В каком-то смысле это была лучшая картина из написанных мной на Дьюме, прежде всего потому, что она была самой правильной (помните, практически до самого конца я работал над ней при дневном свете). И писал ее человек в здравом уме. Призрак, который обитал в моем холсте, превратился в симпатичного мужчину, молодого, спокойного и ранимого. С прекрасными черными, без признаков седины, волосами, легкой улыбкой, которая пряталась в уголках рта и зеленых глазах. Густые ровные брови. Над ними – высокий лоб, открытое окно, через которое этот человек направлял мысли к Мексиканскому заливу. И никакой пули в выставленном напоказ мозге не было. Я с той же легкостью мог бы убрать аневризму или злокачественную опухоль. За финишный рывок мне пришлось заплатить высокую цену, но потратился я не зря.