Безмолвный ассасин выделялся черным пятном на фоне великолепного убранства дворцовых покоев. Мозаичный пол создавал иллюзию, будто под ногами проплывают облака, на которых растут цветы, а рядом летают сказочные жар-птицы. Посмотришь вниз хотя бы десять секунд, и голова закружится от ощущения немыслимой высоты. Стены украшены рубинами, изумрудами, аметистами и другими драгоценными камнями, названия которых Мармеладов попросту не знал. Даже сейчас они переливались и поблескивали, хотя света трех люстр не хватало для настоящего волшебства. Но когда в зал входит солнце, спотыкаясь о витражи в гигантских окнах, самоцветы наполняются неземным сиянием. В этом райском чертоге людям королевской крови легко поверить, что они во всем равны богам.

За одним важным исключением – боги бессмертны.

Фотограф поджидал на втором этаже.

– А вот и вы, мой друг! – воскликнул он.

Сыщик отметил, что приятель обрадовался их встрече гораздо сильнее, чем вчера, и не преминул высказать это вслух.

– Хотя прежде мы не виделись двадцать лет, а теперь – лишь пару часов. Стало быть, и впрямь случилось нечто ужасное. Убили кого-то из королевской семьи?

– Вы совершенно правы, Родион Романович! Наследный принц Али-Мирза… – Севрюгин глубоко вздохнул, чтобы не зарыдать, – отравлен в своей опочивальне.

Он толкнул дверь, скрытую за парчовой драпировкой, посторонился, пропуская Мармеладова. И это всего лишь спальня? Здесь с комфортом разместится на ночлег пресловутая казачья сотня, причем вместе со всеми лошадьми и походными кибитками. Да только кто же их пустит? Эти хамы потопчут роскошный ковер, нарочно постеленный на пол, чтобы скрадывать шаги слуг и не будить принца раньше полудня. А от дыма казачьих трубок потускнеет горный хрусталь на потолке. Нет уж, посторонним вход в эти покои заказан!

Сыщик огляделся по сторонам. Окон нет. Стены покрыты розовым мрамором, который дарит приятную прохладу даже в адскую жару. В центре спальни – ложе под золотым балдахином. Он и впрямь золотой, сплетен из миниатюрных колец, мелодично звякнувших, стоило Мармеладову откинуть полог.

У кровати стоял высокий мужчина в зеленом адрясе^[13]. Сыщик на мгновенье задумался, вспоминая галерею в ателье – Севрюгин развесил портреты влиятельных лиц Персии, которых доводилось фотографировать. Таким образом, он одновременно повышал собственный статус – что на Востоке, зачастую, важнее любых богатств, – и цену снимков. «Ни один уважающий себя перс не пожалеет пары лишних туманов^[14] за работу придворного мастера…» Большую часть похвальбы старика можно пропустить. А что он говорил дальше? Указывая на этого человека? «Коварный, как тысяча чертей, да к тому же пожрать не дурак…» Пожалуй, тоже опустим, хотя про коварство стоит принять к сведению. Ага, вот оно: «…великий визирь Азугар-хан».

По фотографии Мармеладов опознал и убитого. Али-Мирза носил усы. Не такие пышные, как у отца, но справедливости ради стоит отметить, что у Насреддина было больше тридцати лет форы. Пышные усы шаха занимали пол лица, вздымались как девятый вал на известной картине, они повергали в благоговейный трепет верноподданных и до одури пугали врагов персидского престола. У наследника же растительность была довольно хлипкой, хватало лишь на небольшие завитки, подкрученные вверх. Сейчас они безжизненно повисли, а в уголках губ принца скопилась лиловая пена.

– Его Высочество отравлен. Мой личный лекарь осмотрел тело и пришел к выводу, что яд вызвал затрудненное дыхание, спазмы в горле и паралич сердца, от которого умер принц, – садразам говорил по-русски бегло, но с таким гортанным акцентом, что половину слов невозможно было разобрать. – Джабар изучает еду и питье, чтобы установить, куда именно подмешали проклятое зелье.

Азугар-хан кивнул в дальний угол спальни. Против ожидания, доктор не был похож на сморщенный гриб с крючковатым носом, какими предстают придворные алхимики и звездочеты в «Тысяче и одной ночи». Дородный детина в шелковых перчатках разрезал пополам персики, груши и даже виноградины, обнюхивал их, а после бросал в фарфоровую вазу все, что не вызвало подозрений. Остальные фрукты протягивал слугам. Те покорно ели. Судя по раздражению лекаря, отыскать отраву пока не удалось.

