У меня нет слов, а Костас как ни в чём не бывало продолжает:

– Я изучил материалы дела, показания свидетелей, перечень нанесённого ущерба, увидел суммы, а это…

Методично, почти скучающе перечисляет всё, что натворил мой муж, по ходу озвучивая денежный эквивалент, к итогу приписывая до кучи общий долг по казино, который мы с Ромой проиграли вместе.

Сумма выходит такая, что у меня аж челюсть отвисает, и на миг глохну:

– Ты издеваешься? – ни то всхрапываю негодующе, ни то давлюсь возмущением.

– …И это ещё без компенсации морального ущерба, – лениво добавляет Костас.

– Ты нарочно меня решил добить такими цифрами? – смаргиваю, не найдя, что сказать более внятного.

Дмитриадис продолжает излучать полное спокойствие, словно ему и впрямь плевать на происходящее и моё незавидное положение.

– Просто признайся, – не выдерживаю звенящей тишины, – ты мстишь за то, что я когда-то тебя отвергла, – вновь перехожу в наступление. – Нашёл повод, ощутил власть в руках и теперь пытаешься отыграться за прошлое! – колюче бросаю обвинение.

– Никита, – обманчиво ровно начинает Костас, чуть подавшись вперёд и водрузив руки на стол, – я не мешаю прошлое и настоящее, личное и бизнес. Мы были знакомы очень давно, и то время я так же давно вычеркнул из своей жизни. Мы когда-то дружили, и это единственное, почему мы сейчас говорим. Если бы не этот факт, поверь, за такую сумму я бы и друга закопал. А тебя… можно сказать, жалею.

– Шутишь? – шиплю я, выпучив глаза. – Я в плену и меня шантажируют!

– Ты цела и невредима, – всё на той же спокойно ноте чеканит Костас. – И не в плену – ты задержана. Тебя не шантажируют, но тебе придётся вернуть долг! Тебе или твоему мужу – мне плевать, так что не набивай себе цену, не тащи одеяла в свою сторону. Меня не волнует кто и что: меня волнуют МОИ деньги! И раз нет твоего благоверного, долг отработаешь ты!

Смотрю на Дмитриадиса и не верю, что это говорит он.

Костас не такой… Его никогда не волновали деньги.

Может быть потому, что он никогда в них не нуждался, но он их ненавидел! Люто! И всегда повторял, что не станет таким, как его родители.

Видимо, со временем взгляды на жизнь кардинально меняются.

Видимо, кровь берёт своё.

Видимо, материальное всё же затмевает человеческое…

Странно, ведь это когда-то была моя позиция, мои слова, мои мысли… И как раз-таки Костас меня переубеждал, что материальное – самое последнее, за что люди должны умирать.

Чуть было не озвучиваю мысль, но помещение наполняет мелодия, как понимаю, мобильного Дмитриадиса. Костас неспешно выуживает мобильный из кармана брюк. Бегло глянув на экран, принимает вызов… на незнакомом языке.

Беседа длится недолго, а лицо Дмитриадиса почти не меняет выражения, взгляд остаётся таким же безразличным, даже интонация остаётся безэмоциональной. И это бесит.

Он сильно изменился за время, что мы не виделись, а это без малого двенадцать лет! И хладнокровный босс круизного лайнера мне категорично не нравится! Я, умеющая найти с любым язык, просто не знаю, как с ним вести диалог! Смешно, право!!! Костас – мой давнишний приятель! Когда-то мы были готовы драться друг за друга и воевать со всем миром…

– Что ж… для тебя есть хорошая новость, – всё так же спокойно возвращается к нашей беседе Костас, только завершает телефонный разговор.

– Ты меня отпускаешь? – выдавливаю улыбку, продолжая надеяться на чудо.

– Твой муж нашёлся, – проигнорировав мою реплику, отзывается Дмитриадис.

– Уф, слава богу, – в чувствах шлёпаю ладонями по столу, от усердия едва лбом не ударившись о поверхность. – И? Где он? Жив, надеюсь? – заваливаю вопросами Костаса.

– Жив! Но он пока в больнице…

– Что? – из головы выпархивают разумные мысли. – Это твои постарались? – тотчас бросаю обвинение.

