Отзывы на книги автора «Сухбат Афлатуни»

– Ничего у них там не ешь и не пей, – продолжал он скороговоркой. – И шапок у них не покупай. Будут предлагать бабу, скажи, уже была, что в Мостах отметился. Чек сохранил? Сохрани. Ничего не подписывай. И о политике с ними не вступай. Скажи: поддерживаю линию князя. Спросят почему, скажи: потому что верная и патриотичная.

Потому что нельзя вот просто так взять и перестать читать Сухбата Афлатуни. На самом деле, вполне себе можно, после "Глиняных букв. Плывущих яблок" именно это собиралась сделать: замечательно хорошо, но не настолько мое, чтобы воспринимать в больших количествах. Только еще взгляну на "Муравьиного царя", объем крохотный, Юзефович хорошо о нем говорила. Начала, и тотчас стало ясно, что не могу оторваться от этой прозы.

Теплое лето в Бултыхах. Ничего особенного в потоке сознания, открывающем книгу. Внутренний монолог горожанки, выбравшейся с близкими на отдых в курортные Бултыхи. Не с собственноручно созданной ячейкой общества, но с семьей своего детства: папа, мама, брат. Хотя на первое место нужно бы ставить брата, папа с мамой и в тот, первый, раз больше были заняты собственными дрязгами, предоставив детей самим себе. Стоп, какой первый раз, давай по порядку. Хорошо.

Лене тридцать пять или около того, привлекательна, состоятельна, успешна (до последнего времени). Никакая не коммерсантка, а вовсе даже архитектор и глава собственной строительной фирмы. Сегодня у нее серьезные проблемы, очень серьезные. В бассейне, который проектировала и строила Лена обрушился купол. Пятнадцать человек погибло. Знает, что не виновато, когда прошел первый шок, они с заместителем перепроверили все расчеты. Однако имеем, что имеем. Пока следствие, дальше суд и колония. А может и похуже что. Зама накануне утопили в собственной ванной, ей пока только дверь дегтем вымазали, ну так, дурное дело нехитрое.

Отпустив толкиенутого сына подростка на слет ролевиков, сама берет изрядно постаревшую маму, давно женатого на другой папу; брата, прежде бывшего старшим, теперь ставшего младшим - и отправляется с ними в Бултыхи, закрывать гештальт, трещина в котором зазмеилась счастливым курортным летом двадцать шесть лет назад.

Семейная лодка уже шла ко дну и совместный отдых был лишь безнадежной попыткой залатать пробоину. Совсем скоро папа уйдет от них, а мама как-то вдруг постареет и подурнеет. Обожаемый старший брат переживает подростковое пробуждение чувственности, делая объектом первых экспериментов сестренку, и если вы думаете, что девятилетняя девочка не способна ощутить неправильное-нехорошее в этом его интересе, вы ошибаетесь.

Чувствует, старательно избегает его игр с поцелуями, позволяет себе видеть лишь вожделенное внимание со стороны того, кто всегда был кумиром. Позже, придумщик и заводила Лёнчик будет чудить, свяжется с дурной компанией, начнет употреблять, семья станет получать о нем лишь отрывочные сведения, а потом вовсе пропадет Лёник Все не то, чем кажется. Вот такое самое счастливое лето детства, куда героиня бежит от ужаса дня сегодняшнего. Но брат ведь найдется, а почему младше?

А это надо читать, здесь неожиданный сюжетный ход, подобного которому не встречала прежде, невыносимо горькая нежность, и стыд, и дурацкое веселье: "глядите, чего отчебучила!", страх, тревога, невыносимое бремя вины - все томится на медленном огне этой пробитой реминисценциями прозы. Афлатуни бесподобный стилист, и если в первой повести это не так заметно, то вторая, титульная, прямо-таки феерия.

