Укладывать Гретту становилось не просто, приходилось с ней долго сидеть, говорить, читать (или притворяться, в моём случае). В конце концов она, конечно же, засыпала и тогда я тоже мог быть свободен. Мог быть абсолютно свободен уползти в свою комнату, рухнуть на кровать, чтоб заснуть крепко и до самого утра. Или нет?

###

Открыв глаза, я обнаружил себя в очень странном месте, в какой-то выжженой степи, где кроме голой, ледяной земли не было ничего. В оранжевом раскалённом небе весел один отвратительно яркий и обжигающий светильник солнца, казавшийся красным и злым на всех обитателей этого убогого места. Кровь забурлила, вскипая в венах, но не от жара, а от страха. В прошлый раз, когда я также оказался посреди незнакомого места, я был лишён всяких воспоминаний и не понимал, что происходит. Неужели я снова всё забыл и снова остался совершенно один?

Я стал напрягать судорожно пульсирующие извилины мозга, стараясь вспомнить имена, лица, места. Зажмурился и перед мысленным взором предстали образы друг за другом с именами, звуками голосов. Элен, Гретта… Мистер Гард, Дом Милосердия. Я помнил, всё помнил. Осознание, что память со мной, немного успокоила, погасив пожар в венах, будто смыв огонь холодной волной цунами. Со мной всё хорошо. Хотя, я всё ещё не понимал, где я и где мой дом. В растерянности оглядываясь по сторонам, я обнаружил прямо за своей спиной деревянный дом. И как он не сгорел тут в такой-то температуре? Наверное, эта мысль была глупой, потому что несмотря на пылающее небо, земля была покрыта льдом.

Я чувствовал, что сам вот-вот зажгусь как спичка. Но если дом всё ещё не воспламенился, возможно там холодно внутри? Если подумать, это было бы вполне логичным объяснением в предложенных обстоятельствах.

Держа в голове эту безумную идею, я схватился за дверную ручку и потянул на себя. Прежде чем успел осознать, что происходит и хоть что-то заподозрить, в мою руку сначала впились острые когти, разрывая плоть и высвобождая из тела кровавый водопад бурлящей, будто в нагретом до красна чайнике, крови. Через мгновение в моё плечо впились острые зубы, которые ощущались почти также как когти в руке. Из меня вытекала красная, пузырящаяся жидкость и мне, парадоксально, но стремительно становилось очень холодно. Я не смог издать ни звука, хотя горло болело неистово, будто оно порвалось от моего же крика, который я даже не успел услышать.

Липкий, ледяной страх парализовал меня и не позволял отвести мутный взгляд от собственной окровавленной руки, которая виделась сейчас вообще какой-то чужой, не моей, будто кукольной. В моё тело впилась когтистая пара рук и чьи-то ещё зубы вонзились в холку. Потом ещё в какую-то часть тела, я уже слабо соображал в какую именно. Меня разрывали на кровавые, обжигающие куски три существа с огромными чёрными когтями и острыми, длинными зубами. Я смог разглядеть лица двух чудовищ, которые за всё это время не издали ни звука, молча, без шороха разрывая в клочья мою плоть. У них были лица Элен и маленькой крошки Гретты. Лица были точно такими же, как и в жизни, за исключением длинный острых зубов, извративших нижние челюсти. Вокруг было неестественно тихо, ни одного звука, будто я вовсе не кричал, а чудовища не рычали. Последней вспышкой угасающего сознания, меня догнала туманная мысль – звуки были, я просто больше не мог их слышать.

Утопая в ледяной тишине и пустоте, я продолжал ощущать острую, режущую боль в глотке, которой уже и быть не могло. И холод. Страшный, неумолимый холод. В какой-то момент я почувствовал тряску, будто меня везут по самой ухабистой дороге на свете, а ещё хватку маленьких ладошек на своих плечах и понял, что меня трясут за плечи, слегка раскачивая в разные стороны моё тело по кровати. Ну, конечно. Ведь такие маленькие ручки не смогли бы даже рывком приподнять меня за плечи от поверхности кровати или потрясти сильнее.

Я открыл глаза сразу же как только осознание такой возможности ворвалось в мой уставший и истощённый кошмаром мозг. У меня есть глаза. И только тогда я понял, что на самом деле кричу, да так громко, что горло действительно болело. Я закрыл рот, наконец прерывая этот противный, оглушающий звук и поймал взглядом испуганные, огромные зелёные глазки.

Гретта смотрела на меня с ужасом. Я знал, что она не боялась меня, иначе спряталась бы, убежала, а она пыталась меня…разбудить?.. Сон. Это всё объясняло. Гретта похлопала глазками, медленно отпуская мои плечи, будто боясь, что стоит меня отпустить и я снова заору как сумасшедший. Бедный ребёнок, выходит, я её разбудил своим криком, и она сообразила, что надо меня разбудить. Наверное, мы давали ей слишком много «развивашек». Но может оно и к лучшему.