– Ничего страшного, – холодно продолжает Дмитриадис. – Но после охлаждения в море…

– Море? – прищуриваюсь я. – Он что… был в воде? – ляпаю нелепое предположение.

– Твой благоверный так спешил к тебе, повиниться в содеянном, что спрыгнул с лайнера, – подтверждая мои опасения, кивает Костас. – Его подобрало мимо проходящее быстроходное судно. Доставили на берег… В больницу… Так что не волнуйся, он жив. Теперь под присмотром и врачей и… моих людей, – а это добавляет явно для значимости, чтобы подчеркнуть щекотливость дела.

– Хорошо, – качаю головой. – Значит, вопрос решён? Муж у вас… Я…

– НИ-КИ-ТА, – из уст Дмитриадиса грозно звучит моё имя, – пока он изображает немощного, какой с него спрос? А вот с тебя… я возьму максимум…

– Звучит не очень, – не скрываю мыслей на сей счёт. – И Рома не прикидывается немощным. Он порядочный мужчина. Если ему плохо, значит так, – горячо заверяю Дмитриадиса. – Уверена, как ему станет лучше, он обязательно уладит это недоразумение…

– Как? – почти брезгливо улыбается Костас.

– Продаст квартиру, – выпаливаю, преисполненная гордости.

– Её у вас нет, – на той же высокомерной ноте убивает знанием дела Дмитриадис. – Машина древняя, от продажи которой вы сможете выручить максимально одну пятую долга… Сбережений – нет. Кредита на такую сумму вам не дадут. Можете, конечно, на чёрном рынке, продать свои органы, но тогда актуальность мероприятия пропадёт. Без почек долго не протянете. Хотя, если ты свою яйцеклетку продашь, – задумчиво тянет Костас, явно издеваясь надо мной и ситуацией в целом.

– Вот ещё?! – гневно фыркаю я.

– А что такое? – скучающе уточняет Дмитриадис. – Помнится, ты кричала, что не хочешь иметь детей! Что они обуза. Для них много времени нужно, денег. Продажа яйцеклетки убила бы двух зайцев сразу. И минус долг, и минус дети. Ну, или на крайний случай, ты можешь позвонить родителям. Они будут счастливы услышать блудную дочь. И даже, уверен, согласятся продать единственную квартиру, чтобы помочь тебе расплатиться по долгам…

– Ты больной, – брякаю, опешив от заявления. И больше от того, что поганец запомнил мои глупые слова, обделённого родительским вниманием подростка.

Что посмел упомянуть моих родителей! – Дай мне поговорить с Ромой, – жуя губу, нервно под столом постукиваю ногой. – Всего минуту. Я с ним обсужу кое-что и…

Впервые за время нашего разговора в глазах Дмитриадиса мелькает нечто… злое и раздражённое. Моё нутро на миг ликует: пусть хоть такая эмоция со стороны Костаса, но хоть какая-то, а то бездушный монстр напротив, уже порядком пугает!

Молчание напрягает. Тишина ещё больше заставляет нервничать. И даже кажется, что Дмитриадис меня пошлёт, но нет, покрутив трубку в руках, мажет пальцем по экрану, делает несколько манипуляций, кладёт айфон на стол между нами и нажимает громкую связь.

Глава 3

Никита

– Да, – резко звучит незнакомый и грубоватый мужской голос.

– С Терентьевым хочет жена поговорить, – спокойно чеканит Костас.

Мужик на другом конце провода не отзывается, но несколькими секундами погодя раздаётся голос Ромы:

– Ника?

– Да, Ром, это я! – чуть со стула не наворачиваюсь, как рада слышать мужа. – Ты как?

– Прости, милая, прости, я так облажался, – твердит запально муж, будто только и ждал момента оправдаться. – Я тебя подвёл… Не знаю, что случилось… затмение какое-то, – частит.

– Всё! Всё, Ром, – не выдерживаю потока нелепых оправданий. – Давай об этом потом. Сейчас главное разобраться с делами, – сжав кисти замком, немного подаюсь вперёд, к айфону, чтобы лучше слышать мужа. – Ты уже в курсе, что на нас повесили огромный долг? – значимо понижаю голос.

– Д-да… – отзывается Рома, хотя вопрос был риторическим.

– Ты там, я здесь… – констатирую очевидное. – Меня держат в заложниках, и выпускать не собираются.