В "Муравьином царе" стилизация не под русско-узбекский суржик, как в "Глиняных буквах...", даже не вполне обращение к славянскому фольклору. Скорее к языку и традициям народов поволжья: чуваши, эрдзя, мокша - что и по сей день не вполне христиане, копни глубже - язычники. Удивительная история, внешне вовсе не связанная с первой, но тонкими волосными корнями вросшая в нее. "Бултыхи..." почти канонический бытовой реализм и психологическая проза, "Царь.." - совершенный магреализм, этнофэнтези с немалой социальной и политической составляющими.

Темная и запутанная история, которую,по-хорошему, нужно бы разбирать текстом страниц на тридцать, но у меня на это ни времени, ни энергии. В двух словах: предновогодье, холод, дремучая заснеженная глушь. Еще довольно молодой мужчина везет мать в некое место, которое для себя определяешь поначалу как дом престарелых. Нехорошо, чего уж там. Позже, как-то одновременно понимаешь две вещи: 1. поездка вынужденная, а заведение это под патронажем самых серьезных госструктур, 2. на каком-то этапе пути совершен выход за предел реальности (Дороти, мы уже не в Канзасе).

В девяностые, с их разбродом и шатаниями, с зарплатой, выплачиваемой продукцией предприятий или по бартеру, мать героя работала реализатором лекарственных препаратов, не то китайских, не то индийских, просрочку пила сама, мешая в диковинных сочетаниях по принципу: чем в таз - лучше в нас. Сегодня у нее и некоторых других обнаружено побочное действие - бессмертие. Собственно, место, куда предписано отвезти женщину - это как сдать на опыты, хотя условия обещают царские. И что-то еще во всем этом нехорошее, неправильное Как, знаете, душу продавать.

А мир вокруг чем дальше, тем страньше. И неразговорчивая прежде, простая деревенская тетка, мать, вдруг обнаруживает знание сокровенных вещей, каких Михалыч в ней и предположить не мог. И все это удивительно странно, чужеродно, поэтично Вот, поймала, с чем могу отдаленно соотнести "Муравьиного царя" - "Большая Глуша" Марии Галиной немного напоминает двухчастной структурой с первой бытовой и на месте, второй магической и в странствии; там Юг России, здесь Поволжье.

На самом деле, вещь очень крутая. А муравьи при чем. Ну, здесь непросто. В "Глиняных яблоках..." была тема противостояния насекомого начала человеческому, здесь - скорее слияния и сопоставления нас с ними, отгрызающими собственные крылья, данные для любви и полета. Потому что ползать надежнее и спокойней.

Условно исторический роман. Просто потому, что в последней его трети мы уже имеем дело не с историей, а скорее с магиреалистическими штучками и фантазиями.

Дальше со спойлерами

Все действия романа разделены на три временных периода. В начале книги мы оказываемся в кружке петрашевцев, попадаем в крепость, затем казнь и ссылка в места уже не столь отдалённые, сколько труднодоступные. Параллельно с этим сестра нашего героя (коего зовут Николай Триярский) Варвара старается сделать всё возможное для спасения брата, оказывается при этом в царской постели (вот вам и секрет царской милости к петрашевцам), ну и затем появляется на свет царский наследник (это весьма условно, что наследник, ведь ребёнок-то незаконнорожденный). Тут следуют разные кульбиты судеб, и первая часть романа заканчивается тем, что наши герои теряются — в самом прямом смысле.

Действие второй части романа происходит уже во втором десятилетии века двадцатого. И на смену Варваре и Николаю выходят уже следующие поколения рода. И тут роман также является вполне историческим, ибо и события вполне соответствуют реальности, и персонажи (частично) тоже.

А третья часть книги переносит нас ещё на полвека вперёд, в семидесятые годы. И соответственно сменилось ещё поколение-два. И главный герой книги, опять же Триярский, уже яркий и талантливый музыкант, композитор. Однако в силу ряда обстоятельств он практически запрещён и потому отправлен служить музыкальной музе примерно в те же края, куда сто лет тому назад был сослан его пращур — на глобусе это рядом. И тут уже идёт возня вокруг и около творчества нашего героя, который задумал с местным оркестром исполнить одно мощное и неординарное своё произведение.

