3. Я как центр исхождения актов и как исходная точка внимания

В Идеях I Я преимущественно интерпретируется как центр внимания и как центр исхождения актов. В потоке сознания обнаруживается сущностная корреляция между ноэзисом и ноэмой, между cogitatio и cogitatum. Эта корреляция – комплексный феномен: в самом cogito доминирует имманентный ему “взгляд на” объект, который исходит из “Я”, и этот объект не может отсутствовать (Hua III/1, 81).

Отношение между Я и переживаниями, по мнению Гуссерля, имеет большое значение в рамках трансцендентальной феноменологии. Оно даже занимает первое место в рамках трансцендентального опыта^[18].

С целью определить это отношение обратимся к категории акта. Любое cogito в указанном смысле является актом Я, исходящим из Я. Здесь решающим будет прояснить выражение «в указанном смысле». Это выражение отсылает к актуальности: актуальность, то есть обращенность к чему-либо, в § 35 обозначается как cogito в соответствии с точным смыслом выражения (Hua III/1, 79). Чтобы отношение между Я и переживаниями стало правомочным, требуется, следовательно, точно определить различие между интенциональным и актуально схватываемым объектом.

Все предметы – интенциональные объекты созерцания, или, иначе говоря, корреляты ноэзиса. За этим горизонтом предметов все же есть нечто, например, чувство, которому я уделяю внимание. Быть обращенным – это функция чистого Я:

«Нужно обратить внимание на то, что интенциональный объект сознания, – если брать его как полный коррелят последнего, – отнюдь не то же самое, что схватываемый объект. […] Но тут, в этом внимании или схватывании, дело не в модусе cogito вообще, не в модусе актуальности, но, если приглядеться, то в особенном модусе акта, в таком, какой может быть принят любым осознанием или же любым актом, если те еще не приняли его прежде. Если акт примет такой модус, то интенциональный объект этого акта будет не просто сознаваться, находясь во взоре духовной направленности-на, но это схваченный, замеченный объект» (Hua III/1, 75–76; рус. 113).

В этом контексте обращение и схватывание значат одно и то же. Быть обращенным к определенному объекту – это нужно ясно отделить от всякого рода интенциональных актов, как, например, воспринятия и фантазирования. Внимание функционирует в рамках интенциональности, но его не следует смешивать с интенциональным актом: «во всяком акте царит один из модусов внимательности»^[19] (Hua III/1, 77; рус. 115). Господство внимания является не чем иным, как выражением для осуществления интенционального переживания (Hua XXIII, 340). Cogitationes, соответственно, на базе функции внимания сводятся к Я, которое является их исходной точкой.

В известной рукописи 1912 года Направления внимания Я характерным образом толкуется как центр исхождения актов. В связи с этим демонстрируется, что внимание может быть направленным к различным предметностям: Я могу направляться к интенциональному предмету (как, например, дом) или рефлексивно к характеру бытия этого предмета (в смысле действительного или недействительного бытия и т. д.) или к фоновым восприятиям. По этому поводу Гуссерль добавляет:

«При этой перемене самонаправляющегося внимания, оно может осуществляться в рамках явления вещи, сохраняющего единство, несмотря на все эти различия, или в переходе к различным и в целом произвольным переходам самонаправленности вообще. Это так, как если бы самонаправленность была исходящим лучом, и как если бы все эти лучи были бы связаны в качестве исходящих из центрального “Я” эманаций. Я направляюсь во внимании туда и сюда. Я “осуществляю” при этом восприятия, воспоминания и т. д., которые идут к тому и этому»^[20] (Hua XXXVIII, 402).

В § 25 Идей II это понимание Я как центра исхождения актов развивается дальше. Здесь Я, тождественный субъект функции во всех актах того же самого потока сознания, представляется «центром исхождения актов, соответственно, центром просвечивания всей жизни сознания» (Hua IV, 105). Все многообразные, различные акты, как, например, суждение, опечаленность, надежда, находят в Я «необходимый terminus a quo», из «которого они исходят» (Hua IV, 105). Одновременно в этой области феноменов можно констатировать другое направление исхождения актов: «Часто, хотя не всегда, мы находим здесь собственно двойные исхождения, забегающий вперед и обратно возвращающийся луч: от центра через акты к объектам и, с другой стороны, обратно возвращающиеся лучи от объектов к центру с многократно переменчивыми феноменологическими характеристиками» (Hua IV, 105). Отсюда явным становится соотношение между ноэзисом и ноэмой, которое следует рассматривать как взаимосвязь (Wechselbezug)^[21].