– Обычно Его Высочество живет в собственном дворце в Табризе, – продолжал визирь, – но это лето выдалось слишком жарким, и Али-Мирза приехал к отцу, погостить. С ним приехали слуги, повара, любимые наложницы… Лишь охранников для принца подбирал я. Именно поэтому они первым делом поспешили ко мне. Шах Насреддин, да ниспошлет ему Аллах все блага земные, спит и не знает о гибели сына. К восходу солнца мы должны принести повелителю голову убийцы.

Он не стал добавлять «иначе» и многозначительно умолкать, как это сделал бы любой вельможа в Санкт-Петербурге. И не потому, что на Востоке не любят драматичных пауз, о нет – их любят и постоянно используют все: менялы на рынке, погонщики верблюдов, достопочтенные муллы и недостойные свахи, бедняки, богачи, дети и седые старцы, и даже сам великий визирь в иных ситуациях. Но сейчас никто даже помыслить не мог, что возможно какое-нибудь «иначе».

Лекарь разразился витиеватыми проклятиями, потом подполз на коленях к Азугар-хану и жалобно заголосил по-персидски.

– Что он говорит? – спросил сыщик у Севрюгина.

– Вкратце… Джабар ничего не нашел, вообще ни крупинки яда, – перевел фотограф, отбрасывая причудливые арабески, которыми жители Востока украшают свою речь. – Он проверил воду, гранатовый сок и апельсиновый щербет, проверил каждую ягодку и даже масло в светильниках. Хотя последнее, на мой взгляд, лишнее. Если бы принца убили отравленным дымом, то пострадали бы и все прочие, находившиеся в опочивальне.

– А здесь был кто-то еще? – удивился Мармеладов.

– Безусловно! Августейшим особам и в России, и в Европе редко удается остаться в полном одиночестве, что уж говорить о восточных правителях с их неистребимой подозрительностью. Али-Мирза требовал, чтобы его покой охраняли четверо ассасинов – по одному в каждом углу комнаты. Кроме того, в спальне постоянно дежурили слуги, ведь эти изнеженные корольки, – тут Севрюгин понизил голос до еле слышного шепота, – не умеют даже подтереть задницу самостоятельно…

– То есть в момент убийства в спальне ошивалась целая банда! Четверо телохранителей, плюс, – сыщик пересчитал пальцем, – трое слуг.

– А еще евнух и наложница, – добавил фотограф.

– Надо же… И как принц умудрялся засыпать посреди такой толпы?! Подозреваемых допросили?

– Вот в этом, мой друг, главная загвоздка. Мы установили совершенно точно, что за десять минут до полуночи к Али-Мирзе привели наложницу и в тот момент он был еще жив. Звуки, доносившиеся из-под балдахина – весьма характерные звуки, если вы меня понимаете, – не позволяют в этом усомниться. Примерно полчаса спустя евнух увел девушку обратно в гарем. Слуги наблюдали за балдахином, не шевельнется ли. Принц любил, чтобы к нему бросались со всех ног, стоит только рукой взмахнуть, а если сразу не прибегали, и приходилось звонить в колокольчик – дрожал от ярости. Тогда нерасторопных лакеев били палками… Но я отвлекся. Важно, что слуги клянутся: не видели даже малейшего движения. Еще через десять минут заволновались ассасины, поскольку принц не храпел.

– А обычно храпел? – уточнил сыщик.

– Обычно от его благословенного храпа дрожали стены и сотрясались колонны, – усмехнулся Севрюгин, но тут же посерьезнел вновь. – А тут – тишина. Охранники долго не решались заглянуть под балдахин. Оно и понятно, ведь если Али-Мирза не спит, то подобное любопытство граничит с оскорблением Его Высочества, и аукнется смертной казнью. Потом начальник караула принял гениальное решение и острием сабли подтолкнул к ложу одного из слуг. Тот осторожно потянул полог и тут же отпрыгнул с воплями… Двое ассасинов поспешили на женскую половину, чтобы скрутить наложницу – она подходила к принцу ближе всех, значит первая подозреваемая. Но по пути к гарему, в темном коридоре, нашли труп евнуха. Ему вонзили кинжал в спину. Тонкое лезвие, легко спрятать в рукаве или высокой прическе.

– А убийцы и след простыл, – подытожил Мармеладов.

– Да куда бы она сбежала? Здесь за каждой занавеской таится стражник, а выходы стерегут, как зеницу ока.

– Зеницу… Ока…

– Что с вами, Родион Романович?

– Ничего, мелькнула мысль… Продолжайте.

– Хитрая бестия зарезала единственного свидетеля, ведь кроме евнуха никто не мог опознать какую из наложниц велел привести Али-Мирза этой ночью. У них нет распорядка, все зависит от похоти… Простите, оговорился. Зависит от прихоти принца. А лицо девка прятала от посторонних глаз под чадрой, как велит обычай.