– Греча…я кричал, да?.. – хриплым голосом тяжелобольного гнойной ангиной старого деда спросил я. Ребёнок активно закивал, глядя на меня всё такими же большущими глазами.

– Громко кричал…испугалась?.. – конечно испугалась, зачем я вообще спросил. Последовали такие же интенсивные кивки. Если бы ситуация была не такой тревожной и странной, я бы засмеялся, глядя на это, её голова, казалось, сейчас оторвётся.

– Прости… я больше не буду кричать, обещаю… – судя по тому, что будить меня примчалась Гретта, а не Элен, я сделал предположение, что её до сих пор нет дома. А значит ещё не слишком глубокая ночь, точно до двух часов. Или уже больше шести утра. И, взглянув в окно, я понял, что вернее оказался второй вариант. Небо было белым, устланным пасмурным ковром облаков. В душе я испытал прилив чистейшего счастья от того, что оно не оранжевое.

Я снова взглянул на ребёнка, стоящего возле моей кровати в полной растерянности и абсолютным отсутствием сонного морока в глубине зелени глазных кружочков.

– Кушать пойдём, Греч?.. – конечно же пойдём. Ничего не успокаивает людей любого возраста и размера лучше, чем еда. И уверенный кивок Гретты однозначно подтверждал эту гениальную теорию.

###

Я долго пытался привести себя в чувства, тёр глаза и лицо, уговаривал себя, что беспокоится не о чем, это был только сон. Я уставился в стену и вдруг ощутил ладонь Элен на своём плече. Я всегда мог узнать её прикосновение – у Элен была тяжёлая, но нежная рука. Её касание ощущалось, как если бы на плечо запрыгнул большой пушистый, тёплый зверёк.

– Ты совсем не спал… – зачем-то озвучила она очевидное.

– Не спится… Вдруг Греча опять проснётся.

– Греча?

– Гретта…

– Что за прозвище такое странное? – усмехнулась девушка, опустившись на стул рядом со мной. Как пролетел день я толком и не заметил, этот кошмар отнял у меня все силы прошедшего дня, ресурсы на грядущий, и я ощущал себя разбитым стеклом, которое наскоро перетянули скотчем лишь бы не рухнуло окончательно мелкой крошкой. Убирать потом это всё так утомительно.

– Да не знаю, как-то само пришло. Ты тоже хороша, что за имя выдумала такое.

Элен тихонько рассмеялась и опустила мне на плечи уже обе свои ладони. Это уже ощущалось как большое махровое одеяло.

– Гречка – это, к твоему сведению, такая еда древних. Сейчас мы такое не едим конечно… Выпьем чаю может? Тебе бы не помешало.

– Чаю?

– Да… Я сделаю тебе чай из трав, и ты потом быстро уснёшь. И без кошмаров. – естественно я рассказал Элен про сон. Она сказала, что я просто переутомился и сегодня взяла на себя все хлопоты, связанные с уходом за Греттой. Высшая степень проявления заботы от Элен.

– Опять бадами какими-то напичкаешь?

– Какие бады? Говорю же, чай из трав.

– Такого я ещё не слышал…Чай из трав. Ты сказала есть чёрный и зелёный.

– Ну, ещё из трав есть. И иногда из фруктов. Всё бывает впервые.

Ответа от меня не требовалось, Элен понимала, что я ей не откажу. Она в целом придерживалась такого мнения, что ей довольно сложно отказать. Что, честно говоря, было справедливо. Элен поднялась с места и отошла готовить чайник чая. Когда я задумывался о ценности и роли чайников чая в моей жизни, становилось грустно. Чашка чая в кофейне стоила как месячный запас чая, которого Элен за один раз заваривала целый чайник.

– Ты дал Гретте «развивашку» днём?

– Конечно, памперсы больше можно не покупать, кстати…

– О, какая радость! Знаешь сколько они стоят?! И почему никто ещё не придумал внутри детей сделать какой-нибудь отходочистительный прибор?!

– Он есть. ЖКТ называется. И ещё вот эта вот мочевыводящая система тоже…

– Да, но детям нудно что-то, что будет прямо внутри уничтожать отходы жизнедеятельности!

Я рассмеялся. Элен понятия не имела какая она забавная, скорее всего, поэтому только улыбнулась, гладя на мою реакцию и, когда моё припадок хохота закончился, сказала:

– Спасибо тебе огромное. Я знаю, что ты недолюбливаешь развивашки, но они на самом деле необходимы. Кроме того, их прописал врач. Да и все их пьют, иначе столько лет тратить в пустую пришлось бы.

– Да не за что… Я всё понимаю… Я раньше не видел человека…ну… – я покрутил в голове несколько определений, было сложно донести мысль после суток без нормального сна. – С рождения. Это, понимаешь, выглядит как-то неестественно что ли, что она растёт так быстро… Не знаю как объяснить, я просто так чувствую.

– Ну «развивашки» для этого и разработаны… Ты же знаешь, что нельзя не исполнять предписание врача, Гретту тогда вообще заберут.