– Прости, – вновь сожалеет муж, и, судя по голосу, сокрушается вполне искренне.

– Этим делу не помочь, Ром, – отрезаю здраво. – Заканчивай причитать, давай обдумаем, как поступить, – предлагаю разумно.

– Детка, боюсь у нас небольшой выбор.

– Я бы сказала, один, – в душе бултыхается червь сомнения, что Рома понимает насколько всё серьёзно. – Нам необходимо расплатиться по счетам!

– Конечно, – подозрительно быстро соглашается муж. – Ты главное не паникуй. И не лезь в драку. Клянусь, я сделаю всё, чтобы разобраться с долгами. Я найду деньги… Обещаю! А пока, слушайся их и делай, что они просят.

– Ты сейчас о чём? – осторожно уточняю я.

– О том, что это страшные и очень опасные люди…

Аж зубами скриплю:

– Знаю, милый. Это не ты, а я в плену… Но будет ещё хуже, потому что этот гад требует, чтобы я работала на него, пока мы не погасим долг. И как по мне, это самое что ни на есть РАБСТВО!

– К-какой гад? – запинается на слове Рома.

Я зло перевожу взгляд на Дмитриадиса.

Руки на груди, взгляд – раздражающе безразличный.

Костас смотрит на меня, словно господин, верующий в свою власть и безнаказанность.

– Дмитриадис, – чеканю, напрочь забыв, что его муж не видит нас, и тем более, не в курсе нашего с Костасом разговора.

– Костас Дмитриадис… – с ещё большим неверием уточняет Рома.

– Он самый! – цежу сквозь зубы.

– Надеюсь, он не рядом, – продолжает блеять муж. – Иначе за твой язык…

– Ром, заканчивай трястись как заяц. Будь мужиком! Налажал – отвечай! – рычу зло. – И раз угодил на больничную койку, у тебя есть время, вот и подумай, как меня отсюда вытащить.

– Д-да, конечно, только я не знаю… Я уже обзвонил всех знакомых, – убито роняет муж. – И заявки по банкам разослал, – опять мнётся.

– И? – не выдерживаю напряжения. – Сколько соберётся?

– Ник, ты главное не нервничай, – муж снова крякает через большие паузы. – Я и на это не рассчитывал…

– Сколько! – рявкаю в трубку.

Рома называет сумму. Вроде неплохую, но, в соотношении с долгом, смехотворную.

– Это всё? – выдыхаю я. – Это… едва ли половина! – кучкую мысли, соображая, что ещё предложить. – Машина… продай машину. Костик Ерёмкин хотел купить, – тотчас нахожусь.

– Но она на тебе…

– Я доверенность напишу. И… и… от моего имени к Габрилян сходи. Процент может запросить, но я лучше ему буду должна, чем этим, – давясь желчью, выплёвываю негодование. – В общем, думай, Ром! И срочно! В конце концов ты гулял, тебе и напрягаться! – заключаю гневно.

– Ник, молю, будь умной и послушной девочкой, не раздражай Дмитриадиса. Делай всё, что он говорит, иначе… Он беспощаден и беспринципен к врагам и должникам.

– Ты мне об этом расскажи?! – меня аж перекашивает от негодования.

– Я не хотел…

– Об этом сожалеть поздно, а думать было нужно раньше. Сейчас мы вляпались по твоей вине. Так что деньги ищи и меня отсюда вызволяй! – не собираюсь желать нежную психику благоверного.

– Ни-и-ик, – тянет обречённо Рома. – Ты же не собираешься?..

Этих секунд хватает, чтобы перевести дух и мысленно поостынуть:

– Нет, Ром. Глупить не собираюсь, я жить хочу… И жить – невредимой! Так что пока ты деньги ищешь, я… побуду тут на их условиях, обещаю.

Но на Костаса смотрю в упор. Играть на его нервах не собираюсь, но и смирённой овечкой пресмыкаться не стану. Между нами война! Холодная и молчаливая. Это война взглядов. Характеров.

И, видит бог, я не привыкла проигрывать!

– Я буду очень… очень послушной девочкой, – поясняю мысль.

Дмитриадис если и понимает мой воинственный посыл, отвечает тем же безразличием:

– Что ж, – не дав договорить с мужем, сбрасывает звонок.