И всё бы ничего, но в третьей части автор то и дело перебрасывает читателя в мир уже сюрреалистический, подлунный и надмирный. Т.е. как бы в другую плоскость бытия, в его верхний пласт. Где точно также действуют и противоборствуют сверхдержавы, а также и просто силы добра и зла, а также некоторые бывшие некогда реальными исторические персоны. И это противостояние и противодействие может привести к мировой войне на нашей обычной реальной Земле. И тут уже только музыка Триярского способна остановить эту возможную войну, свести её вероятность к нулю.

Роман написан хорошим русским литературным языком. И читается легко и непринуждённо. И в первых двух частях вызывает эмоциональный отклик у читателя. Однако вот это перепрыгивание в совсем уже другой жанр всё-таки выглядит не совсем органично. Разрушается восприятие исторического контекста книги, роман начинает «вибрировать и хлябать, дребезжать, скрипеть и вилять» — какие-то такие ассоциации родились у меня по прочтении. И потому оценка книге будет совсем не высокая. Серединка наполовинку. Полтора землекопа.

- Эти строки написал Михаил Юрьевич Лермонтов!
Почти все побывали когда-то в учениках у Старого Учителя и его палки, и дорогое имя Михаила Юрьевича намертво въелось в их головы. Все помнили, что это был русский космонавт, которого уважал и чтил Старый Учитель.

Первой встречей с Сухбатом Афлатуни был "Рай земной". Аудиокнигой, которой сначала активно не приняла, потом совершенно влюбилась, и вспоминала после с нежностью, хотя тотчас продолжать знакомство с автором не стала. Со всеми по разному. Об одном наслушаешься славословий, впихнешь в себя через силу одну книжку, пожмешь плечами: и чего они все в нем находят? На другого наткнешься случайно, влюбишься с первого взгляда (если с чем работает буквально, так с книгами), примешься все подряд читать. Третий чудо как хорош, хотя не безоговорочно твой. Запомнишь это имя, при случае вернешься, а там видно будет.

Случай выпал недавно, писатель Булат Ханов на Фейсбуке рассказывал о книгах, прочитанных в июле, были среди них и "Глиняные буквы, плывущие яблоки" . Такое сразу: О а я почему не знаю этой книги? Сказать, что этот писатель умеет удивить - ничего не сказать. Помню, как в первый раз, ориентируясь на звучание псевдонима, ждала или восточной цветистости или, напротив, в сдержанной хэмово-ремарковой манере, рассказа о русских в Средней Азии. А обрела историю о простых порядочных людях из российской глубинки с обыденными чудесами, о женской дружбе длиной в жизнь, о слиянии и взаимном проникновении культур - не ожидаемо азиатско-славянском, а вовсе даже польско-русском. И еще о многих вещах, целый мир в небольшого объема книге.

Потому от "Глиняных букв..." не ждала азиатчины, а случилось погрузиться в такую лютую и невыносимую, какой в пору детей пугать (постсоветский вариант "не ходите, дети, в Африку гулять"). Затерянный в азиатской глуши, откуда хоть тысячу верст скачи, ни до каких столиц не доскачешь, кишлак. Забудьте про золотую дремотную Азию, что опочила на куполах. Басмачество из фильмов про красные революционные шаровары и государственную границу.

Вода ушла из этих богом забытых мест вместе с внешней видимостью цивилизации.Деревья, прежние друзья и кормильцы, превратились в конкурентов в борьбе за выживание. Привозят воду в бочках и можно было бы как-то приспособиться, но заведует распределением председатель, установивший деспотию в одном отдельно взятом населенном пункте. Жизнь все тяжелее, дехкане безмолвствуют, как во все времена и при любых формациях забитая бесправная масса. А в кишлак присылают нового учителя.

