В итоге это пришлось делать с помощью улыбчивой девушки – полицейского, которая в голос потешалась над незадачливым грабителем и насильником. Оказалось, что он им не понаслышке знаком, но обычно промышлял мелким воровством, а тут решил пойти на серьезное дело.

И что он во мне рассмотрел такого, что решился на столь опрометчивый шаг? Может быть у меня в глазах некая обреченность? Или и того хуже – лик смерти витает надо головой? Оттого парень и решился на меня напасть, чувствуя, что ничего не будет в конечном итоге. Но ошибся. И сам пострадал, да еще в лапы правосудия попал. Думаю, что подобного развития событий он точно не ожидал.

Бедный парень. Ему можно было посочувствовать

Как оказалось полицейские прекрасно знали Лауренцо. Именно он поспособствовал, чтобы меня долго не задерживали, а, быстро опросив и приняв заявление, отпустили на четыре стороны.

Пока решался вопрос с задержанным я не сводила взора с Пруди, пока он не видел. В моих глазах он казался чуть ли не героем. Все же без его помощи вряд ли я так легко отделалась. В лучшем случае бы зализывала раны, а в худшем лежала где-нибудь в канаве с перерезанным горлом или проломленной головой. От преступных элементов можно было ожидать все что угодно.

Когда Васко, так звали парня, что на меня напал, увели, то мы с Лауренцо остались одни.

– Испугалась? Он тебе ничего не сделал? – еще раз спросил у меня мужчина. Выяснилось, что никакого пистолета у него не было, а лишь подарочная зажигалка, имитирующая оружие. Иначе бы нам пришлось отправиться в полицейский участок для выяснения всех подробностей, а так нас лишь опросили. На Силонии официально было запрещено ношение любого вида оружия.

– Нет, – я покачала головой. – Все хорошо. Я же сказала полицейским, – я не знала куда девать руки и взгляд. Они блуждали, не находя места, а взгляд не могла поднять на Лауренцо. Стеснялась, оставшись наедине с мужчиной.

– Я слышал, но я же вижу, что ты не в своей тарелке, – продолжил он давить на меня.

И тут меня прорвало. Я позорно разрыдалась. Как будто кто-то убрал платину и все что накопилось, хлынуло прочь.

– Он, он хотел меня…а я …я испугалась…А он приставил… я чувствовала. Мне было страшно…, – не знаю, как я оказалась на плече у Лауренцо, но он гладил меня по голове и шептал успокаивающие слова.

Второй раз я плакала в присутствии этого мужчины.

– Тихо, девочка. Тихо. Что же ты за недоразумение такое? – негромко шептал Пруди.

– Так это я во всем виновата? – попыталась вырваться. – Я ему ничего не делала…

Как он мог свалить на меня всю вину?

– Нет. Нет. Я неправильно выразился. Ты не виновата. Пойдем, – позволила Лауренцо себя увлечь.

– Куда ты меня ведешь? – я не сразу различила, что мы движемся внутри «конюшни», вокруг бегали гонщики в форме, техники, специалисты, координаторы. Вокруг кричали, какой-то мужчина отчитывал другого, укоряя в излишней глупости. Можно подумать, что она бывает не лишней.

– К себе в бокс. У меня скоро заезд. А ты там полежишь, отдохнешь.

Я совсем забыла, что Лауренцо участвует сегодня в гонках.

Тут к нам подлетел усатый крепыш и начал кричать на Лауренцо, что тот пропал, словно под землю провалился, а он был вынужден произвести перестановку в команде, что Лауренцо его под монастырь подводит своим безответственным поведением, что так не делается, а если он такой крутой, то пусть сам и решает свои проблемы, он ему не обязан хвосты заносить.

– Будет тебе горячиться, Николя. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Ты где был? – сбавил чуть обороты мужчина.

– Девушку спасал. На нее напали, вот и потребовалось мое участие, – спокойно ответил Лауренцо, расставляя все на свои места.

Крепыш внимательно посмотрел на меня, увидел помятую и порванную одежду, заплаканные глаза, изможденный вид.

– Так надо было сразу сказать, – пробурчал крепыш. – Девушки – это святое.

– Ты же не дал слова вставить.

– Поговори еще мне, чтобы через пять минут был на дроме. Все ясно? – потом Николя посмотрел на меня. – С тобою же уже все в порядке. Да? Помощь не требуется?

Я отрицательно покачала головой.

– Вот и отлично. Живо. Живо. Живо, мальчики, – это Николя переключился уже на кого-то другого. Судя по всему, он тут если не один из самых главных, то один из самых горлатых.

