Войска по-прежнему были в полной боевой готовности. А как устали ребятишки воевать, им очень хотелось домой, в свои города, деревеньки, посёлки – они так давно не виделись с близкими, так соскучились…

Но только в 20-ых числах мая 46-го года им объявили о демобилизации. Сколько было радости, даже те, кто был ранен на Японской войне, искренне радовались, что смогут увидеть своих родных, а то, что они ранены, это не важно: дома и стены помогают. Теперь эшелоны шли с радостными пассажирами на Запад, домой. Там, где кто-то по пути доезжал до своей станции, устраивали настоящие проводы: ведь они столько пережили вместе. Когда эшелон дошел до Молотова, Хаим простился по-дружески со своими и вышел, чтобы пересесть на поезд до Березников: он решил не сообщать о своём возвращении, чтобы не доставлять лишних хлопот при встрече своим родным. Ему казалось, что поезд идёт слишком медленно, он останавливался на каждой маленькой станции, а Хаиму очень хотелось быстрее увидеть и обнять свою большую семью. Вот он и в Березниках, спросив, как найти адрес с конверта, ему прохожий показал, куда надо идти. Хаим быстро дошел до барака, в котором жила его семья. Он прошел в коридор и стал искать, в какой же комнате живёт его семья. Хая шла на встречу по коридору, но он не узнал её: извинившись, спросил где живут Хая и Натан с семьёй? «Хаимчик! Это ты, сыночек?» и Хая потеряла сознание. Он вовремя подхватил её, чтобы она не упала. Хая, почувствовав сильные руки, пришла в сознание, открыла глаза и заплакала: это были слёзы радости и боли – ведь Хаиму она ничего не сообщала. А у них в семье произошли ещё изменения, Дора и Исаак поженились, в начале мая у них родился очень хорошенький сыночек, он был таким же красивым, как его родители. Они жили по месту жительства Исаака, Хая часто навещала их, а когда Доре после декретного отпуска надо было выходить на работу, Хая брала его к себе и нянчилась со своим первым внуком, она обо всём этом рассказывала Натану, когда была у него на могилке, ей казалось, что пенье птиц во время её беседы с Натаном, это знак от него, что он всем доволен.

Она обняла Хаимчика и повела в свою «комнату» – «Идём домой, дорогой мой!» «Мама?» – Хаим не поверил своим глазам. Перед ним стояла исхудавшая, седая, сгорбленная старушка, а его мама должна быть ещё довольно молодой… Он повиновался ей и пошел в комнату, перегороженную простынями на отсеки. В одном из них на кровати лежала девушка – инвалид без ног. Он узнал по роскошным локонам, что это его сестрёнка Сонечка, ведь прошло столько лет, она повзрослела и изменилась, но была очень привлекательной. Он с любовью обнял её и заплакал: «Сонечка! Как же так? Мама мне ничего не писала, давно ты так мучаешься?» Соня тоже расплакалась, но это были слёзы радости: её старший брат вернулся живой и здоровый! Она сидела и плакала, когда Хаим спросил: «А где отец, Дора, малыши?» Хая, услышав этот вопрос, тоже заплакала, но не от радости, а от невыносимого воспоминания о своих детях и Натане. «Всё потом, дорогой мой! Пойдём, я тебя накормлю, ты, наверное, соскучился по моей стряпне?» Она повела его на кухню, он ел и нахваливал, как всегда в детстве делал это. Хая не могла насмотреться на своего сыночка, так бы и сидела с ним до конца своих дней. Потом они с Хаимом пошли в «свою» комнату. Там их ожидала Соня, она очень хотела поговорить с братиком, спросить, а где его Шурочка: он пришел один, может его жена захотела повидаться со своими родителями…

Хаим решил сам рассказать о своём горе, он начал свой рассказ с того момента, когда очнулся в прифронтовом госпитале: после той танковой атаки, как оказалось, прошло 3 месяца, так пыталась объяснить ему медсестра. Всё это она написала на листочке бумаги, потому что Хаим не слышал, что ему говорят, и не мог говорить сам. Она спросила у него, написав на том же листочке, как его зовут? Он молча пожал плечами: у него была амнезия после тяжелейшей контузии. Она продолжала ухаживать за ним. Осколок, который во время танковой атаки попал ему в позвоночник, вытащить хирург отказался – это могло полностью и навсегда его обездвижить. Пока осколок он не беспокоит, можно повременить до тех пор, когда его можно будет перевезти в тыловой большой госпиталь, там есть опытные нейрохирурги, они решат, что можно сделать. Так Хаим пролежал в госпитале около шести месяцев, постепенно обретая те или иные функции. Он был не только благодарен Шурочке, он искренне полюбил её. Когда он смог это сказать, для неё это был самый прекрасный день. Когда он вспомнил своё имя и адрес родителей, Шурочка написала им то