Телефон небрежно сдвигает в сторону:

– Убедилась, что твой муж жив?

– Да, – откидываюсь на спинку стула, не отводя глаз от Костаса. – Я слушаю… Какие варианты для меня у тебя есть?

– Работа. Несколько вакансий на выбор.

– А зарплата соответствующая? – скептически уточняю я.

– Выше среднего, Никита…

– Настолько «выше», что смогу в кратчайшие сроки погасить весь долг?

– Не уверен насчёт «кратчайшие» и «весь», – точно цепляется к нюансам Дмитриадис. – Но если твой благоверный соберёт часть суммы, а ты без замечаний и штрафов отработаешь свой срок, мы поищем выход из сложившейся ситуации, и я пересмотрю начальную сумму.

Впервые не сразу нахожу, что сказать:

– То есть альтернативный вариант списания долга всё же существует? – вскидываю брови, обретая робкую надежду. – Может, и начнём с этого?

– Ты в этом вся, – с явным неудовольствием на лице мотает головой Костас: – Торгуешься, ещё не ударив пальцем о палец. Не обольщайся, Никита, не в моих правилах прощать долги, – осекается, когда на столе начинает голосить айфон.

Дмитриадис берёт телефон. Неспешно глядит на экран. Отвечает на своём языке, а по отцу, если мне не изменяет память, Костас – грек.

Разговор длится недолго. И без каких-либо эмоций. Но после этого звонка, Дмитриадис, делает другой:

– Амир, войдите, – коротко бросает, и только в комнату входят уже знакомые охранники, Костас возвращается к моему делу:

– У меня нет времени продолжать нашу беседу, и без того затянулась, поэтому… – жуёт слова. – Выбор за тобой.

Называет несколько вакансий, вгоняя в полнейшее недоумение.

– Шутишь? – хмыкаю, забыв, что обещала быть послушной и смиренной. – Официантка? Уборщица, кастелянша… Посудомойщица??? – всё больше кажется смехотворным предложение Дмитриадиса. – С такой работой я буду у тебя в рабстве до скончания века!

– Отчего же?! Если не боишься работы, готова совмещать несколько… – продолжает в том же тоне Костас.

– Есть другие варианты? – нагло бросаю.

Дмитриадис молча таранит меня карими глазами:

– Вспоминаю старую-добрую Никиту, идущую в бой и готовую рисковать, – задумчиво тянет Костас.

– Есть или нет? – иду ва-банк.

– Нет…

– Босс, – вклинивается в диалог главный дознаватель, – может, она согласится…

– Нет, – категорично качает головой Костас.

– Вы о чём? На что соглашусь? – а вот меня интригует. Я, к слову, очень люблю выбор! И сама люблю принимать решение, а не когда выкручивают руки и требуют.

– Есть вакансия, но она не для тебя.

– Почему?

– Ты принципиальная.

– Очень, – соглашаюсь горячо. И тотчас: – Но хотела бы услышать все варианты…

– Эскорт, Никита. Дело в том, что на лучших местах работаю сотрудники, в которых я уверен. Они держатся за места, потому что оплата достойней, чем на подобных специальностях у других работодателей. В том числе и девчонки эскорта, но здесь удержаться сложнее, ведь девочки, рано или поздно, устраивают свою жизнь…

Меня совсем не впечатлило последнее. Я по-прежнему в шоке от предложения.

– Ты мне предлагаешь стать шлюхой?

– Ничуть! – хмурится Костас. – Поэтому и говорю: не для тебя. Ты принципиальная. Деньги тебя не волнуют… Ты думаешь сердцем, выбираешь душой с кем и когда…

Вот почему-то берёт сомнение, что это он перечисляет, как мою добродетель.

– Ну и падкая на смазливые лица, – завершает мысль упрёком, напоминая старое.

– Именно! – киваю зло. – Сердцем и душой! – выделяю главное. – Так что я не покупаюсь и не продаюсь! – отрезаю полная важности. – Потому с такими, как ты, ни за какие деньги!

Костас продолжает безучастно сидеть, будто его ничего не волнует.

– А я разве предлагал? – словно нарочито обдаёт холодом. Скучающе крутит в ладони айфон. – Ты не в моём вкусе. Предпочитаю других…

– А-а-а, – опять хмыкаю. – Доступных, непритязательных, дешёвых и слепых, – не остаюсь в долгу.