– Пойдем. Я тебя провожу в бокс, – предложил мне Лауренцо.

Да что это такое творится? Как только я оказываюсь с этим мужчиной рядом, так сразу он отправляет меня в кровать и ладно бы для приятного занятия, а то просто так. Бока отлежать. Неужели я настолько плохо выгляжу, что годна лишь только для одного?

– Не для того я на дром пришла, чтобы отсиживаться в боксе, – гордо вздернула голову. – Я на трибуну вернусь. Оттуда и посмотрю гонки.

Собралась гордо прошествовать мимо мужчины. Пусть знает наших.

– А не испугаешься? – в голосе Лауренсо слышалась откровенная забота.

Я замотала головой, показывая, что меня теперь ничего не страшит. Хотя на самом деле такой уверенностью не обладала. Однако признаваться в том не спешила.

– Тогда пойдем, я тебя в свою ложу провожу, раз ты хочешь все же быть на трибунах,– предложил Пруди.

– А у тебя есть и ложа? – я все больше и больше удивлялась наличию заранее забронированных и выкупленных мест у этого баловня судьбы. Есть ли на Силонии такое место, где у Лауренцо нет чего-то своего? Скорее всего нет.

Поразмышлять на эту тему мне не удалось, потому как нас буквально смел с ног ураган. Это Лауренцо атаковала поклонница. Хотя в первую секунду я подумала, что началось стихийное бедствие.

– Лауренцо, дорогой. Я так долго тебя ждала. Наконец-то, ты весь мой, – женщина кинулась на мужчину с поцелуями и обниманиями.

Видели бы вы, как бедного мужчину перекосило, он скривился, словно от зубной боли, не успевая вставить ни одно слова в тираду агонизирующей от эйфории женщины.

Подобной славы я бы точно не хотела. Быть смятой жерновами любви поклонников никому не захочется. Слишком велика цена у популярности. Уж лучше быть серой мышкой, чем купаться в известности.

Мне стало так жалко Лауренцо, но что я могла сделать?

А женщина продолжала верещать, рассказывая о своей неземной любви к Пруди, как она оклеила все стены в своем жилище графическими изображениями Лауренцо, как разговаривала с ним каждый день, хвалилась успехами в жизни. И вот, ее мечта сбылась. Мужчина оказался одинок, свободен и теперь она может… выйти за него замуж.

Ого. Высоко же она решила забраться. Не по Сеньке шапка.

Я готова была поставить приличную сумму, что Пруди ее сейчас отошьет, причем в грубой форме. Однако он меня удивил.

– Милочка, – Лауренцо аккуратно постарался оттянуть от себя назойливую женщину. – Вы ошибаетесь, я совершенно не свободен. У меня есть невеста.

Та, бедная, даже опешила от неожиданности и на мгновение замерла. Я так же застыла, желая услышать продолжение.

– Какая невеста? Я не знаю никакой невесты. Все это ты придумал, чтобы не жениться на мне. Я точно знаю, что ты свободен, как осенний лист на ветру, – твердо произнесла женщина. -Ты мне зубы не заговаривай. Я уже и регистраторшу пригласила.

Признаки нервного заболевания были налицо. И это страшило больше всего. Иметь дело с сумасшедшими очень сложно само по себе, а когда такая припадочная практически держала цель всей своей жизни в руках, задача усложнялась в разы.

Однако Лауренцо не растерялся:

– Уважаемая, я восторгаюсь вашей оперативностью, но, к сожалению, ваши данные устарели. У меня уже есть невеста.

– Кто это еще? – агрессивно произнесла женщина. Она была готова идти в бой с ветряными мельницами.

– Так она стоит рядом с вами. Если позволите потесниться, то моя дорогая Илария подарит мне поцелуй перед заездом.

Это кого он имел в виду? Меня? Похоже на то. Кажется, настала теперь моя очередь спасать Лауренцо, подыграв ему.

– Да, милочка, ты что не видишь, что мешаешь мне поцеловать своего любимого, – я оттеснила сумасшедшую в сторону и обняла Лауренцо, надеясь, что на женщину это подействует и она отстанет от Пруди.

Он приобнял меня в ответ, глазами понуждая продолжить игру. Я и продолжила.

– Дорогой, отведи меня в свою ложу. Я хочу насладиться твоей победой, – и я, привстав на носочки, поцеловала Лауренцо в губы. Припадочная фанатка зорким соколом следила за моими действиями, так что схалтурить не удалось, пришлось целовать по-настоящему.