Третьего на веку героя-рассказчика. Старый, что засевал местные неподатливые умы разумным, добрым, вечным, посредством палки - теперь на покое. Тот, что прибыл ему на смену, повесился. Что так? Нам объяснят и мало не покажется - и хотела бы забыть, да не получится, поймаешь себя на том, что раз за разом повторяешь мантрой: как хорошо, что я в России - так советскими детьми говорили: хорошо, что хоть не в Америке живем. Теперь вот новый учитель, и кажется, не намерен внимать советам старого относительно единственной действенной методы образовательного охвата местного населения. Что ж, пусть пеняет на себя.

Сломают или победит? На самом деле, история противостояния человеческого начала насекомому - это притча, конечно. Стилистически - среднеазиатский магический реализм, по форме - безупречная стилизация под речь малообразованного, но любящего русский язык человека из местных, который видит в европейской (русской) культуре спасение от деградации. Невыносимая мешанина из разных областей знания смягченная пониманием собственной ограниченности, куча смешных оговорок, которые воспринимаешь скорее с грустью.

Евгений Абдуллаев, а за псевдонимом Афлатуни этот писатель из Узбекистана, немыслимо хорош с языком. А что касается фольклорной составляющей, к которой можно отнести городские легенды ""Рай земной") разного рода былички-сказы-страшилки ("Муравьиный царь"), апокрифы ("Поклонение волхвов") так просто такое чувство, что рожден с гаммельнской флейтой в горле. Умеет. Отличная книга. Очень непростая и сильно не для всех, но прочесть стоит, не пожалеете (да и объем всего около сотни страниц).

Когда мы верим, мы платим за веру и приносим дары. Дары очень простые – это способность прощать и любить.
Из проповеди Николая Алматинского.

Это мой автор, в обеих ипостасях. Писатель Сухбат Афлатуни - горько-прекрасные "Рай земной", "Муравьиный царь", "Поклонение волхвов", "Глиняные буквы, плывущие яблоки". Мудрый компетентный эрудированный критик современной поэзии Евгений Абдуллаев - "Дождь в разрезе". Поэтому, когда узнала, что есть новая книга, обрадовалась И почувствовала, что чего-то сильно не понимаю, начав. То есть, аннотация предупреждала об экспериментальном романе, и не мне бояться трудных книг, но что это? Жития апостолов? Хотя здесь и про более поздние времена, и про современность.

Высокий порог вхождения с самого начала отсекает случайных людей, кто ищет развлекательного чтива, тот, скорее всего, отложит книгу. Хотя ничего архисложного в "Великих рыбах" нет. Во-первых, сразу, почему Рыбы? Потому что это один из основных символов христианства и тайный знак, по которому последователи узнавали друг друга во времена гонения. Если сложить первые буквы фразы "Иисус Христос Божий Сын Спаситель",получится греческое "ихтис - рыба". Хотя рыбьи ассоциации простираются здесь дальше и глубже. Это история княгини Иулиании из Торжка начала XV века, прекрасной благочестивой женщины безрезультатно домогался сюзерен ее мужа, а после, в отместку за строптивость, приказал отрубить ей руки-ноги и бросить в реку. Спустя некоторое время, люди увидели : "белеет что-то в водах, вроде рыбы великой. Тело женское в светлых одеяниях и с ангельским ликом против течения плывет, вдоль берега. Без рук и без ног".

Да и вся история христианства, которое, кажется, достигло в эти две тысячи лет расцвета и повсеместности, о каких ни одна из прежних религий мечтать не могла - по сути история претерпевания за веру. Для кого-то из героев книги мученический венец, для кого-то долгое подвижничество в аскезе и самоограничении. Полная опасностей жизнь миссионера, тихое незаметное служение пастве в нищих приходах или противостояние церковных иерархов неправедным властям, которое стоит им сана, а порой жизни. Да мы ведь и теперь видим в Русской Православной Церкви не только коррумпированное чиновничество, но и истинных праведников.