– Но разве соседки по гарему не могут на нее указать?

– Каждая из них с превеликой радостью оговорит всех остальных. Отправит на казнь любую из соперниц, да при том еще и расцелует на прощание, – старый фотограф прищурился и вытянул губы уточкой. – Они все – дочери Иуды! Клубок змей, ревнивых и жестоких. Верить им на слово нельзя. К тому же, общая спальня разделена ширмами на небольшие комнатки, так что видеть друг друга женщины не могут. Ассасины пересчитали наложниц – все девять на месте! – посадили под замок и разбудили великого визиря, чтобы тот разобрался, что к чему. Азугар-хан немедленно послал за мной. Он… Знаете, возможно, я скажу лишнее, но у него в последнее время не ладятся отношения с Насреддином. А тут такое… Садразам рассудил, что будет лучше заручиться поддержкой человека, которому шах всецело доверяет. В случае чего, я смогу подтвердить, что визирь сделал все возможное и невозможное для поимки преступницы.

– А вы, Антон Васильевич, в свою очередь, послали за мной.

– Конечно! Здесь явно видится перст судьбы. Само провидение привело лучшего московского сыщика в Тегеран в эту зловещую ночь. Вы должны их спасти!

– Кого? – недоуменно поднял брови Мармеладов.

– Наложниц. Хоть они и гадюки, однако, смерти не заслужили. А если к рассвету мы не опознаем убийцу, шах прикажет отрубить головы всему гарему, – Севрюгин утер пот со лба и этой же рукой перекрестился. – Погибнет и отравительница, и восемь неповинных женщин.

Услышав последние слова, великий визирь пинком отбросил в сторону скулящего доктора и, дрожа от возмущения, закричал:

– Вам жалко этих куриц?! А меня куда сильнее беспокоит обострение международной обстановки после казни. В мире и так неспокойно, мы сидим на пороховой бочке, одна искра – и полыхнет. А про этот случай непременно напишут газеты. Во-первых, массовых казней у нас не было давным-давно. Уже года три. Во-вторых, половина гарема – иностранки, и это очень неприятный момент.

– Иностранки? – присвистнул сыщик. – У вас что же, до сих пор торгуют рабынями на невольничьих рынках? И вы опасаетесь, что об этом станет известно?

Азугар-хан оскорбленно засопел:

– О, вечные предрассудки! Почему европейцы так уверены, что на Востоке живут дикари, увязшие по самые уши в верблюжьем навозе? Наша цивилизация на тысячи лет древнее Европы! – он выдохнул, вроде бы успокаиваясь, но на самом деле набирая воздух для новой тирады. – Нет, мы не торгуем людьми, в отличие от вас. Поглядите на публичные дома Парижа или Рима! Чем они лучше невольничьих рынков? Тем, что купленную рабыню через час возвращают обратно, к хозяину? В таких дешевых борделях принц и познакомился со своей убийцей. Его Высочество любил путешествовать по Европе и привозить из своих вояжей… сувениры. В гареме есть немка, итальянка, француженка и две близняшки из Турции. Подозреваю, что на родине все они были шлюхами. Кто еще соблазнится золотом и побрякушками, бросит дом и могилы предков, чтобы добровольно – я подчеркиваю! – уехать на чужбину и стать там одной из многих игрушек для постельных утех?! Никто не зарыдает об этих лахудрах, матери давно их забыли, а отцы умерли от стыда. Но если мы в один день обезглавим подданных четырех разных стран, то начнется… Шайтан знает что! Турция давно ищет повод отозвать своего посла. А кайзер Вильгельм? Вообще непонятно, какой реакции от него ждать. Этот безумный милитарист вполне способен нам войну объявить. И его тут же поддержат проклятущие англичане. Учитывая шаткое положение, я согласился допустить вас к расследованию гибели принца. Хотя это противоречит законам, но мы сумеем скрыть участие иностранца в столь щепетильном деле. Попробуйте отыскать виновницу за ближайший час, иначе…

На этот раз он оборвал свою речь на самом драматичном месте, и зловещая пауза наполнилась могильным холодом.

– Иначе придется казнить всех наложниц, – вздохнул Севрюгин. – Шах Насреддин не позволит убийце сына встретить рассвет.

* * *

Мармеладов осмотрел тело принца, внимательно изучил ворсинки ковра, заглянул под кровать. Встал с колен, подергал колечки балдахина – легко ли оторвать хоть одно? Крепко держатся. Взглянул на потолок, в котором отражалось место преступления.

– Спешу вас разочаровать… В комнате нет улик, указывающих на конкретного человека. Проводите меня в тот коридор, где нашли зарезанного евнуха.