Наши губы с Лауренцо встретились и произошло нечто непредсказуемое. Впрочем, вся моя поездка на Силоний состояла из вот таких неожиданностей. Нас словно током ударило, стоило коснуться друг друга. Это было не объяснимо, но факт оставался фактом. О подобном я читала в женских романах, но никогда не думала, что такое может случиться со мной. Через мгновение я помышлять забыла о какой-то сумасшедшей фанатке, о гонках, о недавнем ограблении и неудавшимся изнасиловании. Все вылетело у меня из головы. Жаркая волна страсти прокатилась по нашим с Лауренцо телам. Я буквально ощущала, что и его, так же, как и меня, прошибло насквозь одним и тем же чувством. Я пила нектар нежности с губ мужчины, а он отвечал мне тем же самым. Я растворялась в потоках желания, исходящего от Лауренцо, не пытаясь разобраться в причинах, послуживших толчком к событиям.

– Эй, вы бы хоть постеснялись. Вы же друг друга сейчас съедите и останков не будет, – услышали мы сквозь пелену страсти, заслонившую разум.

Мы нехотя разорвали поцелуй с Лауренцо. И он, и я дышали так часто, словно пробежали несколько километров без остановки. Мое сердце выскакивало из груди.

– Совсем стыд потеряли, – продолжила бурчать экс претендентка на роль супруги Пруди. – Никакой совести, – женщина была раздражена увиденной картиной. Она потопталась на месте, а потом, махнув рукой, отправилась восвояси. Лауренцо вздохнул с облегчением.

Мы еще легко отделались, могло быть и хуже.

– Что это было? – шепнул мужчина, упираясь своим лбом в мой.

– Не знаю, – я не менее его была шокирована случившимся. Со мною никогда такого не было.

– Сучий потрох, – раздался знакомый голос. Это Николя совершил свой обход по раздаче люлей и вернулся в исходную точку. – Ты почему до сих пор не в каре?

– Тебе пора, – я как заботливая подруга напомнила мужчине о необходимости быть в другом месте.

– Я не хочу уходить, – в унисон ответил он мне. Его глаза горели неутоленной страстью, что так же плескалась внутри меня.

– Надо.

Мы словно вынырнули из океана жизни новыми людьми, которые были близки друг другу, как никто на свете не был ранее близок. Как такое могло случиться за кратчайший миг я не знала.

Лауренцо проводил меня в свою ложу. Она оказалась намного ближе к центру дрома. И из нее знамо лучше было видно, чем оттуда, где я первоначально сидела. Было удивительно находиться одной среди десятка свободных мест.

Мне было сказано не грустить.

Поцеловать на прощание Лауренцо я не решилась, хотя очень хотелось. Сумасшедшая фанатка осталась там, где мы ее встретили. Она все же вернулась еще раз, видимо, надеялась, что ей все показалось и у нее есть шанс на место возле Лауренцо. Однако ей не повезло. Женщина пыталась увязаться следом за наму, но ее просто не пустили в отсек с ложами. Оказалось, что там была охрана на входе. В кои-то веки я была рада, что за деньги можно получить что-то больше, чем обыкновенный набор услуг.

А потом начались гонки. А уж там я пропала окончательно.

Заезды и до этого проходили, но тогда я ни за кого не болела, тут у меня появился человек, за которого очень сильно переживала.

Говорят, на треке скорости совершенно не ощущается, что трибуны сливаются в сплошное размытое пятно, а гонщик, проносящийся мимо, чувствует только лишь биение сердца и свой кар. Я бы удивилась, если бы он и этого не мог, потому как скорости были колоссальными и запредельными. Кары парили над поверхностью дрома, как птицы. Быстрые, мощные, агрессивные, настойчиво рвущиеся к победе.

Мне забыли рассказать, что во время основных гонок, а не тренировочных заездов допускалось подрезать соперников, создавать внештатные ситуации, провоцировать.

Это было страшно.

Это было захватывающее.

Это леденило кровь.

Хождение по краю, по лезвию, когда малейший просчет может привести к смерти бередил сердце, заставляя замирать.

Я выглядывала со своего места, стараясь ничего не упустить, все запомнить. Мне было сложно сфокусироваться на чем-то основном, все время происходило что-то новое, требующее моего внимания.

И тут я увидела Лауренцо. Он вышел в форме гонщика, затянутый в углепластиковый костюм от шеи и до пяток. Комбинезон повторял формы тела, ничего не скрывая, подчеркивая каждую мышцу, каждый бугорок, каждую выемку. Я даже не могла и представить, что он настолько потрясающе сложен. Широкие плечи, узкие бедра, мощная грудь, крепкие ноги и упругие ягодицы стали для меня если не откровением, то открытием это точно. Я пожирала взглядом мужчину и не могла насмотреться. Хотелось сорваться со своего места и бежать, бежать, бежать…вниз… к Лауренцо.