§ 25 значим не только из-за углубления отношений между ноэзисом и ноэмой, но также и потому, что Я здесь определенно связывается с живым телом. Понимание Я как точки исхождения актов cogitationes рассматривается по аналогии с функцией центрирования живого тела: «Структура актов, которые исходят из Я, соответственно, Я само – это форма, аналогичная централизации всех чувственных феноменов по отношению к живому телу» (Hua IV, 105).

В этой связи Марбах и Керн справедливо выдвигают тезис: во многих аспектах между функцией Я и живым телом скорее стоит говорить о тождественности, чем об аналогии. Я функционирует как нулевая точка ориентации для чувственных феноменов. В этом ключе я цитирую текст из тома Гуссерлианы Вещь и пространство (1907), в котором как раз в этом духе указывается: «К смыслу нашего восприятия вещи принадлежит пространственное положение объекта относительно пространственного центра Я, которое является точкой отнесенности всего пространственного ориентирования, всех возможных представлений (т. е. схвачено во всех представлениях)» (Hua XVI, 129). Хотя можно согласиться с интерпретацией, что тело и Я во многих отношениях тождественны, это, однако, не значит, что я принимаю тезис о двойственности значений Я. В следующем разделе я намерен по поводу этого представить альтернативную интерпретацию.

То, что функция центрирования приписывается Я, – также характерный тезис для поздних текстов Гуссерля. Понятие Я-полюса (как систематически указывает Гуссерль после Идей I) направлено исключительно на то, чтобы подчеркнуть центростремительное движение Я, благодаря которому все актуальное и потенциальное центрировано в Я (Hua XIV, 28). Иногда даже утверждается тождество между понятием Я и функцией центрирования. В рукописи 1931 года утверждается, что Я – субъект сознания: «“Субъект” к тому же – это всего лишь еще одно слово для центрирования» жизни Я (C 3, Mat. VIII, 57). Тождественное Я пусто по содержанию и «рассмотренное само по себе должно быть только специфически собственным и всеобщим, вообще центром функционирования и здесь, в этом потоке, должно быть вообще его центром функционирования» (Hua XIV, 29–30).

В этой связи целесообразно вернуться к отношению между Я и его cogitationes, чтобы четче определить важное свойство трансцендентального субъекта: Я никак нельзя отделить от его cogitationes. Нельзя представить, будто оно существует рядом с cogitationes или независимо от них:

«При таких специфических сплетенностях со “своими” переживаниями переживающее Я – тем не менее, вовсе не то, что могло бы быть взято для себя и обращено в особый объект изысканий. Если отвлечься от его “способов сопряжения” или “способов отношения”, то оно совершенно пусто – в нем нет никаких сущностных компонентов, нет никакого содержания, какое можно было бы эксплицировать, в себе и для себя оно не подлежит никакому описанию – чистое Я, и ничто более» (Hua III/1, 179; рус. 251).

Его функция как центра исхождения актов с сущностной необходимостью и целиком выражается в различных переживаниях, которые могут быть пассивными или активными, как, например, «я претерпеваю», «я ощущаю это» или «я думаю», «я рад этому» (Hua III/1, 179)^[22]. Я «“в” своем составе (а также в своем реактивном составе, как то в пассивных реализациях) и “в” своих направленных актах, направляясь на чуждое для Я, является аффицированным» (Hua XIV, 30).

В этом разделе мы подошли к следующему выводу: Я понимается здесь как исходная точка внимания и как центр исхождения актов, как то, что не совпадает с cogitationes, но тем не менее может проявляться исключительно в этих cogitationes.

4. Живая телесность реактуализуемого субъекта и разрешение двойственности понятия Я

Для данного исследования весьма важны тексты № 10, 11 и 12 из XIII тома Гуссерлианы, поскольку они дают возможность рассмотреть в новом свете, соответственно, по-новому артикулировать отношение между двумя пониманиями Я (Я как тождества, проявляющегося в реактуализующих актах, и Я как центра исхождения актов). В этом контексте я буду особенно опираться на текст № 10, в котором объектом исследования оказываются запутанные отношения между модификацией фантазии, вчувствованием и актуальным первичным Я.