– Зато честных. Они не набивают себе цену на пустом месте, а я выбираю подходит это мне или нет. Так что, однозначно, за такую, как ты, я бы и бакса не дал. Да и никто в здравом уме… Амир, – переводит взгляд на главного дознавателя. – Ты бы её купил?

– Нет, – холодно и без секундного обдумывания отзывается мужик, словно я уже лот на аукционе.

– Видишь, – констатируя абсурдный факт, продолжает Костас.

– Ты опустился до статуса сутенёра?

– Нет, Никита, но глупо отказываться от того, что уже в руках. Возьму я этот бизнес под крыло или нет – такая сфера деятельности существует и пользуется спросом. А спрос порождает предложение. И лучше его контролировать буду я, чем кто-то без моего ведома, но на моей территории. А в оправдание девчонок скажу, идут на это без принуждения. Каждая знает, зачем и почему! Поэтому у меня нет «дешёвок», как ты выразилась. На работу беру умных, дальновидных девушек, прекрасно понимающих, что они могут здесь найти и заработать.

Еле проглатываю реплику насчёт сифилиса и геморроя, и уточняю:

– Прям реклама…

– Отнюдь. Объясняю, что не каждая может подойти на вакансию «эскорт». Для этого нужно иметь что-то большее, чем симпатичная фигурка и смазливая мордашка, – чеканит таким тоном, будто мы обсуждаем нечто действительно серьёзное, и в отношении меня. – Покупатели не только состоятельные, но и притязательные, а портить нашу репутацию, предложив тебя кому-то из них, – Костас качает головой, будто, и правда, не допускает такой мысли. – Я не готов на такой риск, – заключает, словно уже отказывает в просьбе меня взять на вакантную должность.

– Вот и отлично! Я не продаюсь, какие бы тут сказки не рассказывал, – отрезаю гневно.

– Уже понял, – но в голосе мерещится насмешка. – Ты же не продажная. Даже несмотря на то, что за несколько круизных туров ты могла бы полностью погасить долг.

Повисает щекотливая тишина.

– Да ты гонишь?! – фыркаю негодующе. – Это нереально! – но в этом не уверена.

– От чего же. Последний заказ был, – Костас вновь косится на Амира. – Сколько Вахтар Амуди за Юлю отвалил?

– Миллион, – сухо отзывается мужик.

– И это за пять дней, – значимо поясняет Дмитриадис явно для моих ушей.

– За три, – вклинивается в разговор Амир. – Его сорвали раньше, а в таких случаях возврат у нас не практикуется, – ровно поправляет охранник Дмитриадиса.

– Вот видишь, – отстранённо цыкает Костас. – Всё возможно… Правда, для этого нужно иметь больше, чем… ну я уже говорил, – качает головой, не желая повторяться. – А ты до уровня Юли, увы, не дотягиваешь. – Костас мнётся несколько секунд: – За тебя максимально, что можно будет взять… пару сотен.

– Что? – ошарашенно ахаю. – За меня всего пару сотен?

– О-о-о, – секунду помедлив кивает Дмитриадис, – ты уже торгуешься. Значит, цена всё же есть!

– А вот и нет! – горячо возражаю. – Возмущаюсь, и только! Я готова на ваши… эти… – встряхиваю головой неопределённо, – другие… вакансии.

Я уверена, что Рома быстро найдёт деньги. Быстро! Вот увидишь, – добавляю сквозь зубы. – А теперь, раз мы пришли к пониманию, я согласилась на смехотворные, даже сказала бы, унизительные условия, я бы хотела в свою каюту! В свою! А не в рабскую келью! Как-никак за «СВОЮ» уже уплачено! И я хочу есть! Вы меня всю ночь мучили! Я дико голодна…

Костас молчаливым кивком отдаёт распоряжение охранникам.

– Мне жаль, что жизнь была к тебе так несправедлива и жестока, Костас, – моя реплика нагоняет Дмитриадиса в спину, когда он уже стоит у выхода из комнаты. – Жаль, что наши пути разошлись… Но, видимо, это было к лучшему, потому что ты… стал другим. Такой ты мне не нравишься! И знаешь, я бы с тобой ни за какие деньги не переспала. Такого, какой ты сейчас, я скорее презираю, чем уважаю.