Севрюгин кивнул и пошел вперед, визирь же зашагал вровень с сыщиком.

– Возможно, я дал излишне резкую характеристику и вы могли сделать неправильный вывод из этих слов. Поверьте, принц не был авантюристом или искателем низкопробных приключений. Ко всем своим избранницам Его Высочество относился с добротой и снисхождением. Никогда не бил женщин за строптивость или проявление излишних эмоций. Вот, скажем, пару месяцев назад его любимица, Аревик, узнала, что понесла ребенка. Расплакалась от счастья и принц прилюдно осушил ее слезы поцелуями. Хотя другие мужчины в подобной ситуации наказали бы наложницу за то, что позорит своего господина.

Что-то в тоне Азугар-хана подсказало: великий визирь как раз из тех, «других мужчин», и поступок принца считает глупым, а его самого – романтичным слюнтяем.

– Аревик… Она здесь? – уточнил Мармеладов.

– Нет, Али-Мирза оставил ее в Табризе. Путешествие в такую жару повредило бы будущему ребенку. А может принц хотел скрыть, что в Тегеране он проводит время, в основном, с «иностранным легионом».

Это прозвучало грубовато, и визирь снова начал плести кружева.

– Не подумайте плохого. Во дворце к заморским красавицам относятся с должным уважением, а принц в них души не чаял. Одаривал шелками и самоцветами, с каждой говорил на ее родном языке. Специально учил немецкий, французский и итальянский. К тому же он верил, что для будущего правителя крайне важно быть полиглотом. Иностранца легко обмануть, запутав неправильным переводом, на этом стоит вся международная политика. Но невозможно обмануть того, кто свободно говорит на твоем языке и понимает все тонкости… Однако, мы пришли. Коридор ведет на женскую половину, а в этом углу – видите кровавое пятно?! – нашли зарезанного евнуха. Тело унесли. Захотите взглянуть – вас проводят.

– Нет необходимости, – покачал головой сыщик. – Я уже знаю, как именно отравили принца и готов указать его убийцу. Где сейчас наложницы?

Визирь махнул рукой вглубь коридора.

– Рыдают в общей комнате. Оплакивают Али-Мирзу… Постойте! Вы действительно знаете, как его убили?

– Это несложно вычислить. Когда все иные варианты исключены, то правильным будет последний, пусть он и кажется невероятным, – Мармеладов ухватился за недавние слова. – Так, говорите, наложницы рыдают? Это вы сообщили им об убийстве?

– Я?! – Азугар-хан брезгливо поморщился. – Я с этими… Словом не обмолвился. Просто заглянул в комнату, убедиться, что все на месте.

– Отчего же они рыдают?

– Притворяются, что сильно любили принца. Впрочем, одна или две, наверное, плачут искренне.

– Но как наложницы узнали, с какой целью их всех пересчитали и заперли?

– Возможно, ассасины проговорились… О, я понимаю ваш намек! Стражи поневоле хранят молчание. Я ничего не сообщал. Севрюгин в гарем не заходил.

– Значит, слух пустила убийца! – подхватил фотограф. – Нужно спросить, от кого первого девицы узнали…

– Не выйдет, – перебил сыщик. – Вы же сами утверждали, Антон Васильевич, что в данном вопросе нельзя доверять их словам – оболгут любую. Нет, здесь куда важнее сам факт. Почему убийце выгодно пустить этот слух?

– В каком смысле – выгодно? – визирь не понимал, куда именно клонит Мармеладов и его это заметно бесило. – Выгодно, чтобы все заплакали?

– Разумеется! Только так злодейке удалось спрятаться.

– Как это? – фотограф тоже ничего не понимал.

– Пойдемте в гарем, я покажу.

– Нельзя! – взвился Азугар-хан. – Лица наложниц не может увидеть ни один чужак, а тем более иностранец. Это запрещено и даже за мимолетный взгляд сурово наказывают.

Сыщик всплеснул руками и картинно вздохнул.

– О, вечные предрассудки…

Великий визирь побагровел, – его укололи собственной шпилькой, – но моментально взял себя в руки.

– И, тем не менее, вы можете увидеть только их глаза!

– Этого вполне достаточно.

* * *

Гарем напоминал закатившееся на обочину колесо. От небольшого пятачка в центре круглого зала разбегались невысокие перегородки, отделяя каморки для наложниц. Дверей не было и, чтобы хоть как-то скрыться от чужих глаз, девушки заполняли пространство кадками с цветами и фигурно подстриженными кустиками, разворачивали кресла спинками наружу, городили целые башни из пуфиков, шкатулок и книг. За этими баррикадами они и рыдали, каждая в своем закутке.