Если правду некому сообщить, она теряет смысл.
Это как «Стоунер», - в какой-то момент, ближе к финалу книги, пришла четкая мысль. А следом – А ведь ты, подруга, не оригинальна, где-то уже довелось наталкиваться на сравнение «Рая земного» со «Стоунером». И точно. В отзыве Игоря Князева о книге, аудиоверсию которой он делал. Справедливости ради, чтец еще называет героинь женским вариантом Обломова и Штольца, но мне такая мысль в голову не приходила, делаю вывод, что и про Стоунера не сплагиатила. Но стану рассказывать по порядку, книга того стоит.
Начало совсем не впечатлило. Какая-то Плюша малохольная, живо напомнившая Клавочку из «Жила была Клавочка» Бориса Васильева, читанного в юности в «Юности». Только та еще как-то живенькая, а эта амеба амебой: одинокая тетка на возрасте, неряха и распустеха, ни ума, ни красоты, ни бойкости. Жизнь прожила, богатств не нажила: ни материальных, ни духовных; мир не просмотрела, себя не показала. Всех радостей у нее было, что пивные посиделки с подружкой Натали. Натали эта не лучше: оборотистая, рукастая, простоватая. Любительница накидаться пивасиком на соседкиной кухне, а после орать русские народные. Такая себе пара из соцрекламы к ельцинским выборам: «А я тебе скажу: Дура ты!», помните двух теток в оранжевых жилетах?
На самом деле, стоит предупредить того, кто решит прочесть-послушать эту книгу, что поначалу придется преодолевать когнитивный диссонанс, блуждая извилистым внутренним миром подруг и продираясь сквозь воспоминания юности. Ну зачем, в самом деле, мне знать о том, как эта самая Плюша (которая окажется Полиной – такое дивное имя испоганили) была платонически влюблена в своего престарелого научного руководителя? Или о том, как подружки Натали по техникуму, озабоченные тем, что она все никак не расстанется с невинностью, наняли вскладчину ухажера, который должен был обаять и увлечь девицу, а вместо того тупо изнасиловал?
Есть к чему. В этой книге все тонко и точно переплетено, всякое следствие происходит из определенного посыла, у каждого события своя причина, Да и недолго придется преодолевать инерцию начального сопротивления. Оставив позади примерно десятую часть от объема, книга примется набирать самостоятельные обороты, а там уж понесет тебя. Не прибавляя в скорости, а добавляя объема, глубины, голографичности. Вот смотрите, наши соседки-подруги живут в доме, стоящем возле пустыря. На этом месте в тридцатых расстреливали и закапывали репрессированных поляков. В городе была довольно обширная польская диаспора, до поры занимавшая видное место в его социокультурной жизни.
Плюша полька по крови и работает в Музее репрессий. Натали породнилась с польской общиной через замужество и, заинтересованная в том, чтобы сын не отрывался от корней, получил доступ к тому, чего лишена была в детстве сама, водит Тадеуша в возрождающийся польский культурный центр. Такое послойное погружение: знакомство двух очень разных женщин, обусловленное проживанием в одном доме; их общее соседство с пустошью; вовлеченность обеих в дела Речки (так Натали называет Жечь Посполитую). А дальше в повествование вплетется линия архива, с которым работает Полина, история православного священника, поляка по происхождению, отца Фомы, написавшего «Евангелие детей», репрессированного как польский шпион, и как служитель культа. Нынче местное священство пытается канонизировать принявшего мученическую смерть за веру земляка, бюрократы из Патриархии чинят препоны: неудобный-де, святой, до рукоположения был врачом-венерологом, да и Евангелие это его не каноническое – ну, как приведет умы в смущение?
А дальше погружение на следующий слой, в область того, что сегодня назвали бы городскими легендами: колодец желаний, зеркальная комната, экономка-убийца, и чума, воплощенная в человеческий облик. И где же обещанный Стоунер? Там была строгая и прекрасная история служения своему призванию, а здесь турусы на колесах с чумными докторами. Не сомневайтесь. История служения истине, воплощенной в архивных документах и внезапно, с переменой генерального курса, ставшей неудобной, ненужной, неуместной – будет здесь. И свой министр-администратор (хотя и женского полу), с удовольствием объясняющий героям ошибочность их взглядов на вещи (не так следует произносить слово «зе тейбл», согласно последней инструкции бюро райкома).
И отчаяние от того, что дело, которому преданно служили всю жизнь, идет прахом, рассыпается песочным замком. И жизнь, на исходе своем обратившаяся чередой трагических потерь. И новая свобода. В общем, просто читайте. А если не питаете нелюбви к аудиокнигам - слушайте, Князев эталонно хорош.
Это была бы правда, если бы написали мы. Взвешенно, конструктивно. А поскольку написали они, это не правда, это пропаганда. Не было никакой эмиграции. Было распространение русских общин по всему миру