"Великие рыбы" о таких. О живших в разные годы в разных странах подвижниках и святых. На поверхностный взгляд устройство книги может показаться лишенным логики: скачки во времени и географии не образует связного рассказа. Но после понимаешь, что это история единства из множества, в которой героев соединяют более глубинные внутренние связи, чем можно представить, и все они заодно, и все они - суть одно. И в целом Сухбат Афлатуни продолжает этой книгой тему священства, его служения истине, которая внезапно, с переменой генерального курса, становится неудобной, ненужной, неуместной

Для меня, чье детство и юность прошли в Алма-Ате, и я знаю, с каким особым трепетом мои земляки относятся к св.Николаю Угоднику, и сама в сознательном возрасте крестилась в Никольской церкви, но для меня стало открытием, что эта благоговейная любовь подкреплялась недавним по времени святым подвижничеством митрополита Алматинского и Казахстанского Николая. Он умер за пятнадцать лет до моего рождения и я ничего о нем не слышала, живя в городе детства, и могла бы не узнать никогда, если бы не эта книга. И я благодарна, как благодарен каждый, кому возвращают его историю

Книга о поляках (преимущественно мертвых), написанная русским автором, живущим в Узбекистане - событие само по себе необычное и выдающееся. Поляки всегда были какие-то неудобные - вроде бы и свои (славяне же), но с другой стороны и чужие (католики, а не православные). Нечто чужеродное, к чему относятся с опаской. С территорией, по которой проехались все, кто только смог, хотя и делить там по сути нечего. Сами поляки тоже любят аккуратно оценивать - а правда ли ты не чужак, лицом вроде бы и вышел, но кто знает, как там на самом деле: привыкшие к предательствам теперь всегда настороже.
Вот так не очень известная книга стала очень личной историей - мои прабабушка с прадедушкой, будучи поляками, уважаемыми врачами, проживающими в центре Москвы, оказались репрессированы, а их сын, мой дедушка, по счастливой случайности оказался в семье троюродной тетки, которую депортировали в Сибирь. Там он и прижился. А мне от богатой истории моей семьи досталась лишь фамилия, хотя сохранить ее - само по себе большая ценность.
В истории СССР столько таких черных пятен, что куда ни плюнь, появится богатейший материал для романа. Как и почему Афлатуни выбрал именно поляков - я не знаю, но очень важно, что этот голос проявился и заявил о себе. И роман получился многослойный, но не вязкий, охватывающий много тем, но в то же время без единой масштабной идеи. Другой вопрос - а нужна ли она здесь?
На окраине города, рядом с полем, на котором были захоронены расстрелянные в сталинские годы поляки, проживают Плюша и Натали, подруги скорее по недоразумению, чем по привязанности. Жизнь их обычна, уныла, одна замкнута в себе и плывет по жизни амебой, вторая крутится-вертится, но счастья как такового не наживает, да оно ей, кажется, и не нужно. От этих затхлых жизней очень тошно. И чем больше подробностей приоткрывается по ходу романа, тем все жальче и жальче. И не менее важным выглядит поле-полюшко с мертвыми поляками, безмолвно ожидающими своей судьбы - то ли забвения и застройки, то ли уважения и раскопок.
Плюша, полька по происхождению, а по паспорту Полина Круковская, прибивается к тем, кто сильнее и умнее - сначала к своему научному руководителю Карлу Семеновичу, закинувшему ей в голову польские идеи, затем к Геворкяну, сменившему Карла Семеновича, даже Натали - и та сильнее, несмотря на тяжелое состояние не забывающая шептать "Танцуем!" Работа Плюши в Музее репрессий выглядит как дополнительный триггер, но ее это, кажется, не особенно заботит - она погружена в свою работу, знакомится с документами, скрытыми от широкой общественности, но документы эти не сочетаются с действительностью, становятся неудобными. Они существуют в довольно жестоком мире, в котором молодые теперь отмечают день рождения Сталина (на самом деле нет, это был "прикол"), где на ходу меняется история и уничтожается идея об эмиграции ("было расширение Русского мира, распространение русской цивилизации, русских общин по всему миру").
Поначалу Плюша казалась мне носителем какой-то весомой идеи (этакий мститель за весь польский народ), а сам роман - повествованием о большом маленьком человеке, который в одиночку восстановит справедливость, но воздаяния не происходит - Плюша остается скрупулезным, рядовым исполнителем. И судьба поля с захоронениями и вопрос канонизации неудобного святого Фомы оказываются не в ее руках, а в руках все тех же, прежних бюрократов. И допустят ли они танец свободы на поле забвения?