– Да знаю, этого мы, конечно, не допустим… Просто делюсь, так сказать, наблюдениями.

Элен посмотрела на меня таким добрым понимающим взглядом. Я знал, что она меня поняла. А ещё я знал, что она очень мне благодарна за то, как я беспокоюсь о Гретте. Хоть ей и не за что было быть благодарной.

– А тебе, кстати, давали «развивашки» в детстве? Не помнишь? – спросила она, скорее всего чтобы просто поддержать беседу, поставив перед моим тухлым лицом чай, пахнущий лавной и чем-то неуловимо пряным.

– Не помню, конечно же. В «Доме милосердия» давали, причём огромными дозами.

– Обычно, их перестают давать в 12 лет обычно, когда школу заканчиваешь.

– Ага… Про школу я тоже ничего не помню. – решил заранее обозначить я. Элен никогда не спрашивала подробности о моей жизни. Она думала, что своими расспросами может меня как-то обидеть. Как я уже отмечал, логика у неё просто невероятная иногда. – Я вот всё думаю, ты так мучалась с этой беременностью, так долго… Почему для детей «развивашки» есть, а препараты для ускорения беременности каких-нибудь нет?

– Насколько я знаю, их пытались разработать, но Комитет по этике наложил вето на любые исследования беременных. Давно ещё.

– Комитет по чему? Этике? У нас есть такой?

– Да, благодаря этому комитету у людей в домах есть термостаты между прочим! Моя мама входила к Комитет по этике какое-то время в молодости. Сейчас уже нет.

– Термостаты? Я думал… – я был немного шокирован этой информацией. Комитет по этике, видите ли. – Я был уверен, что это нормальная мера, раз на улице установлена всегда одна неизменная температура, у людей должна быть возможность изменять температуру собственного жилища…

– Ты размышляешь как типичный член Комитета по этике. – рассмеялась Элен. – Это вовсе не очевидно для Трёх. И вообще ни для кого не было очевидно, пока Комитет по этике не предложил эту меру.

– То есть, у всех была в доме всегда одна температура? – кажется мои глазницы были больше не способны удержать на месте глазные яблоки, выкатывающиеся наружу.

– Именно так, милый. – усмехнулась Элен. – И так было достаточно долгое время, это считалась нормой. Комитет по этике работает, да, но медленно и крайне избирательно.

– Это точно… А это какая-то определённая группа людей? Как Трое?

– Нет, Трое несменяемы, а Комитет по этике, это орган, состоящий из людей, которые сменяют друг друга как частицы в Броуновском движении.

– Частицы куда?..

Элен рассмеялась и присела на своё место рядом со мной.

– Да не бери в голову… Короче, членов в этом комитете много, и они частенько меняются, это нормально. У него немного нетипичное устройство.

– Может поэтому он хоть как-то работает.

– Может и так. – усмехнулась девушка, поправляя свои яркие огненные волосы и перетягивая их тугой лентой. – Пей свой чай, я обещаю, никаких кошмаров после него тебе не грозит. – подмигнула она мне и, почему-то, я сразу же поверил её словам.

###

Течение неспешных дней, которые отнимали годы детства у Гретты, как казалось мне, было прервано одним незаурядным событием. Я помню этот день лучше, чем большинство других. Я помню, как он появился в нашей жизни. Появился также внезапно, как и ушёл немного позже. Человек, ради которого я сейчас в той самой комнате один на один с чёртовым стулом.

Но всё по порядку.

Мелен, в каком-то смысле, также как Элен когда-то, свалился в один день на наши и без того не самые здоровые головы. Он просто заявился на порог моей квартиры, дымя сигаретой. Увидев Элен, которая не глядя открыла дверь, он сделал хмурое, недовольное лицо, будто вся вот эта смачная гадость из его лёгких от курева, переползла на лицо, придавая ему особый оттенок черноты и серой дымки недовольства.

– Элен. – сухое и мрачное.

– Мелен. – в тон ему ответила девушка, гладя прямо в глаза. В них было что-то неуловимо схожее. Не внешность, нет, не голос, ничего такого, что ярко бросалось бы в глаза. Однако, когда смотрел на них, каждый раз думал только одно – родственники. Точно родственники. Так я подумал тогда и так я чувствовал до самого конца. Они были похожи как люди, которые знают друг другу всю жизнь, которые жили друг с другом всю жизнь. Они одинаково смотрели, делали одинаковые выражения на лицах, копировали жесты друг друга и в нотках их голосов было похожее что-то, не тембр, а именно манера. Это всё я подмечал постепенно, ведь с того самого дня Мелен стал частью нашей обыкновенной рутины. Первое время я не задавал вопросов кто он и откуда, почему они знакомы. Я по-умолчанию решил, что это брат Элен и всё. Почему-то я был убеждён в этом и даже считал, что мне сама же Элен так и сказала. Видимо это мой мозг сам себе придумал и заставил меня в это поверить. Коварный, коварный человеческий мозг.