Следует напомнить, что интерпретация, говорящая о двойственности значений Я, в этом тексте № 10 находит фундаментальное подтверждение: Марбах ссылается на этот текст, чтобы выдвинуть тезис: живая телесность для понятия Я, связанного с реактуализацией, не играет никакой конститутивной роли (Marbach, 1974, 110). Из-за телесности или отсутствия тела у Я-субъекта реактуализации это понятие Я противопоставляется телесному Я как центру внимания и исхождения актов:

«Оба эти понимания Я у Гуссерля четко не разведены, так что его понятие следует охарактеризовать как двойственное. С одной стороны, оно обозначает принцип единства сознания, чистое субъективное единство актуальных и реактуализуемых актов, которые не выполнимы посредством живого тела, с другой стороны, оно обозначает центр схождения или исхождения актов интенциональных переживаний, а именно телесно определенного субъекта актуального потока сознания, функционирующее живое тело» (Marbach, 1974, 299).

В этом толковании неубедительным мне кажется то, что Марбах, с одной стороны, цитирует ряд текстов, которые касаются живой телесности реактуализуемого Я (Marbach, 1974, 109); с другой стороны, решающим он считает фрагмент текста (Hua XIII, 97), где говорится о возможности субъекта без живого тела или с неопределенной живой телесностью, без того чтобы сразу же глубоко проанализировать смысл этой возможности. Тем самым двойственность значений искусственно сохраняется и порождает образ Я реактуализации без телесности. Есть веские основания усомниться в том, что эта интерпретация гуссерлевского понятия Я фактически оправдана: это же самое Я как «чистое единство актуальных и реактуализуемых актов» с сущностной необходимостью указывает на Я как центр исхождения актов. Реактуализуемые акты – всегда акты животелесного субъекта.

Анализ текста № 10 может прояснить этот решающий аспект трансцендентальной феноменологии. Эта исследовательская рукопись начинается с разбора проблематики интерсубъективности. При этом следующий ключевой вопрос: как возникает идея полагать другое Я, которым я не являюсь? Эта идея возникает по аналогии между моим живым телом и чужим физическим телом. Аналогия не ограничивается только внешностью, но включает также поведение: это физическое тело там ведет себя так же как мое живое тело. Благодаря подобию я могу представляться себе помещенным в это физическое тело и рассматривающим оттуда мир^[23]. Гуссерль пытается углубить модификацию фантазии, чтобы прояснить разделение моего Я и Другого. В связи с этим тематизируется отношение между фантазируемым и действительным Я. В любом случае важно подчеркнуть, что такая попытка, удостоверить разделение Я и Другого при помощи модификации фантазии, с самого начала обречена на неудачу, так как чужой опыт, данный с помощью вчувствования, следует рассматривать как «ре-актуализацию переживаний, которым я придаю не только возможность, но и действительность» (Hua XIII, 297).

Давайте вернемся к отношению между действительным и фантазируемым Я. Гуссерль рассматривает эту ситуацию, как в отношении настоящего, так и в отношении прошлого. Относительно настоящего утверждается, что я могу себе представить, соответственно, сфантазировать, будто я повсюду, хотя в действительности актуально я только здесь:

«На глубине тысячи метров под водой я с моим живым телом все-таки не смогу существовать, также и на солнце и т. д. Но, тем не менее, к смыслу феноменального мира относится, что всякая точка мира могла бы стать моим Здесь, что во всяком Здесь должны быть заключены аспекты, определенные и упорядоченные, как возможности восприятия» (Hua XIII, 294).

Здесь следует отличать идеально помысленную возможность, согласно которой я могу занимать в пространстве любое положение, от моей действительно ограниченной возможности: мое живое тело не может быть одновременно повсюду.