В центре повествования - история двух подруг, проживающих в небольшом российском городке на границе с Польшей. Вроде бы всё верно, но не совсем так.
К историям их непростых жизней автор стремится притянуть как можно больше тем, ныне модных у современных российских писателей.

За домом, в котором живёт одна из героинь, находится огромное поле, где в известные годы сотрудники НКВД расстреливали безвинных поляков. По сути, именно горькая история безымянного поля и становится во главу угла, к которому сходятся все сюжетные линии произведения. Да и сама обложка тоже об этом-же.

Тема репрессий не могла обойтись без другой важной темы в современной литературе: религия, вера, забытые в начале прошлого века и спустя длительное время словно заново обретённые, позволившие одним вспомнить о когда-то позабытом чувстве и обрести в нём опору, другим - получить неплохой повод использовать эти чувства себе во благо и собственной мошны.

По мере развития сюжета автор усиленно стремится связать эти нити в единое цельное полотно, дополнив трагическими в своей обыденности историями ни чем не примечательных жизней двух подружек, характеры которых и основные черты настолько затасканы в литературе, что узнаваемы с первых строк.
Инфантильная безхребетная Плюша и полная её противоположность "бой-баба" Наталья.

Чтобы окончательно следовать канонам современной литературы, автор использует магический реализм, разбавляет все библейскими сюжетами, странными видениями, в которых переплетается прошлое и настоящее, затрагивает тему национальных конфликтов.

Чтобы осилить такое небольшое произведение - это ещё надо постараться. Буквально с первых-же строк в глаза бросается вторичность во многом, если не во всём. Знакомство с главными персонажами и продвижение вглубь произведения только убеждали, что дружбы у нас не получится, несмотря на слезливо-хэппи-эндовский финал, проходящий под девизом "Давайте жить дружно", "Миру мир" и "Со святыми упокой". Не рекомендую.

Много рассказывали про Петрашевского, который был у них вождем, и про Достоевского, который был у них писателем. Я все время терпела и ждала, когда же, наконец, про нашего Триярского?

Встречаются как-то в баре цесаревич Алексей, вождь пролетариата и Гога. Гога он танцор, а я уже ничего не понимаю в историческое литературе.

Однако, здравствуйте. Разумеется начать повествование нужно было с другого. Но я так долго страдала над этой книгой, что из песни слов не выкинешь. И я теперь просто в потоке не связанной между собой информации, которую я спешу выплеснуть в рецензию и забыть.

Наверное, это хорошая книга. Наверное, там много разных смыслов, до которых я не додумалась. Но я честно пыталась. И до 1972 года мне даже казалось, что я что-то понимаю, но я ничего не понимаю.Это становится очевидно, когда Ленин вошел к императору в образе красной звезды. На Космической станции. Все. Ах,да. До этого он приходил в виде стоптанных башмаков. Звезда, очевидно, ему больше подходит. Если вообще можно в здравом уме рассуждать об этом.

Автор виртуозно владеет языком. Если не вникать в сюжет, а сосредоточиться только на словах и на том, как они играют в предложении, то это хорошая книга.А если параллельно следить за сюжетом, то это книга не для меня. Абсолютно точно. Я даже не хочу рассуждать о том, что мне не хватило литературного багажа или о том, как потрясающие автор что-нибудь высмеивает. Пусть так. Но по-моему субъективному мнению, иногда нужно оставить легкую недосказанность, чем перегружать повествование лишними деталями.

В самом начале, глаз где-то зацепился за жанр книги. Исторический роман. Исторические романы, честно говоря, я представляла себе чуть иначе. Здесь же больше фантастического. Космически-фантастического. Феерически-динамичного. Но исторический контекст худо бедно присутствует.