А что же будет если его раздеть? Внезапно посетила меня столь нескромная мысль. Теперь я была не удивлена, почему поклонницы на него так и липли.

Стоило только раз увидеть Лауренцо в костюме и можно было констатировать – я пропала, причем окончательно.

На ум помимо воли поползли нескромные мысли пока я разглядывала перекатывающиеся под тонким, но плотным материалом мышцы. Жутко захотелось потрогать их, ощутить упругое сокращение при движении.

Лауренцо, прежде чем надеть шлем и залезть в кар, а мне со своего место было прекрасно видно, где производится посадка, посмотрел на меня и помахал. Меня окутала волна нежности к этому человеку. Я помахала в ответ и даже послала воздушный поцелуй, чувствуя себя на самом деле невестой, провожающей любимого. Если не на смерть, то на смертельное задание точно.

Через несколько мгновений сотни каров выстроились в строгом порядке. Они должны были стартовать по ультразвуковому сигналу, напрямую посылаемому прямо в мозг участникам заезда.

Все трибуны замерли в ожидании. Грандиозное количество участников говорило о чем-то необычном. Тут объявили, что это связано со знаменательной датой в честь годовщины построения спутника. По сути, сегодня был день Силония. Народ ликовал и торжествовал.

Я со своими проблемами совершенно не обратила внимание на праздничное убранство города, считая, что так здесь всегда.

Кары на спутнике, в отличие от Земли, ездили, а если точнее сказать летали не на жидком топливе, а на электрической энергии, поскольку искусственная атмосфера вряд ли бы смогла пережить надругательство над собой. Все машины светились как новогодние гирлянды, играя красками, подмигивая лампочками и бликуя светоотражающими эмблемами, густо украшающими болиды для гонок.

И, наконец, прозвучал сигнал, извещающий о начале. Тут случилось что-то небывалое. Сотни каров стартовали как единый отлаженный механизм, как рой ос, взлетающий с места посадки. В первое мгновение так и показалось, но вот потом… Кто-то из участников гонки вырвался вперед, каким-то чудом лавируя между своими собратьями, кто-то сразу же оказался в аутсайдерах. На треке творилось что-то невообразимое.

Кары, разогнавшись, летели над поверхностью трека, словно пикирующие стрекозы над поверхностью водной глади пруда, при этом скорости были в десятки раз выше.

Завязалась отчаянная борьба. Лидеры гонки сменялись один за другим. Кто-то сразу же выбывал – отказывали кары, не выдерживая предельных нагрузок. Трибуны ликовали, получая свою дозу адреналина, в ожидании чего-то грандиозного. И оно свершилось. Один из участников не совладал с мощью своего кара и допустил столкновение с другим, тот в свою очередь зацепил еще одну машину. В первый кар, потерявший управление, на огромной скорости влетел кар следующий сзади … и расколол надвое. А внутри то находился живой человек.

Что тут началось? Трибуны гудели, трибуны визжали, опьяненные пролитой кровью. Трек получил свою кровавую плату.

Я замерла. Очарование гонкой сразу же для меня пропало. Потому как я представила на месте покалеченного, и, надеюсь, живого гонщика одного мужчину. Лауренцо. Именно о нем я подумала в тот миг, когда мобильная бригада скорой помощи отправилась на спасение пострадавших. Я по экрану головизора следила за спасательными действиями, переживая за незнакомого мужчину, как за своего родственника.

Для меня время остановилось. С каждым покоренным участниками гонки кругом мое волнение нарастало все больше и больше. Я следила за номером пятьсот двенадцать на фюзеляже кара везде, где только было можно. Воочию на дроме, в поле видимости, в экране огромного головизора, установленного над трибунами. Я даже прислушивалась к реву толпы, а не изменился ли он, извещая о новой аварии и новой жертве.

Мне казалось, что я чувствую объединение наших душ с Лауренцо, будто они слились воедино и теперь я ощущала его как свою собственную.

К концу гонки я была настолько взвинчена, что о меня можно было спички зажигать без кремния.

Я не знаю, как смогла дождаться финального звонка, извещающего, что появился первый претендент на корону победителя в сегодняшнем финале. Это означало лишь одно, что гонка закончена. По крайней мере, я так надеялась. Но человек предполагает, а бог располагает.

Когда Лауренцо появился в ложе, я радовалась как маленькая.