В контексте исследования отношений между фантазирующим и фантазируемым Я вводится понятие чистого Я и возможность коррелята Я в неопределенной живой телесности или даже без живого тела:

«Это функционирующее Я в качестве коррелята чистых данностей фантазии – тождественно ли оно данному фантазирующему Я? Разумеется, не эмпирическому субъекту (человеку), наделенному вот таким живым телом и вот такой группой определенных личностных качеств, но чистому Я? Чистая фантазия (модификация нейтральности) превращается в полагание, так не получается ли и у нас тут также, что “наше” Я (правда в неопределенной телесности или даже вообще без нее, или с неопределенной личностью, или в качестве подлинного, чистого Я) помещает себя сюда с функцией коррелята? […] В конце концов, не всегда ли тут полагается коррелят Я в качестве чистого Я, и в качестве того же самого Я, актуального чистого Я?» (Hua XIII, 296).

Если мы рассмотрим отношение между фантазирующим и фантазируемым Я, то сперва мы должны обратить внимание на то, что в выше процитированном фрагменте текста вновь возникает тот же самый ход мысли об удвоении Я, который мы встречали в Лекциях 1910/11 годов. Здесь следовало бы вспомнить о том, что удвоение Я указывает на тождество между двумя Я. В этом ключе в тексте № 11 Гуссерль утверждает, что реактуализация в воспоминании содержит двойное Я: Я настоящего, носителя текущего Теперь, и Я прошлого, носителя прошедшего Теперь:

«Оба накладываются, имеют единство тождества. Это то же самое Я, но вместе актуальное теперешнее и реактуализуемое прошедшее: это Я длится, оно есть теперь, оно было и будет. Но в этом Я настолько удивительно то, что оно не только было, но даже в точке Теперь может помещать себя в “было” и в этом удвоении может осознавать свое тождество» (Hua XIII, 318).

На данный момент достаточно лишь упомянуть вопрос о тождестве. Я к этому вернусь после того, как рассмотрю проблему живой телесности чистого Я. Теперь речь идет о том, чтобы уточнить: тезис о «Я без тела» невозможно подтвердить текстуально.

Даже если речь идет о «Я без тела», это выражение относится исключительно к моему эмпирическому Я, которое характеризуется моими определенными личностными качествами (например, Приложение XV, Hua XIII, 304). Есть много текстов, которые недвусмысленно показывают, что как реактуализующее, так и реактуализуемое Я определяется через живую телесность, хотя в случае коррелята Я невозможно описать живое тело феноменологически адекватно.

Факт, что функционирующее Я – телесный субъект, не подлежит сомнению. По этому поводу Гуссерль пишет: «Для начала, я – действительное Я, с действительным живым телом в действительном мире, так же как и все, конституированное в непосредственно дающих переживаниях» (Hua XII, 302).

Самым трудным пунктом является вопрос, следует ли рассматривать также коррелят Я как животелесный. Здесь я прежде всего сошлюсь на пример фантазии, приведенной Гуссерлем, о борьбе немецкого корабля с англичанами. Фантазируемые события, по мнению Гуссерля, указывают на исходный пункт ориентации. Фантазируемый коррелят Я интерпретируется как находящийся Здесь, «откуда ему предстают все вещи фантазируемого мира в определенной ориентации, соответственно, в определенной видимости» (Hua XIII, 314). Реактуализуемое Я функционирует в этом контексте как центр исхождения актов и исходная точка внимания.

Однако следует добавить, что здесь нет необходимости, чтобы Я с его личностными качествами, с его возрастом и с его одеянием и т. д. явственно представало:

«Отнюдь нет необходимости, чтобы я себя туда помещал, чтобы там у меня было мое действительное живое тело и мое Я. Но разве дело не обстоит так, что в фантазии я полон напряженного ожидания, взволнован, потрясен полными насилия событиями морского сражения и т. д., а аспект фантазии не требует своего субъекта и Я с живым телом Я, данного из своего Здесь, наблюдающего, эксплицирующего, созерцающего то одно, то другое, познающего это, оценивающего и т. д.?» (Hua XIII, 300; см. Hua XIII, 301, 314).

Из этого следует, что фантазируемое Я распоряжается живым телом, через которое оно проживает различные события опыта в фантазируемом мире. Чтобы прояснить то, каким образом Я перемещается в фантазируемом мире, я отошлю к следующему пассажу, в котором тезис о двойной живой телесности как реактуализующего, так и реактуализуемого Я снова отчетливо выражен: