Трамвай возможностей

Этот год был какой-то дурацкий в моей жизни. Дурацкий, но переломный. Я осталась без работы в съемной квартире, за которую мне надо было платить, без какого-либо понятия, что делать дальше. А самое главное, я была одна в самом красивом и депрессивном городе России – Санкт-Петербурге. Из позитивного оставалась магистратура по политологии в той же Вышке, которую я каким-то образом умудрялась совмещать с полноценным рабочим днем.

Я не знала, чего хочу, куда мне идти, бездумно рассылала свое резюме на «Хедхантере». Пройдя с десяток интервью, насмотревшись на расплывшиеся и наглые рожи нанимателей ООО «Мы крутые», я поняла, что такого рода пиар – это совсем не то, куда бы мне хотелось двигаться. Начала вспоминать – а о чем я действительно мечтала, но по каким-то причинам не смогла осуществить?

В 17 лет я очень хотела поехать по «Work and Travel» в Америку, где, работая официанткой или хостес, смогла бы провести несколько месяцев в стране мечты тинейджеров. Я даже прошла интервью, но мой на то время бойфренд интервью пройти не смог, и я из солидарности не поехала. Дура, конечно!

Для Work & Travel в магистратуре уже было поздновато, а санкции были в самом разгаре. Зато в универе работал международный офис, где была возможность поехать в зарубежный вуз и учиться по обмену, а также быть бадди (от англ. buddy – товарищ, наставник) для иностранных студентов в России.

«Соня, обязательно сходи туда!» – сказала, помню, мама после моих очередных терзаний «кто я, где я». И в один прекрасный день, после тонны бесполезных собеседований, я все-таки решила наведаться в международный офис.

Четко помню, как села на 3-й трамвай возле Сенной и как меня тогда одолевали страхи, сомнения, неопределенность. Зачем мне это нужно? Что они мне там скажут нового? Из этого ничего не выйдет. Наверное, так происходит с каждым, кто боится больших перемен в жизни.

В международном офисе меня тепло встретили и тут же предложили быть одним из наставников американской группы студентов, которые приезжали на недельное обучение в Вышку. Предлагалось познакомить их с культурной жизнью города, показать знаковые места, а еще лучше – завести в парочку баров и научить чокаться по-русски. У меня не было особых дел, мне страшно нравилась эта перспектива, и я согласилась. Why not?

Сами вы Брно!

Через пару месяцев меня прикрепили к двум немецким студентам, они должны были учиться у нас семестр по обмену. Общалась я не только с ними, а практически со всей группой приезжих студентов. Я ужасно гордая ходила с ними по универу и болтала на своем среднем разговорном английском, сидела вместе с ними на парах, и мне все время казалось, что одногруппники мне страшно завидуют.

Именно в тот момент я начала понимать, что все возможно. Миф о недоступности обучения за рубежом, если у тебя нет богатых родителей, благодаря моим иностранным друзьям быстро развенчался. Главное – иметь мозги и желание учиться, сказали мне немецкие товарищи.

И я начала собирать документы уже для своего семестра по университетскому обмену.

Среди всех возможностей мне приглянулись университет в Хельсинки и университет в чешском городе Брно. Я нашла человека, который уже съездил по обмену, взяла за образец его документы и отправила свою версию по электронной почте. И стала с нетерпением ждать ответа.

«Сами вы Брно!» – ответили мне и приняли на семестр по обмену в университет Хельсинки. Меня! В последний семестр моей магистратуры. Меня! Без работы и больших планов на будущее. Казалось, весь мир у моих ног, оставался только один вопрос, и он был денежный.

Обучение в Хельсинки ничего не стоило, но жить там на что-то надо было. 2015-й год, разгар санкций и дорогого евро, я без работы, у меня есть меньше трех месяцев, чтобы что-то предпринять.

Я обратилась к папе, ответ вы уже знаете. Кризис, санкции, «не вывожу». Я брала новые подработки, какие только могла; вернулась к подработкам старым, чтобы накопить стартовую сумму. Мама набрала кредитов и влезла в долги, только чтобы меня отправить учиться. В минуты отчаяния я хотела все бросить к чертям, потому что не могла смотреть, как выжимаю из нее все последние соки. Но голос на том конце провода все время твердил: «Ничего не знаю, ты едешь в Хельсинки!».

Хельсинки, I’ll be back!

Это история не про Хельсинки, хотя именно там я стала намного ближе к моей мечте учиться за рубежом.

В конечном счете, чему меня научил Хельсинки? Не бояться идти на контакт.

Для своей магистерской диссертации по политологии мне нужно было провести интервью с сотрудником хельсинкской администрации. Я долго ходила вокруг да около, оттягивала момент, страшно боясь завести академически деловой разговор, да еще и с иностранцем. В конце концов, на одной из многочисленных встреч в местном коворкинге наткнулась на собрание администрации с местными бизнесменами и с большим страхом, запинаясь, спросила у рядом стоящей женщины, как мне выйти на нужного человека. Финка указала мне на долговязого мужчину в желтой толстовке, а он в свою очередь рассказал, как связаться с необходимым мне департаментом. Так я познала великую силу нетворкинга.

На интервью не было этого привычного для меня жлобства с претензией, через которое я проходила при поисках работы в России. Никто не хотел и не старался показаться крутым и важным, – наоборот, приятная финка Паола напоила меня чаем, ответила на вопросы и даже подарила книгу о российско-финских отношениях.

Хельсинки подарил мне дружбу с Майклом и многими другими студентами, с которыми мы до сих пор поддерживаем связь и даже путешествуем вместе. Майкл, родом из Сиднея, познакомил меня с австралийской культурой, пригласил с друзьями отпраздновать День Австралии в Хельсинки. Он был почти единственным и самым ярким (рыжим) представителем этой культуры среди студентов по обмену. Это был, конечно, мне знак, но до неведомой экзотичной земли аборигенов с рыжим Майклом в придачу оставалось еще далеко. Я о ней еще и не подозревала.

Денежный вопрос все еще стоял остро. Мама из последних сил помогала мне, как могла, а евро неумолимо тянулся к отметке 91 рубль. Я ела по утрам только овсянку с маслом, в результате чего поправилась примерно на пять килограммов к концу обмена (правильно говорят, от голода – пухнут)! Я не могла себе позволить обеды в студенческой столовой каждый день, хотя они и стоили каких-то 3 евро, ела дома.

Моя подруга из Швейцарии до сих пор удивляется, почему я не ела вместе с ними за компанию. Мне приходится врать, что было невкусно. Им, швейцарцам, не понять. Потом я нашла небольшую подработку, стало полегче.

Но все это было неважно, ведь в голове у меня крутилась одна мысль: «Я вывожу».

Метод коврового покрытия

Недавно я общалась со своим итальянским другом, он тоже в свое время съездил по обмену в Хельсинки. Мы обнаружили, что наше поведение было практически одинаковым после окончания обмена.

И он, и я, оказывается, после обмена заперлись дома в своих комнатах и начали выстраивать планы, какой теперь станет наша жизнь. Было понятно уже точно, что не такой, как прежде.

Я очень люблю почитывать блог James Clear, и мне нравится применять его стратегии в ежедневной рутине. Раз уж книга об Австралии, то и расскажу, как одна из них помогла мне поступить в австралийский университет.

Еще до поездки в Хельсинки я начала отправлять свои заявки на гранты, стажировки, стипендии в зарубежных вузах. Среди них были стипендии Британского правительства Chevening и немецкая служба академических обменов DAAD, которые частично покрывали обучение в магистратуре или аспирантуре в Великобритании и Германии. Я экстренно сдала IELTS, международный тест на знание английского языка. Мне повезло, что в Вышке на парах по английскому нас два года натаскивали на этот формат, и даже госэкзамен мы сдавали именно в формате IELTS.

Через год, всего лишь с недельной подготовкой, я сдала его на 7 баллов из 9 возможных, что является достаточным основанием для зачисления во множество университетов и для получения визы (барьер колеблется в районе 6,5 балла).

В общем, я подавалась раз в месяц по крупной заявке, и еще были мелкие по типу конкурсов или стипендий. Для себя я назвала это «методом коврового покрытия».

Но в данном способе есть два подвоха. Никто не любит получать отказы. Когда накапливается несколько десятков поданных заявок, вы перестаете видеть берега или, что еще хуже, терять веру в то, что из этого что-то выйдет.

Я вначале тоже была не готова получить столько «нет». Некоторые заявки просто игнорировались. Один из потенциальных супервайзеров из Сиднея написал, что моя заявка не отвечает реальным мировым проблемам или не представляет собой интеллектуальный пазл (так академики иногда обозначают исследовательскую проблему). Казалось, что кроме Хельсинки успех меня не ждал нигде.

Что говорит Clear? Он советует начать считать. Казалось бы, что проще – начать записывать, сколько заявок ты отправила и какая из них выстрелила. У каждого получится своя пропорция, на тот момент у меня вышло 1 к 6. Из шести заявок тогда выстрелил только Хельсинки. Открыла недавно ежедневник и обнаружила: что всего за восемь месяцев я подала 12 заявок. И одна из них, получается, сработала – меня приняли на обучение в Австралию после окончания магистратуры в Питере. Сейчас моя пропорция успеха уже намного выше.

Эта стратегия применима и к другим областям жизни. Например, вы работаете менеджером по продажам и совершаете 100 звонков в день. Посчитайте, сколько из них ведут к реальным продажам. Какова пропорция? Психологически станет легче воспринимать цель примерно на одну шестую.

Что такое пиэйчди

В Австралии меня приняли на пиэйчди (PhD), и могу представить, что для неподготовленного человека это слово из трех букв ни о чем не говорит.

Пиэйчди – не ругательство, а аналог нашей аспирантуры за рубежом. Туда поступают после окончания бакалавриата и магистратуры. Правда, есть принципиальные отличия от российской научной действительности, а также свои плюсы без минусов.

Допустим, в России ты поступил в аспирантуру, отмучался от трех до шести лет и задумался, а не поехать ли мне работать за рубежом, степень-то есть! На пороге любого мало-мальски приличного университета тебя не пропустит фейсконтроль, а точнее – «Степень-контроль». Удивление, шок, злость. Но наши аспирантские степени не имеют такой же значимости при приеме на работу в других странах, как знаменитое пиэйчди.

В России на сегодняшний день не присуждают пиэйчди как научную степень. Добро пожаловать в мир фрустрации или «как пройти до ближайшего посольства за визой?»

Передо мной стоял выбор – опять поступать на зарубежную магистратуру, либо на пиэйчди, чтобы продолжать свою карьерную деятельность в академической сфере. Здесь чаша весов склонилась в пользу зарубежной докторской степени. Тем более мой вышкинский магистерский диплом принимался во всем мире, и я могла претендовать на получение и высшей степени. Получать знания того же уровня в магистратуре, что и прежде, мне показалось бессмысленным. Да и прельщало, что в возрасте двадцати семи лет ко мне будут обращаться не иначе как «Доктор Глазунова». Главное, чтобы это делали не на борту самолета, когда кому-то плохо…