Петрашевцы есть. Где-то в толпе мелькает Достоевский. Русско-китайские отношения выстраиваются. Цари сменяют друг друга. Где-то в Нью-Йорке мелькнул Бродский. Кто-то взошел на палубу Титаника. Но только ты расслабился, тебе словно пулей в лоб - звезда власти, силы, славы, Вифлеем, космическая станция, какой-то резистор передачи мыслей и прочее, прочее. А где же жизнь? Ради чего все это ведется? Почему ничего не приходит к концу? К чему эти пляски на костях и на истории? Наверное, Пушкин виноват. Надо окропить святой водой.

Книга состоит из трех частей. В первой как раз о восстании петрашевцев и о том, как действующий император с ними “разобрался”. Вторая про становление советской власти. Третья про советскую власть. И еще о многом другом. И первая часть мне даже (с натяжкой) нравилась. Нравились интересные мысли, которые автор вкладывал в головы своих героев, нравился редкий в литературе киргизский быт. То потом все покатилось вниз с огромной скоростью. Так же как Вифлеемская звезда (кто знает, тот поймет)

Моё дело напердело, как говорится, а твое понюхало. Кем говорится? Автором. А мне так понравилось, что дальше понесу. Сохраню хоть что-то на память о неделе проведенной вместе с Афлатуни.

Обижать не следует Время,
Плохо и тоскливо жить без Времени.

Его зовут Фархад и он продолжает семейную традицию гидов в Самарканде, хотя, в отличие от отца, обожающего свою работу, не любит ее. Он вообще мало что/кого любит. Люди, озаренные светом миссии - гении и безумцы плохо приспособлены к нормальным человеческим отношениям. Впрочем, свою идею о способности к совмещении хронотоков, в результате чего временем можно управлять, он не только любит и верит в нее истово, но заразил верой солидных господ из Евросоюза, обеспечивших выезд в немецкий Эрфурт с циклом лекций (которых не находится желающих послушать). Там его и сожгут на Соборной площади. То есть? Разве такое возможно в наши просвещенные времена? Ну, в исключительных случаях, применительно к тому, кто собирался уничтожить Мир. А он собирается?

Напротив, пытается спасти - замедлить, чтобы удержать на краю от сползания к катастрофе. Концепция Катехона в христианстве связана с неким субъектом, имеющим власть отсрочить приход антихриста, тем отдалив конец света. Наш герой может действовать как такой замедлитель. А за что тогда казнить? Ну, некоторые не понимают. Хотя с казнью все не так однозначно. Есть вариант интерпретации, согласно которому у Сожженного неоперабельная мозговая опухоль в последней стадии, когда пациенту остаются считанные дни, если не часы и происходящее - плод его галлюцинаторных видений. Есть другой вариант - инсценировки, подобия гражданской казни. после которой человек перестает существовать для общества, исчезает с его радаров. Потому что монах Иван, созидающий оазис в пустыне - это ведь он, наш знакомец сильно позже сожжения, которым все началось.

Переводчица Анна из Эрфурта, рожденная в Советском Союзе, часто вспоминает свою батумское детство, а знакомится с героем в Самарканде. И думаю, город, с которым связана апокрифическая легенда о могиле Тамерлана, выбран в качестве отправной точки не случайно - ну. вы помните эту конспирологическую гипотезу о начале Великой Отечественной, связанном со вскрытием советскими археологами гробницы Тимура. Нет, напрямую в книге об этом не говорится, но Хромец упоминается и, сложив два и два, можно прийти к выводу, что место, откуда роковое ускорение времени началось, даст миру человека, во власти которого притормозить. Герой периодически пытается увидеть в Анне свою Ширин, но сама она к этой легенде, которую считает путаной и сентиментальной, относится со здоровым скепсисом современной европейской женщины. Не получается здесь лавстори про любовь-кровь-вновь.