самое письмо. Постепенно он вспомнил некоторые детали того наступления, номер своей части. Ему «выправили» военный билет, за то, что они не оставили свои позиции во время наступления. Ему присвоили звание «Ефрейтор» – это по табелю о рангах было самое младшее звание, но Хаим очень гордился им. Шурочка предложила празднично отметить это радостное событие: она выпросила у старшей медсестры немного спирта, и они с Хаимом, разведя его сладким компотом, выпили за «лычку». Он видел, как нежно Шурочка с ним обращается, его любовь к ней крепла с каждым днём. Он уже практически восстановился, они часто выходили на свежий воздух: для Хаима это было не просто – он столько провёл в лежачем положении. Они на прогулках рассказывали друг другу о своих семьях, Хаим рассказал ей о неземной любви своих родителей, рассказал, что у него большая семья и из Киева они в первый день войны бежали всем семейством. Шурочка рассказала о своей малой Родине – Сибири, откуда она добровольно поступила на курсы медсестер, чтобы помочь бить фашистов и спасать наших раненых: это у неё хорошо получалось, за большое количество спасенных ей бойцов и офицеров, её наградили «Медалью за отвагу». Пока Хаим находился в госпитале, они подали рапорт о регистрации их брака, официально, с записью в документах. Начальнику штаба фронта приказали оформить их брак так, как положено, со всеми формальностями этого Акта гражданского состояния. Для регистрации брака Шурочка из отбеленной марли сшила с помощью подруг белое платье, фату украсили живыми цветами: получился очень хороший наряд невесты! У Хаима было больше проблем со свадебным нарядом: кроме гимнастёрки, галифе и отлично начищенных сапог у него больше ничего не было, но всё-таки регистрация прошла очень торжественно. Все дарили им разные мелкие сувенирчики на память, но они остались в той разбитой фашистами машине вместе с вещами Шурочки, когда её пытались отправить в тыл. Слушая Хаима, Хая и Соня плакали от сострадания. Пришла Дора за своим сыночком, Хаим сразу узнал её: она всегда была красивой девушкой, но после рождения сына она стала ещё краше. Она так обрадовалась возвращению Хаима: теперь у них в семье появился ещё один мужчина, тем более, что он был мастеровой с молодых лет, мог сделать своими руками и мебель, и всё, что будет необходимо по дому. Дора поняла, что Хаим ещё ничего не знает об утратах в своей семье. Хая, видя замешательство Доры, когда Хаим спросил её о других членах семьи, взяла на себя эту трудную миссию. Она рассказывала Хаиму с первых мгновений начала войны, все решения, которые они приняли с Натаном. Она по отдельности рассказывала о гибели своих малышей, о потере Сары, о том, как Соня лишилась ног и как погиб Натан: она рассказывала и вдруг поняла, что она говорит об этих страшных страницах жизни как будто её это не касается, как будто она рассказывает увиденный ей фильм. Хая сама ужаснулась такому сравнению: ведь это всё пережито лично ей. Она на полуслове замолчала и стала смотреть в одну точку. Хаим, слушая мамин рассказ, плакал: ему было так жалко своего братика и сестричек, он искренне горевал о том, что никогда не увидит доброго взгляда отца, не получит его совета в нужную минуту, он почувствовал себя на половину сиротой, от этого слёзы ещё больше душили его, он рукавом смахивал их, старался, чтобы мама и сёстры не увидели, но Хая продолжала молчать и неподвижно сидеть на кровати. Он взял её руки в свои и, как когда-то отец, стал отогревать её ладони своим дыханием: руки были очень холодными и подрагивали, он целовал их и говорил: «Мамочка! Сколько горя выпало на твои плечи! Но нам с тобой надо жить: у нас Соня нуждается в помощи, Доре тоже надо помогать – Жизнь продолжается, мамочка!» После этих слов и оттого, что он, как Натан, пытался согреть её руки, Хая дала волю слезам: она как будто начала оттаивать после длительного нервного холода. Она долго плакала, Дора, поблагодарив маму, поехала домой – было уже поздно, а ей надо было добраться на другой конец города, а завтра снова на работу. Хая и Соня разместились в «детском» отсеке, а Хаим устроился на ночлег на их с Натаном кровати. Утром он должен был пойти в военкомат и встать там на учёт. Надо было подумать и о работе: у него было 2 месяца отпуска, так что времени на поиски было достаточно. После демобилизации ему выдали немного консервов, сухой паёк, но это была такая малость, а карточек у него не было. Он поделился своими переживаниями с мамой, та успокоила его, что пока они живут вместе, всё наладится, у неё есть ещё кое-какие ценные вещи, если понадобится – обменяет