А что получается? История про человека, добровольно идущего на жертву ради высокой цели, но какая-то малоубедительная, я не прониклась сочувствием к герою, не разделяю его высокого пафоса, и продолжаю думать, что церковь, умывшая руки, служит злу, какими бы суесловиями не прикрывалась. Я люблю Афлатуни, читаю его давно, помню "Рай земной", "Муравьиного царя", "Поклонение волхвов" и грущу об этой писательской эволюции.

Как только вышла эта книга, во мне проснулось неуёмное желание окунуться в эти очерки, чтобы больше узнать о нутре литературного мира. И всё, о чем там написано, затянуло меня с головой, потому что темы там упомянутые являются моей душевной болью - современная русская литература и что с ней в данный момент происходит?

К слову, хочу немного рассказать о том, кто же такой Сухбат Афлатуни. На самом деле это псевдоним Евгения Абдуллаева, он является поэтом, прозаиком и критиком, является кандидатом философских наук и автором более тридцати научных работ.

В данной книге автор рассуждает и анализирует большое количество тем, связанных с литературным миром в современности: это и различные писательские курсы; книжные премии; актуальность толстых журналов; влияние на литературу государственной власти, религии, интернета и всё вышеперечисленное - лишь малая толика всего объёма информации, содержащейся на этих страницах.

Всё это преподносится читателю в увлекательной форме. Да, я не исключаю, что в очерках было упомянуто много ранее неизвестных мне терминов и имён, но это книге даёт только плюс, потому что я исписала несколько листков, чтобы потом более подробнее изучить предоставленный материал.

Я считаю, что "Как убить литературу" должен прочитать каждый читатель, хотя бы ради того, чтобы быть не просто потребителем, а думающим и понимающим этот прекрасный, но хрупкий, литературный мир книголюбом.

Уже через несколько страниц повести "Глиняные буквы, плывущие яблоки" я кинулась в Google. Совершенно срочно нужно было выяснить, кто волшебник, написавший это удивительный текст, и почему я раньше о нем не слышала.

Как выяснилось, Сухбат Афлатуни-это псевдоним и на узбекском означает что-то вроде "Диалоги  Платона". За ним скрывается, живущий в Ташкенте, поэт, критик, философ и преподаватель Евгений Абдуллаев Евгений. Одновременно я вспомнила, что несколько лет назад в одном из литературных выпусков "Эсквайра" читала рассказ Афлатуни "Бульбуль".

Прозу Афлатуни трудно с чем-то сравнить, а его самого поставить в какой-то писательский ряд. "Глиняные буквы, плывущие яблоки" напоминают одновременно книги Наринэ Абгарян, "Дюну" Френка Герберта и рубаи Омара Хайяма.

У Афлатуни, как и у Абгарян, стирается грань между сказкой и реальностью. Но если в "С неба упали три яблока" волшебство благостное, близкое человеку, то у Афлатуни оно явно недоброе. Не злое. А именно недоброе, какое-то безразличное к человеку. Как стихия или судьба.

На "Дюну" похожа повесть похожа своей атмосферой. Реальность затерянного узбекского посёлка настолько отличается от привычной нам, что кажется инопланетной. Сходство усиливается из-за полного отсутствия и там, и там воды. Полведра воды для жителей посёлка такая же драгоценность, как и для для фрименов с Дюны. Даже призраки деревьев приходя в дом к героям Афлатуни и просят воды.

Омара Хайяма напоминает абсолютно  потрясающий язык Афлатуни, его образность и красота. Красиво настолько, что проза читается как поэзия, как словесная музыка.

На самом деле в книге три повести. Кроме "Глиняные буквы, плывущие яблоки", там есть ещё "Год барана" и "Пенуэль". Каждая из них балансирует на грани реальности и сказки, в каждой идеальный язык, своя магия и атмосфера. А ещё каждая повесть-это своего рода притча, которая встряхивает душу и буквально заставляет опять поверить в чудо. Алейг, Яхиль, Сардош, Марафлион, Вараам…