на продукты. «Проживём, дорогой!» Они съездили на могилку Натана на следующий же день, даже Сонечку взяли с собой: дороги уже подсохли, и можно было без препятствия подойти к могилке. «Вот, дорогой мой муж, привела к тебе наших детей: Хаим, слава Господу, здоров (она не знала, что у него в позвоночнике остался неоперабельный осколок), Сонечке изготовили протезы, теперь она смогла „дойти“ до тебя, повидаться и поговорить! Я оставлю вас, поговорите с папочкой!» Хая пошла в сторожку смотрителя кладбища, поговорить насчет того, чтобы он присматривал за могилкой, а уж она в долгу не останется. «Хорошо-хорошо, не беспокойтесь, всё сделаю, как положено, я ведь здесь и живу: дети погибли на фронте, трое, жена от горя умерла, я один остался, уступил свою квартиру репатриированным с Волги немцам, а сам утеплил эту сторожку и живу здесь. Так что Вы, дамочка, не беспокойтесь, присмотрю надлежащим образом!» «Спасибо! Соболезную Вам, у Вас тоже война отняла близких, я Вас очень хорошо понимаю…» Хая вернулась к детям и Натану. «До свидания, любимый! Мы ещё навестим тебя и расскажем, как мы живём, спи спокойно!» Хая и Хаим подхватили под руки Сонечку, чтобы дойти до выхода с кладбища, а там стояла нанятая ими машина. Вернувшись домой, Хая поехала к Доре за внуком – той надо было идти на работу. Дора спросила: «Ну, как там Хаим?» Хая всё рассказала ей и поспешила с внуком домой. Пообедали. Хая уложила ребёнка спать, Хаим пошел в город искать работу и встать на учёт в военкомате. Очень долго Хаим не мог найти работу по специальности: он был первоклассный столяр – краснодеревщик, но такие специалисты пока были не нужны. Ему предлагали работу каменщика, бетонщика, монтажника, но с испытательным сроком и специальным обучением. Хаим понимал, что учиться ему некогда, ему необходимо сегодня получать рабочие карточки: у него на плечах семья – мама инвалид – сестра. Дора познакомила его с Исааком. Тот разговорился с ним и сказал: «Нам требуется кладовщик с перспективой роста, может быть, попробуешь?» Хаим спросил: «Когда выходить?» «Вчера!» – пошутил Исаак. Он объяснил, как добраться до их монтажного участка и во сколько надо приехать, чтобы оформиться. Так Хаим стал получать рабочие карточки, с работой он справлялся, очень быстро освоил ассортимент своего склада, всё рассортировал по полочкам, и с выдачей материалов проблем не было. Он часто ездил в трест за материалами, это было нелегко, последствия контузии сказывались: дорога была дальняя, а машина грузовая, с газогенератором, которые в народе называли «чурочными» двигателями. После каждой поездки он приходил домой разбитый, Хая всегда грела к его приходу много горячей воды, чтобы он мог хорошо помыться. Он заходил в комнату к Соне, спрашивал её, как она провела день. Она рассказывала, какую книгу сегодня читала, сколько смогла «погулять» рядом с бараком на табурете. Хая кормила его вкусным ужином, он только успевал сказать спасибо, как уже засыпал от усталости и боли: у него болела голова и спина, но он не расстраивал маму тем, что у него что-то болит.

На работу он ездил на том же самом грузовичке. Водитель жил за городом, в частном доме, поэтому оставлял машину на ночь во дворе, заготавливал топливо: чурки, обрезки досок, поленья посуши, чтобы на рабочий день топлива хватило. Когда он ехал на работу, он по пути захватывал Хаима, и они вместе ехали до участка. Там Хаим шел в свой склад, у склада уже стояли рабочие: кому-то электроды для сварки были нужны, кому-то разные другие материалы, у Хаима всё на складе было, он старался работать честно и аккуратно. Начальство, заметив его рвение к работе, назначило его заместителем начальника снабжения: теперь он сидел с документацией, обрабатывал заявки, изучал спецификации на монтажные узлы, которые были необходимы на строительстве ТЭЦ. Хая очень гордилась сыном, он теперь приносил полноценные продуктовые карточки, но не в них было дело: она знала Натана, как успешного работника, которого в своё время хвалил отец Хаи, теперь её сын оказался таким же талантливым, как его отец. Сонечка понемногу привыкала к своим «ногам», она уже под руку с мамой прогуливалась вдоль барака: далеко они ещё не ходили, Сонечка быстро уставала, и они возвращались домой. Они жили всё в тех же стеснённых условиях: в комнате, перегороженной простынями, но Исааку, как хорошему и необходимому работнику пообещали дать отдельную маленькую, но свою, квартирку. Ведь у них с Дорой был сын, которому уже надо своё спальное место. Ему пошел второй годик, он уже хорошо ходил и с бабушкой Хаей они вдвоём ходили на базарчик.